Джон Голсуори - Сага о Форсайдах 2
- Нехорошо! - объявила она. - Я должна стать на ноги и не могу осложнять свое положение.
- Дайте хоть поцеловать вас, и я уеду счастливый.
Клер пришла в еще большее смятение, подставила ему щеку и бросила:
- Только быстро!
Тони прильнул к ее щеке, но когда он стал искать ее губы, она отстранилась:
- Не надо. Уезжайте, Тони. Если хотите видеть меня, подождите, пока я вернусь в город. Впрочем, зачем вам встречаться со мной? Это сделает нас обоих несчастными - и только.
- Я так вам благодарен за это "нас"!
Карие глаза Клер улыбнулись. Они были цвета малаги, если поднять бокал к свету.
- Нашли работу, Тони?
- Ничего нет.
- Подождите выборов. После них станет легче. Сама я подумываю поступить в модистки.
- Вы?
- Надо же на что-то жить. Моей семье так же несладко, как и остальным. Тони, вы, кажется, собирались уехать?..
- Обещайте, что дадите мне знать, как только будете в городе.
Клер кивнула и нажала на стартер. Когда автомобиль мягко тронулся с места, она повернула голову и еще раз улыбнулась молодому человеку.
Тот стоял на дороге, стиснув руками виски, пока ее машина не исчезла за поворотом.
Загнав - автомобиль под навес, Клер подумала: "Бедный мальчик!" - и на душе у нее отлегло. Каждой молодой и красивой женщине, вне зависимости от ее положения перед лицом закона и морали, становится легче дышать, когда она вдыхает фимиам поклонения. Какие бы благие намеренья ее ни преисполняли, она знает, что ей должны поклоняться, и страдает, когда этого не происходит. Поэтому весь вечер Клер чувствовала себя более интересной и счастливой. Потом наступила ночь, такая лунная, что полный месяц, заглядывая в комнату Клер, долго не давал ей уснуть. Она вскочила, раздвинула занавески и, кутаясь в шубу, встала у окна. На улице, очевидно, подморозило, потому что низко над полями, как руно, стелился туман. Причудливые контуры вязов медленно плыли над его белой пеленой. Земля, раскинувшаяся за окном, казалась Клер незнакомой, словно упавшей с луны. Она вздрогнула. Картина, может быть, и красивая, но в этом морозном великолепии слишком уж холодно и неуютно. Она вспомнила о ночах в Красном море, когда приходилось спать без простыней и сама луна казалась раскаленной. Судя по некоторым признакам, пассажиры парохода сплетничали о ней и Тони, но она не обращала на это внимания. Да и с какой стати? Он ни разу не поцеловал ее за весь переезд - даже в тот вечер, когда зашел к ней в каюту, и она показывала ему фотографии, и они долго болтали. Милый скромный мальчик, настоящий джентльмен! Она не виновата, что он влюбился, - его никто не завлекал. А о будущем не стоит думать: что ни делай, жизнь все равно подставит тебе ножку. Пусть все идет само собой. Задаваться целью, строить планы, заранее обдумывать так называемую "линию поведения" - пустая трата времени. Она уже перепробовала все это с Джерри. Клер вздрогнула, рассмеялась и опять застыла, охваченная какой-то яростью. Нет! Тони жестоко ошибается, если думает, что она бросится в его объятия. Физическая любовь! Она знает, что у той за изнанка. Нет, довольно. Теперь она холодна, как лунный свет! Но говорить об этом она не может. Ни с кем - даже с матерью, и пусть они с отцом думают что хотят.
Динни, видимо, на что-то им намекнула, - они были страшно деликатны. Но всего не знает даже Динни. И никто никогда не узнает! Главное - чтобы у нее были деньги, остальное - неважно. Разумеется, "разбитая жизнь" и прочее - просто старомодная чушь. Каждый сам делает свою жизнь интересной. Она не намерена сидеть сложа руки и хныкать. Отнюдь! Но зарабатывать как-то надо. Клер дрожала, хотя на ней была меховая шубка. Лунный свет, казалось, леденил ее до самых костей. Ах, эти старые дома! В них нет даже центрального отопления, - владельцы не могут себе его позволить. Сразу же после выборов она отправляется в Лондон на разведку. Может быть. Флер что-нибудь подскажет. Если шляпное дело бесперспективно, она поищет место секретаря у какого-нибудь политического деятеля. Она хорошо печатает, свободно владеет французским, у нее разборчивый почерк. Умеет водить машину, объезжать лошадей. Досконально знает загородную жизнь, ее обычаи и порядки. Немало членов парламента были бы, наверно, не прочь заполучить к себе человека, который научит их, как надо одеваться, как, не обидев никого, отклонять приглашения, и вообще поможет им решать разные житейские головоломки. У нее изрядный опыт по части собак, кое-какой - по части цветов: она на редкость красиво расставляет их по кувшинам и вазам. Если потребуется войти в курс политических вопросов, - что ж, она и здесь быстро набьет себе руку. Так, в призрачном и холодном свете луны, Клер убеждала себя, что людям без нее не обойтись. Жалованья и ее двухсот фунтов в год ей хватит за глаза. Луна, стоявшая теперь позади одного из вязов, уже не представлялась Клер грозной и безличной, а с добродушным лукавством соучастницы подмигивала ей из-за все еще густых ветвей дерева. Клер обхватила руками плечи, сделала несколько антраша, чтобы согреть ноги, и снова юркнула в постель...
Молодой Крум возвращался в Лондон и незаметно для себя выжимал миль шестьдесят в час из взятой им напрокат машины. Впервые поцеловав холодную и вместе с тем жгучую щеку Клер, он пребывал в некотором умоисступлении. Поцелуй означал для него гигантский шаг вперед: Тони был неиспорченный молодой человек. Он не усматривал преимущества в том, что Клер замужняя женщина, но и не задавал себе вопрос, остались ли бы его чувства столь же пламенными, если бы она не состояла в браке. Новое и неуловимое очарование, которое приобретает женщина, познав физическую любовь, и острота, которую оно придает влечению знающего об этом мужчины, - такие вещи интересны для психолога, а не для непосредственного юноши, впервые в жизни влюбленного по-настоящему. Он хотел обладать ею если можно, как женою; если нельзя - все равно как, лишь бы обладать. Он провел три года на Цейлоне, где работал, не разгибая спины, встречал очень многих белых женщин и не встретил ни одной, к которой не остался бы равнодушен. До знакомства с Клер страстью его было поло, а познакомился он с ней тогда, когда лишился и поло и работы. В денежном смысле положение у него было такое же, как у Клер, только еще хуже. Он сумел отложить двести фунтов, но это было все, на что он мог рассчитывать, пока не найдет место.
Он отвел машину в гараж к приятелю, прикинул, где дешевле пообедать, и остановил выбор на своем клубе. Он фактически и жил там, а у себя в комнате на Райдер-стрит только ночевал и завтракал по утрам чашкой чая и яйцами всмятку. Это была скромная комнатка в первом этаже, с кроватью, платяным шкафом и окнами, выходившими на высокую заднюю стену соседнего дома, - словом, такая же, как та, где его отец, наезжая в город, ночевал и завтракал в девяностых годах за половину теперешней цены.
Под воскресенье в "Кофейне" оставались лишь немногие "ветераны", привыкшие проводить конец недели на Сент-Джеймс-стрит. Молодой Крум заказал обед из трех блюд и съел его без остатка. Потом выпил пива и пошел в курительную выкурить трубку. Он уже готов был опуститься в кресло, как вдруг заметил, что перед камином стоит высокий худой мужчина с темными подергивающимися бровями и седыми усиками и рассматривает его в перепаховый монокль. Повинуясь инстинкту влюбленного, который всеми путями старается приблизиться к предмету своих желаний. Тони осведомился:
- Простите, вы не сэр Лоренс Монт?
- Всю жизнь пребывал в этом убеждении.
Молодой человек улыбнулся:
- В таком случае, сэр, я знаю вашу племянницу - леди Корвен. Мы познакомились, возвращаясь вместе с Цейлона, и она говорила, что вы член этого клуба. Моя фамилия Крум.
- А! - ответил сэр Лоренс, роняя монокль. - По-моему, я знал вашего отца. Он часто бывал здесь до войны.
- Да. Он записал меня сюда, как только я родился. Я, по-видимому, самый молодой член клуба.
Сэр Лоренс кивнул.
- Значит, вы познакомились с Клер. Как ее здоровье?
- Насколько я мог судить, в порядке, сэр.
- Давайте сядем и поболтаем о Цейлоне. Угодно сигару?
- Благодарю, сэр, я курю трубку.
- Выпьете кофе? Официант, две чашки кофе. Моя жена гостит сейчас в Кондафорде у родных Клер. Клер - интересная женщина.
Крум заметил, как пристально следят за ним темные глаза собеседника, раскаялся в своем порыве и покраснел, но храбро ответил:
- Да, сэр, очаровательная.
- Вы знакомы с Корвеном?
- Нет, - отрезал Крум.
- Неглупый человек. Понравился вам Цейлон?
- О да. Но пришлось уехать.
- Собираетесь вернуться?
- Боюсь, что нет.
- Я был там, но давным-давно. Индия задушила его. В Индии были?
- Нет, сэр.
- Трудно понять, в какой степени народ Индии жаждет независимости. Индусы на семьдесят процентов крестьяне. А крестьяне хотят устойчивости и спокойной жизни. Помню, в Египте перед войной усилилось националистическое движение. Но феллахи были за Китченера и твердое британское руководство. Когда же во время войны мы отозвали Китченера, положение в Египте стало неустойчивым, и они переметнулись на другую сторону. Чем вы занимались на Цейлоне?
