Джон Голсуори - Сага о Форсайдах 2
- Способно ли оно что-то предпринять, если продержится?
- Майкл считает, что да, но он ведь неисправимый оптимист. Дядя Лоренс утверждает, что можно покончить с паникой, прекратить отлив денег из страны, вернуть фунту устойчивость и пресечь спекуляцию. Но это осуществимо лишь путем всеобщей и радикальной реконструкции, а на нее уйдет лет двадцать, в течение которых мы будем все больше беднеть. Правительство ведь не может заставить нас полюбить работу больше игры, восстать против чудовищных налогов и предпочесть будущее настоящему. И потом - дядя Лоренс говорит, что было бы ошибкой думать, будто люди согласятся всегда работать так, как работали во время войны, чтобы спасти страну. Тогда мы были единым народом, дравшимся против внешнего врага; теперь у нас два народа, каждый из которых видит в другом внутреннего врага и придерживается прямо противоположных взглядов на то, откуда ждать спасения.
- Выходит, дядя Лоренс возлагает упования на социалистов?
- Нет. По его словам, они забывают, что никто не станет кормить народ, не способный ни производить свой хлеб, ни платить за него. Он убежден, что коммунизм или социализм возможны только в такой стране, которая сама себя прокормит. Видишь, какая я стала ученая! И потом, эти социалисты через каждые два слова поминают Немезиду.
- Вот вздор! Куда ты везешь меня, Динни?
- Я думаю, ты не прочь позавтракать у Флер. Затем с поездом три пятьдесят отправимся в Кондафорд.
Сестры замолчали и погрузились в глубокие и безрадостные размышления друг о друге. Клер угадывала в старшей ту трудно уловимую перемену, которая происходит в человеке, когда облетает весенний цвет жизни и он учится жить дальше без него. А Динни говорила себе: "Бедная девочка! Нам обеим досталось. Что ей теперь делать? И как я могу ей помочь?"
II
- Какой вкусный завтрак! - объявила Клер, доев сахар, оставшийся на дне чашки. - До чего приятно в первый раз поесть на суше! Когда садишься на пароход и читаешь первое меню, прямо диву даешься - чего в нем только нет. А потом его сводят к холодной ветчине без малого три раза в день. Вам приходилось испытывать такое разочарование?
- А как же! - ответила Флер. - Впрочем, нам подавали кэрри - неплохое блюдо.
- Только не тогда, когда возвращаешься. Мне даже смотреть на него противно. Как идет конференция Круглого стола?
- Заседают. Цейлон заинтересован в Индии?
- Не слишком. А Майкл?
- Мы оба заинтересованы.
Брови Клер приподнялись с очаровательной стремительностью.
- Но вы же ничего о ней не знаете!
- Видите ли, я была в Индии и одно время часто встречалась с индийскими студентами.
- Ах, эти студенты. В них вся беда. Они такие передовые, а народ страшно отсталый.
- Клер, если хочешь взглянуть на Кита и Кэт, попроси Флер свести нас наверх, - напомнила Динни.
Сестры посетили детские и снова сели в автомобиль.
- Поражаюсь Флер, - призналась Клер. - Она всегда точно знает, что хочет.
- Ив общем получает, хотя исключения и бывали. Я никогда не верила, что ей хотелось получить Майкла.
- Неудачный роман?
Динни кивнула. Клер посмотрела в окошечко автомобиля:
- Обычная история. Не у нее одной.
Динни ничего не ответила.
- Теперь в поездах всегда свободно, - заметила она, когда они с сестрой заняли пустое купе в вагоне третьего класса.
- Знаешь, Динни, после той жуткой истории, которую я затеяла, я побаиваюсь встречи с отцом и мамой. Честное слово, мне совершенно необходимо приискать работу.
- Да, в Кондафорде ты быстро затоскуешь.
- Не в этом дело. Мне нужно доказать, что я не круглая идиотка. Интересно, сумела бы я заведовать гостиницей? Они у нас на редкость старомодные.
- Мысль неглупая. Такое место требует напряжения, зато дает возможность общаться с массой людей.
- Это что, насмешка?
- Нет, дорогая, просто голос здравого смысла: ты же никогда не согласишься похоронить себя в глуши.
- А как попасть на такое место?
- Ума не приложу. Кроме того, теперь людям не на что разъезжать.
Боюсь также, что заведование гостиницей требует предварительного изучения технической стороны дела. Впрочем, тебе поможет твой титул.
- Я не желаю носить его имя. Лучше буду просто миссис Клер.
- Понятно. Тебе не кажется, что мне следовало бы знать обо всем несколько подробнее?
Клер помолчала и вдруг выпалила:
- Он - садист.
Динни посмотрела на запылавшее лицо сестры и созналась:
- Никогда не понимала толком, что это такое.
- Человек, который ищет сильных ощущений, причиняя боль тому, кто их доставляет. Жена - самый удобный объект.
- Родная моя!..
- Всякое бывало. Мой хлыст для верховой езды - это уж последняя капля.
- Неужели он?.. - в ужасе вскрикнула Динни.
- Да.
Динни пересела на скамейку сестры и обняла Клер:
- Дорогая, ты должна освободиться!
- Как? Доказательств-то нет. И, кроме того, не выставлять же напоказ такую мерзость! Ты - единственная, кому я могу об этом рассказать.
Динни встала и опустила окно. Лицо у нее пылало так же, как у сестры. Клер угрюмо продолжала:
- Я ушла от него, как только подвернулась возможность. Но все это не подлежит огласке. Видишь ли, нормальное влечение быстро теряет остроту, а климат на Цейлоне жаркий.
- О господи! - вырвалось у Динни. Она снова села напротив сестры.
- Это моя вина. Я ведь всегда знала, что лед тонкий, ну вот и провалилась. Только и всего.
- Но, дорогая, нельзя же в двадцать четыре года быть замужем и жить без мужа.
- Почему бы нет? Manage mangue [1] хорошо охлаждает кровь. Меня заботит одно - где достать работу. Я не собираюсь садиться отцу на шею. Вы тут еще держитесь на плаву, Динни?
- Не очень. До сих пор сводили концы с концами, но последний налог нас прямо топит. Трудность в том, чтобы не пожертвовать никем из прислуги. Мы ведь все сидим в одной лодке. Я всегда считала, что Кондафорд и деревня - одно целое. Мы или выплывем вместе, или вместе пойдем ко дну. Так или иначе - надо бороться. Отсюда моя затея с пекарней.
- Можно мне заняться доставкой, если я не найду другой работы? Старая машина, наверное, еще цела?
- Дорогая моя, ты будешь помогать нам так, как захочешь. Но дело только начинается. Налаживать его придется до самого рождества. А пока что скоро выборы.
- Кто наш кандидат?
- Некий Дорнфорд, человек здесь новый, но очень приличный.
- Ему нужны избирательные агенты?
- Я думаю!
- Вот и прекрасно. Для начала займусь хоть этим. А будет толк от национального правительства?
- Они уверяют, что "завершат начатую работу", но как - покамест не говорят.
- Мне кажется, что они передерутся, как только им предложат первый же конструктивный план. Впрочем, мое дело сторона. Буду просто разъезжать по округе и агитировать: "Голосуйте за Дорнфорда!" Как тетя Эм?
- Завтра приезжает погостить. Неожиданно написала, что не видела малыша, что пребывает в романтическом настроении и хочет пожить в комнате священника. Просит меня присмотреть, "чтобы там не навели порядка к ее приезду". Тетя Эм не меняется.
- Я часто думала о ней, - сказала Клер. - Она вся какая-то успокоительная.
Затем последовало долгое молчание. Динни думала о Клер, Клер - о себе. Размышления скоро утомили приезжую, и она искоса взглянула на сестру. Забыла ли та историю с Уилфридом Дезертом, о которой Хьюберт писал с такой тревогой, пока она длилась, и с таким облегчением, когда она кончилась? Динни, сообщил Хьюберт, потребовала прекратить всякие разговоры о ее романе, но с тех пор прошел уже целый год. Рискнуть заговорить, или она ощетинится, как ежик? "Бедная Динни! - подумала Клер. - Мне двадцать четыре; значит, ей уже двадцать семь!" Она молча сидела и поглядывала на профиль сестры. Очаровательный - особенно благодаря чуть вздернутому носу, который придает лицу решительное выражение! Глаза не поблекли по-прежнему красивые и синие, как васильки; ресницы кажутся неожиданно темными на фоне каштановой шевелюры. А все-таки лицо осунулось и утратило то, за что дядя Лоренс прозвал Динни "шипучкой". "Будь я мужчиной, я влюбилась бы в нее, - решила Клер. - Она хорошая. Но лицо у нее теперь печальное и проясняется только, когда она заговорит". И Клер полузакрыв глаза, посматривая на сестру через опущенные ресницы. Нет! Спрашивать нельзя. На лице, за которым она наблюдала, лежал отпечаток выстраданной отрешенности. Было бы непростительно снова растревожить ее.
- Займешь свою прежнюю комнату, дорогая? - спросила Динни.
Боюсь, что голуби чересчур сильно расплодились. Они беспрерывно воркуют под твоим окном.
- Мне они не помешают.
- А как насчет завтрака? Сказать, чтобы его подали к тебе в комнату?
- Не беспокойся обо мне, дорогая. Мне будет ужасно неловко, если я кому-нибудь причиню беспокойство. До чего замечательно вернуться в Англию, да еще в такой день! Какая чудесная трава, и вязы, и голубое небо!
- Еще один вопрос, Клер. Хочешь, чтобы я рассказала обо всем отцу и маме, или мне лучше молчать?
