Юки-онна, или Записки о ёкаях - Лафкадио Хирн
Настоятель и его служка раздели Хоити донага и, взяв кисточки для письма, покрыли его спину, грудь, голову, лицо, шею, руки и ноги, даже подошвы текстами священной сутры «Хання сингё»[39]. Проделав это, настоятель сказал Хоити:
– После того как я уйду, сядь на веранде и жди. Тебя опять позовут. Но, что бы ни случилось, не отвечай и не шевелись. Молчи и сиди неподвижно, как бы погрузившись в размышления. Если шевельнешься или издашь хотя бы звук, тебя растерзают. Не бойся и не зови на помощь – тебя никто не спасет. Но если сделаешь в точности так, как я говорю, опасность минует, и впредь тебе нечего будет бояться.
Когда настал вечер, настоятель и служка ушли, а Хоити, как ему было велено, уселся на веранде. Он положил биву на пол рядом с собой и притворился погруженным в молитву. Хоити сидел неподвижно, стараясь дышать как можно тише. Так он провел несколько часов.
Наконец на улице раздались шаги. Кто-то вошел в ворота, пересек сад и остановился напротив веранды.
– Эй, Хоити! – позвал зычный голос.
Слепец, затаив дыхание, замер.
– Хоити! – нетерпеливо повторил гость. И в третий раз, уже в гневе: – Хоити!
Тот оставался недвижим, как камень. Голос проворчал:
– Никто не отвечает… так не годится! Ну-ка, поищу его.
Тяжелыми шагами кто-то поднялся на веранду, осторожно приблизился и стал рядом с Хоити. Шло время; слепому казалось, что от биения сердца все его тело содрогается. Стояла мертвая тишина.
Наконец хриплый голос произнес:
– Вот бива… а от музыканта остались одни только уши! Теперь понятно, почему он не отвечал, – у него ведь нет рта. Ничего нет, кроме ушей! Я отнесу их господину, ведь приказы следует исполнять любой ценой…
Железными руками кто-то схватил Хоити за уши и оторвал их! Невзирая на страшную боль, тот не издал ни звука.
Тяжелые шаги постепенно затихли. Слепец чувствовал, как по щекам у него льется кровь, но не смел шевельнуться…
Незадолго до рассвета вернулся настоятель. Он немедленно поспешил на веранду, поскользнулся на чем-то липком и издал крик ужаса – это была кровь. Тут он увидел Хоити, который по-прежнему сидел в позе медитации. Его раны все еще кровоточили.
– Бедный Хоити! – воскликнул испуганный настоятель. – Что это? На тебя напали?
Услышав голос друга, слепой наконец убедился, что ему ничего не грозит. Рыдая, он рассказал о пережитом.
– Бедный, бедный Хоити! – повторял настоятель. – Это я виноват, ох, как я виноват! Я покрыл священными текстами все твое тело… кроме ушей! Эту работу я доверил служке – увы, увы, я не проследил, чтоб он все сделал как следует! Что ж, теперь ничего не поделаешь, остается только поскорей залечить твои раны. Подбодрись, друг, опасность миновала. Больше духи тебя не побеспокоят.
С помощью хорошего лекаря Хоити скоро оправился от ран. Слухи о его странном приключении разошлись повсюду, и он сделался знаменит. Много благородных особ приезжали в Акамагасэки, чтобы послушать его пение; они щедро награждали Хоити, и он разбогател. Но с тех пор ему дали прозвище Миминаси-Хоити – Безухий Хоити.
Дипломатия
Казнь должна была состояться в саду ясики[40]. Преступника поставили на колени на широкой посыпанной песком площадке возле тобииси (так называют каменные плиты, которые и в наши дни можно видеть в японских садах). Руки ему связали за спиной. Слуги принесли ведра с водой и мешки из-под риса, наполненные галькой; они со всех сторон уложили их вокруг стоявшего на коленях преступника, чтобы он не мог шевельнуться. Пришел господин и, найдя все приготовления удовлетворительными, не произнес ни слова.
Тут обреченный воскликнул:
– Достопочтенный господин, я вовсе не умышленно совершил проступок, за который меня приговорили к смерти. Я повинен только в большой глупости. Кто отроду глуп, не всегда может избежать оплошки. Казнить человека за глупость – дурно, и вы за это поплатитесь. Если вы меня убьете, ждите беды: мое негодование обрушится на вас, и злом воздастся за зло!
Если убить человека, когда он разгневан, его дух отомстит убийце. Самурай это знал. Он ответил мягко, почти ласково:
– После смерти пугай нас, сколько вздумается. Но знаешь, мне не верится, что ты говоришь искренне. Может быть, ты постараешься выразить свою досаду, после того как тебя обез-главят?
– Непременно, – ответил приговоренный.
– Вот и хорошо, – сказал самурай, обнажая длинный меч. – Сейчас я отрублю тебе голову. Прямо перед тобой лежит каменная плита. Постарайся ее укусить, когда твоя голова упадет наземь. Если твой разгневанный дух это проделает, возможно, мы и испугаемся. Ну что, ты попытаешься укусить плиту?
– Я ее укушу! – в гневе вскричал приговоренный. – Укушу, укушу!..
Послышался свист, блеснула сталь, раздался глухой удар, и связанное тело повалилось на мешки. Из рассеченной шеи брызнули две длинные струи крови, а голова покатилась по песку. Внезапно подскочив, она ухватилась зубами за край каменной плиты, несколько мгновений отчаянно за него цеплялась, а затем упала набок.
Все молчали; слуги в ужасе смотрели на своего господина, который был ничуть не встревожен. Он отдал меч слуге, который, подбежав с деревянным ведерком, обмыл лезвие от рукоятки до кончика и осторожно протер его листами рисовой бумаги. Так завершилась казнь.
Несколько месяцев слуги и домашние в страхе ждали появления призрака. Они не сомневались, что дух отомстит; от непрерывной тревоги им то и дело что-нибудь мерещилось. Они пугались шума ветра среди стеблей бамбука и шарахались от теней в саду. Наконец, посовещавшись, они решили обратиться к хозяину с просьбой провести сэгаки, чтобы умилостивить покойного.
– Не нужно, – сказал самурай, когда ближайший вассал выразил общее желание. – Я знаю: если умирающий жаждет мести, это может быть опасно. Но нам бояться нечего.
Вассал недоуменно взглянул на господина, однако не решился спросить, в чем причина его сверхъестественного спокойствия.
– Все просто, – угадав его мысли, ответил самурай. – Лишь одно последнее намерение этого человека могло исполниться; когда я предложил ему доказать мне свою решимость, он перестал думать о мести и умер с горячим желанием укусить камень. Именно это желание он и сумел осуществить, а обо
