Красный гаолян - Мо Янь
9
После того как бабушка обмыла Ласку горячей водой, та перестала кричать. С израненного лица не сходила нежная улыбка, а из тела не переставала идти кровь. Дедушка приглашал едва ли не всех местных врачей, второй бабушке выписывали корзинами лекарства, но симптомы обострялись с каждым днем. В тот период в комнате у бабушки висел густой запах крови. Ласка, видимо, истекла кровью, поскольку даже уши у нее стали прозрачными, как вермишель из бобового крахмала.
Последнего врача дядя Лохань привез из уездного города Пинду. Это был старец глубоко за восемьдесят с серебряной бородкой, мощным лбом и длинными ногтями на обеих руках. На застежках ватного халата висела расческа для бороды из воловьего рога, серебряная ложечка, чтобы чистить уши, и костяная зубочистка. На глазах у отца старый лекарь положил пальцы на запястье второй бабушки и проверил пульс сначала на левой руке, а потом на правой, после чего объявил:
– Готовьтесь к похоронам!
После ухода лекаря бабушка с дедушкой помрачнели. Бабушка всю ночь напролет шила для Ласки погребальную одежду, а дедушка отправил дядю Лоханя к плотнику выбрать гроб.
На следующее утро бабушка с помощью нескольких соседок переодела вторую бабушку в новое одеяние. Теперь она, без тени обиды на лице, лежала на кане, облаченная в красную шелковую рубашку, синие атласные штаны, зеленую шелковую юбку и вышитые алые туфельки. Губы расплылись в улыбке, а грудь все еще вздымалась, хотя дыхание время от времени прерывалось.
В полдень отец увидел черного как сажа кота, который прогуливался по крыше, наводя ужас своими криками. Отец поднял камень и метнул его в кота, тот подпрыгнул, а потом неспешно пошел дальше.
Когда зажгли фонари, работники винокурни вынесли гроб и поставили во дворе. Бабушка зажгла в комнате лампу на соевом масле и по особому случаю опустила в масло три фитиля, скрученных из ситника, поэтому дым, поднимавшийся в комнате, отдавал жареной бараниной. Все взволнованно ждали, когда же Ласка испустит дух. Отец спрятался за дверью, глядя на уши Ласки, которые при свете фонаря казались похожими на прозрачное стекло, его душу охватило странное ощущение таинственности происходящего. В этот момент он почувствовал, что по крыше снова ходит тот черный кот, – словно бы увидел, как в темноте светятся фосфором его глаза, и услышал его сладострастное мяуканье. Волосы отца встали дыбом, как колючки у ежа. Внезапно вторая бабушка распахнула глаза – зрачки не шевелились, однако веки трепетали, словно на них падали капли дождя. Ее лицо свело судорогой, губы искривились – раз, другой, третий, – после чего изо рта Ласки вылетел звук еще отвратительней, чем кошачий концерт весной. Отец увидел, что золотистые языки пламени в масляной лампе тут же стали зелеными, как перья лука, и в этом свете лицо Ласки окончательно утратило человеческие черты.
Сначала бабушка даже обрадовалась, что Ласка ожила, но радость быстро сменилась ужасом.
– Сестренка, ты чего? Сестренка?
Вторая бабушка разразилась бранью:
– Сукины дети! Не ждите пощады! Вы сгубили мое тело, но душу мою не сгубите! Я с вас шкуру живьем спущу, жилы повыдергиваю!
Голос был не похож на голос Ласки – казалось, его обладательнице уже далеко за пятьдесят.
Бабушка попятилась.
Веки Ласки все так же трепетали с бешеной скоростью, изо рта вырывались дикие крики и проклятья, аж крыша сотрясалась, и все присутствующие похолодели от страха. Дедушка ясно увидел, что тело Ласки от шеи и ниже застыло, словно деревянная палка, и не понимал, откуда у нее берутся силы для истошных воплей.
Он не знал, что делать, и послал отца на восточный двор за дядей Лоханем. Страшные крики Ласки были слышны даже там. В комнате у дяди Лоханя собрались семь или восемь работников винокурни, которые с жаром обсуждали происходящее, однако при виде отца замолчали. Отец сказал:
– Дядя Лохань, названый отец зовет!
Лохань вошел в комнату, искоса посмотрел на вторую бабушку, а потом вывел дедушку наружу. Отец тоже увязался за ними. Дядя Лохань тихонько сказал:
– Хозяин, она давно умерла, не понятно, что за бес вселился в тело.
Еще не успели отзвучать его слова, как вторая бабушка громко завопила:
– Лю Лохань, сучий ты потрох! Ждет тебя страшная смерть. Жилы вырвут, кожу спустят, хрен отрубят…
Дедушка и дядя Лохань переглянулись и замолчали. Дядя Лохань подумал немного и велел:
– Надо обмыть ее водой из низины, та вода демонов изгоняет.
Вторая бабушка в комнате не переставала ругаться на чем свет стоит.
Дядя Лохань принес в глиняном сосуде грязной воды и привел с собой четырех крепких работников винокурни и тут услышал, как Ласка в комнате безудержно расхохоталась:
– Лохань, Лохань, лей давай! Тетка твоя напьется!
Отец увидел, как один из работников винокурни взял воронку, которой разливали гаоляновое вино на продажу, и с силой вставил в рот Ласки, а второй поднял сосуд и начал вливать воду. Вода в воронке закручивалась и стекала вниз так быстро, что трудно было поверить, будто вся она попадает в живот Ласки.
Когда в нее влили всю воду, вторая бабушка притихла. Живот ее был совершенно плоским, а в груди что-то булькало, словно бы она дышала.
Все с облегчением перевели дух. Дедушка Лохань объявил:
– Хватит!
Отец снова услышал топот на крыше, словно бы там шастает черный кот.
На лице Ласки опять расцвела очаровательная улыбка. Шея вытянулась, как у кукарекающего петуха, кожа натянулась так, что стала прозрачной, а изо рта хлынула фонтаном мутная вода. Столб воды бил четко по вертикали, а на высоте больше двух чи внезапно раскрывался, как лепестки хризантемы, которые осыпались на новое погребальное одеяние.
Фонтан так напугал четырех работников винокурни, что они пустились наутек. Вторая бабушка пронзительно закричала:
– Бегите, бегите, все равно не убежать! Не скрыться! Монах убежит, а храм никуда не денется.
От этого крика у них душа ушла в пятки, парни жалели, что у них всего по две ноги.
Дядя Лохань с мольбой посмотрел на дедушку, а тот в ответ с мольбой посмотрел на дядю Лоханя, их взгляды встретились, превратившись в два беспомощных вздоха.
Ласка ругалась еще яростнее, ее руки и ноги сводило судорогой.
– Японские псы! Китайские псы! Через тридцать лет они заполонят все! Юй Чжаньао, тебе не убежать! Жаба съела пчелу – худшее еще впереди!
Тело второй бабушки выгнулось дугой, словно бы она собиралась присесть на кане.
Дядя Лохань крикнул:
– Беда! Бес поднимает тело! Быстрее несите стальное кресало!
Бабушка принесла то, что он просил.
Дедушка, собравшись с духом, прижал Ласку, а дядя Лохань хотел придавить кресало к ее сердцу, но не тут-то было. Тогда дядя Лохань собрался было уйти, но дедушка его остановил:
– Дядя, ты не можешь уйти!
– Госпожа, быстрее принесите стальную лопату.
Только когда на грудь второй бабушки надавили острым стальным лезвием, она успокоилась.
Дедушка и дядя Лохань вышли из комнаты, а за ними и отец. Вторая бабушка одна маялась в комнате, остальные удалились во двор.
Вторая бабушка крикнула:
– Юй Чжаньао! Хочу молодого петуха с желтыми лапами!
– Давайте
