Франц Кафка - Превращение

Кафка Франц

Превращение

Франц Кафка

Превращение

1

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое. Лежа на панцирно-твердой спине, он видел, стоило ему при-поднять голову, свой коричневый, выпуклый, разделенный дугообразными чешуйками живот, на верхушке которого еле держалось готовое вот-вот окончательно сползти одеяло. Его многочисленные, убого тонкие по сравнению с остальным телом ножки беспомощ-но копошились у него перед глазами.

"Что со мной случилось?"- подумал он. Это не было сном. Его комната, настоящая, разве что слишком маленькая, но обычная комната, мирно покоилась в своих четырех хорошо знакомых стенах. Над столом, где были разложены распакованные образцы сукон - Замза был коммивояжером, - висел портрет, который он недавно вырезал из ил-люстрированного журнала и вставил а красивую золоченую рамку. На портрете была изображена дама в меховой шля-пе и боа, она сидела очень прямо и протягивала зрителю тяжелую меховую муфту, в которой целиком исчезала ее рука.

Затем взгляд Грегора устремился в окно, и пасмурная погода- слышно было, как по жести подоконника стучат капли дождя - привела его и вовсе в грустное настроение. "Хорошо бы еще немного поспать и забыть всю эту чепу-ху",- подумал он, но это было совершенно неосуществимо, он привык спать на правом боку, а в теперешнем своем состоянии он никак не мог принять этого положения. С ка-кой бы силой ни поворачивался он на правый бок, он не-изменно сваливался опять на спину. Закрыв глаза, чтобы не видеть своих барахтающихся мог, он проделал это доб-рую сотню раз и отказался от этих попыток только тогда, когда почувствовал какую-то неведомую дотоле, тупую и слабую боль в боку.

"Ах ты, господи, - подумал он,- какую я выбрал хло-потную профессию! Изо дня в день в разъездах. Деловых волнений куда больше, чем на месте, в торговом доме, а кроме того, изволь терпеть тяготы дороги, думай о распи-сании поездов, мирись с плохим, нерегулярным питанием, завязывай со все новыми и новыми людьми недолгие, ни-когда не бывающие сердечными отношения. Черт бы по-брал все это!" Он почувствовал вверху живота легкий зуд; медленно подвинулся на спине к прутьям кровати, что-бы удобнее было поднять голову; нашел зудевшее место, сплошь покрытое, как оказалось, белыми непонятными то-чечками; хотел было ощупать это место одной из ножек, но сразу отдернул ее, ибо даже простое прикосновение вызвало у него, Грегора, озноб.

Он соскользнул в прежнее свое положение. "От этого раннего вставания,подумал он,- можно совсем обезуметь. Человек должен высыпаться. Другие коммивояжеры жи-вут, как одалиски. Когда я, например, среди дня возвра-щаюсь в гостиницу, чтобы переписать полученные заказы, эти господа только завтракают. А осмелься я вести себя так, мои хозяин выгнал бы меня сразу. Кто знает, впрочем, может быть, это было бы даже очень хорошо для меня. Если бы я не сдерживался ради родителей, я бы давно заявил об уходе, я бы подошел к своему хозяину и выло-жил ему все, что о нем думаю. Он бы так и свалился с конторки! Странная у него манера- садиться на конторку и с ее высоты разговаривать со служащим, который вдо-бавок вынужден подойти вплотную к конторке из-за того, что хозяин туг на ухо. Однако надежда еще не совсем по-теряна: как только я накоплю денег, чтобы выплатить долг моих родителей - на это уйдет еще лет пять-шесть,- я так и поступлю. Тут-то мы и распрощаемся раз и на-всегда. А пока что надо подниматься, мой поезд отходит в пять".

И он взглянул на будильник, который тикал на сунду-ке. "Боже правый!"подумал он. Было половина седь-мого, и стрелки спокойно двигались дальше, было даже больше половины, без малого уже три четверти. Неужели будильник не звонил? С кровати было видно, что он по-ставлен правильно, на четыре часа; и он, несомненно, зво-нил. Но как можно было спокойно спать под этот сотря-сающий мебель трезвон? Ну, спал-то он неспокойно, но, видимо, крепко. Однако что делать теперь? Следующий поезд уходит в семь часов; чтобы поспеть на него, он должен отчаянно торопиться, а набор образцов еще не упако-ван, да и сам он отнюдь не чувствует себя свежим и лег-ким на подъем. И даже поспей он на поезд, хозяйского разноса ему все равно не избежать- ведь рассыльный торгового дома дежурил у пятичасового поезда и давно до-ложил о его, Грегора, опоздании. Рассыльный, человек бесхарактерный и неумный, был ставленником хозяина. А что, если сказаться больным? Но это было бы крайне неприятно и показалось бы подозрительным, ибо за пятилетнюю свою службу Грегор ни разу еще не болел. Хозяин, конечно, привел бы врача больничной кассы и стал попрекать родителей сыном-лентяем, отводя любые возра-жения ссылкой на этого врача, по мнению которого все люди на свете совершенно здоровы и только не любят работать. И разве в данном случае он был бы так уж неправ? Если не считать сонливости, действительно странной после такого долгого сна, Грегор и в самом деле чувствовал себя превосходно и был даже чертовски голоден.

Покуда он все это торопливо обдумывал, никак не решаясь покинуть постель,- будильник как раз пробил без четверти семь,- в дверь у его изголовья осторожно постучали.

- Грегор,- услыхал он (это была его мать),- уже без четверти семь. Разве ты не собирался уехать?

Этот ласковый голос! Грегор испугался, услыхав ответные звуки собственного голоса, к которому, хоть это и был, несомненно, прежний его голос, примешивался какой-то подспудный, но упрямый болезненный писк, отчего слова только в первое мгновение звучали отчетливо, а потом искажались отголоском настолько, что нельзя было с уверенностью сказать, не ослышался ли ты. Грегор хотел подробно ответить и все объяснить, но ввиду этих обстоятельств сказал только:

- Да, да, спасибо, мама, я уже встаю.

Снаружи, благодаря деревянной двери, по-видимому, не заметили, как изменился его голос, потому что после этих слов мать успокоилась и зашаркала прочь. Но короткий этот разговор обратил внимание остальных членов семьи на то, что Грегор вопреки ожиданию все еще дома, и вот уже в одну из боковых дверей стучал отец - слабо, но кулаком.

- Грегор! Грегор!- кричал он.- В чем дело? И через несколько мгновений позвал еще раз, понизив голос:

- Грегор! Грегор!

А за другой боковой дверью тихо и жалостно говорила сестра:

- Грегор! Тебе нездоровится? Помочь тебе чем-ни-будь?

Отвечая всем вместе: "Я уже готов",- Грегор старался тщательным выговором и длинными паузами между сло-вами лишить свой голос какой бы то ни было необычности. Отец и в самом деле вернулся к своему завтраку, но се-стра продолжала шептать:

- Грегор, открой, умоляю тебя.

Однако Грегор и не думал открывать, он благословлял приобретенную в поездках привычку и дома предусмотри-тельно запирать на ночь все двери.

Он хотел сначала спокойно и без помех встать, одеться и прежде всего позавтракать, а потом уж поразмыслить о дальнейшем, ибо - это ему стало ясно- в постели он "и до чего путного не додумался бы. Ом вспомнил, что уже не раз, лежа в постели, ощущал какую-то легкую, вызван-ную, возможно, неудобной позой боль, которая, стоило встать, оказывалась чистейшей игрой воображения, и ему было любопытно, как рассеется его сегодняшний морок. Что изменение голоса всего-навсего предвестие профессио-нальной болезни коммивояжеров - жестокой простуды, в этом он нисколько не сомневался.

Сбросить одеяло оказалось просто; достаточно было немного надуть живот, и оно упало само. Но дальше дело шло хуже, главным образом потому, что он был так широк.

Ему нужны были руки, чтобы подняться; а вместо этого у него было множество ножек, которые не переставали бес-порядочно двигаться и с которыми он к тому же никак не мог совладать. Если он хотел какую-либо ножку сог-нуть, она первым делом вытягивалась; а если ему наконец удавалось выполнить этой ногой то, что он задумал, то другие тем временем, словно вырвавшись на волю, прихо-дили в самое мучительное волнение. "Только не задержи-ваться понапрасну в постели",- сказал себе Грегор.

Сперва он хотел выбраться из постели нижней частью своего туловища, но эта нижняя часть, которой он, кста-ти, еще не видел, да и не мог представить себе, ока-залась малоподвижной; дело шло медленно; а когда Гре-гор наконец в бешенстве напропалую рванулся вперед, он, взяв неверное направление, сильно ударился о прутья кровати, и обжигающая боль убедила его, что нижняя часть туловища у него сейчас, вероятно, самая чувстви-тельная.

Поэтому он попытался выбраться сначала верхней ча-стью туловища и стал осторожно поворачивать голову к краю кровати. Это ему легко удалось, и, несмотря на свою ширину и тяжесть, туловище его в конце концов мед-ленно последовало за головой. Но когда голова, перева-лившись наконец за край кровати, повисла, ему стало страшно продвигаться и дальше подобным образом. Ведь если бы он в конце концов упал, то разве что чудом не повредил бы себе голову. А терять сознание именно сейчас он ни в коем случае не должен был; лучше уж было остаться в постели.