Франц Фюман - Избранное
— Прощай! — молвила она. — Прощай, мой друг!
— Ты тоже меня покидаешь? — печально спросил Прометей.
— Я покидаю вас всех, — произнесла Деметра. Она бросила мешок из шкур и закуталась в свои растрепанные волосы. Прометей лишь сейчас заметил, что она обнажена и что, несмотря на копоть и пепел, покрывающие ее тело, она прекрасна.
— Останься с нами, Деметра! — попросил он.
Он хотел сказать, как говорил обычно: «Останься с нами, сестра!» Но почему-то сказал: «Останься с нами, Деметра!»
Богиня покачала головой.
— Я никогда не вернусь на Олимп, — тихо ответила она. — Мне противен тамошний воздух. Я хочу спать среди посевов, когда они всходят и зеленеют, а летом укрываться в тени колосьев, когда же пойдет снег, я зароюсь в землю, как делают семена. Ты же, титан, оставайся в Африке! Там, в глубине страны, есть высокие горы и прохладные озера, туда ступай и не мешай Зевсу хозяйничать на его скале. На Африканском нагорье я видела цветы, сотканные из радуги, и деревья, чье благоухание наплывает, как туман.
— А ты пойдешь со мной? — спросил Прометей.
Деметра снова покачала головой.
— Я хочу быть одна, — твердо сказала она. — Только Кору мне хотелось бы иногда видеть. Я люблю ее как родную дочь. Ее участь так печальна. Каждое зернышко имеет право весною выйти на свет, а эта девушка должна вечно томиться во тьме. Я никогда ее не забуду. Прощай, титан! — Мгновенье она колебалась, не поцеловать ли ей на прощанье Прометея, потом прижала его руку к своему лбу и скрылась.
Волосы ее развевались по ветру, оставляя светлый след.
«Я останусь, — твердил себе Прометей, — я останусь! Даже если все остальные убегут, я останусь! Я призову Зевса к ответу!»
Полосатые ослята кричали.
Земля гудела.
Показался Зевс.
Тяжелой поступью шел он по пустынному Судану в сторону Мертвого моря. На левом плече он держал громоносный жезл, на правом, привязанный ремнями, сидел орел. От тяжести царь запыхался, он низко опустил голову, а временами тянул носом воздух и сопел. На Олимпе запах жареного так приятно щекотал ему ноздри, что он больше не мог совладать со своим желанием и, бросив золотую колесницу, побежал прямехонько в Африку. Он надеялся найти там пожарище вроде того, что встречалось ему в Критском лесу: обугленные стволы, сгоревший кустарник, а под ними — готовое ароматное жаркое, однако повсюду он видел песок, песок и только песок, вся равнина до горизонта — сплошной песок, да и шел он все время по песку, а над песком было только небо; когда же убегали звери, то песок носился и в воздухе. И вот за странно тихим Нилом он вдруг обнаружил еще одну реку, в мутной тине которой валялись слоны и носороги, а за нею, как ему виделось, лежала опять пустыня. И здесь тоже никаких следов золы и жара! «Что это за широкое русло?» — думал он, как незадолго перед тем думал лев. Ведь прежде его здесь не было! Он принюхивался, но ни капли пряного аромата больше не чуял. Да и запах тлеющих цветов развеялся тоже.
Он обернулся назад и втянул в себя запах африканской пустыни.
Она пахла песком, и более ничем.
«Что такое, где жаркое? — раздраженно думал он. — Неужто его поглотила Гея? Это на нее похоже! А быть может, этот ров и есть ее бесстыдно разинутая, алчная пасть? Пусть не смеет меня раздражать! Я набью ей глотку молниями!»
И он в тысячный раз повторил про себя: «Молний у меня сколько угодно! Я могу в каждого врага метнуть сотню молний, и еще сотню, и еще сотню, и у меня все равно останется их столько же, сколько было! Я царь! Ни у кого нет такого запаса молний!»
Поблизости захлюпали шаги.
Зевс вздрогнул. К нему шел Прометей. Царю было совсем некстати, что его помощник вдруг оказался здесь, среди толстокожих, и наблюдал его алчность. Он почувствовал, что пойман с поличным, хотя знать о его прожорливости не мог никто.
Орел заклекотал.
— Привет тебе, брат Зевс! — сурово и с дрожью в голосе сказал Прометей.
— А ты-то что здесь делаешь? — спросил властелин. Зевс хотел, чтобы его вопрос звучал непринужденно, но он звучал неуверенно.
— Ищу тебя, брат Зевс.
— Так поднимайся сюда!
По пустыне пронесся ветер. Зевсу в глаза швырнуло горячий песок. Он закрыл их руками, от этого громоносный жезл скатился у него с плеча. Прометей вскарабкался на берег.
Зевс рассерженно поднял оружие.
В гневе он заворчал, тогда в животе и в кишках у него забурчало тоже.
— Где же пожарище? — напустился он на Прометея.
Тот ожидал от Зевса любых слов, но только не этих.
— Вот, — ошеломленно сказал он и обвел рукой пустыню. — Вот, брат Зевс. Это твоих рук дело!
— А где лежат сгоревшие животные?
На другом берегу Нила показались Зевсовы шпионы.
— В воздухе, — отвечал Прометей, уже совершенно сбитый с толку. К чему все эти вопросы? Неужели Зевс не видит, что произошло? Или, узрев собственное злодейство, он впал в безумие?
— В воздухе, в воздухе, — передразнил его Зевс. — Что это должно означать? В воздухе я ничего не вижу. Ты что, смеешься надо мной?
Кратос и Бия подходили все ближе.
— Они сгорели дотла, и дым развеялся, — объяснил Прометей. Он смотрел на серый жезл с острием на конце, который Зевс прижимал к себе. Так это и есть грозное вместилище молний?
— Это твое новое оружие? — неуверенно спросил он.
— Да, — ответил Зевс. — Гефест изготовил его для меня на своей наковальне. Боюсь только, что инструмент у него был чересчур раскален. Если эта молния сжигает животных дотла, пусть он сделает мне другую, послабее.
Прометей перестал что-либо понимать. С каких это пор Зевс считает зверей своими врагами? Доселе он никогда о них не печалился, а когда Арей однажды за обедом глотал сырое мясо, Зевс велел ему покинуть жилище богов. Зачем же брату понадобилось теперь убивать зверей и зачем ему их трупы? Поистине, права была Артемида, мир пришел в смятение!
Зевс подошел к берегу Красного моря. При виде его забеспокоились даже толстокожие, а крокодилы зарылись в тину. Ослица тоже с усилием поднялась на ноги и принялась тормошить своих малышей.
— Надо бежать, — говорила она, — здесь нам грозит опасность! Вон то бескрылое двуногое на берегу хочет убивать. Взгляд у него такой алчный. Вставайте-ка, вставайте, надо спасаться.
Малыши терлись блестящими серыми носами о материнские бабки и смеялись.
— Ему сюда и не допрыгнуть, — сказал один.
— У него даже нет зубов, — сказал другой.
— О, глупышки вы мои, — стонала мать, — вставайте скорее!
«Вот было бы отменное жаркое, — увидев их, подумал Зевс. — Такое свежее и сочное! А какое, наверно, вкусное! Зря, что ли, я прошел пешком через всю Африку? Надо еще разок попробовать!»
Почуяв беду, слоны и носороги с оглушительным топотом побежали в сторону Индии. Ослица, чтобы отвести опасность от своих детей, стала взбираться вверх по откосу.
Зевс поднял жезл и прицелился.
— Что ты собираешься делать? — в недобром предчувствии спросил Прометей.
— Еще раз испытать молнию, — пробурчал Зевс. И, во второй раз прицелясь в поднимавшуюся на берег ослицу, уже более внятно сказал: — Ты ведь еще не видел моей молнии. Надо и тебе изведать ее силу!
Не упуская из виду своей цели, он поднял жезл. Прометей все понял.
— Стой! — закричал он. — Ты не смеешь ее убивать! У нее малые дети, без нее они погибнут! Там, внизу, в ложбине, вид…
Но Зевс уже потряс жезлом, и молния вмиг испепелила ослицу-мать.
— В самом деле, — с досадой проворчал Зевс, — они разлетаются по ветру! Нет даже дыма!
Зебрята в ужасе кричали. Теперь они пытались стать на ноги, подпирая друг друга боками, но колени у них так тряслись, что, едва встав, они валились опять.
Зевс с недовольным видом опустил оружие. Прометей бросился на него, готовый задушить, но Кратос и Бия тут же бросились на Прометея. Титан не успел стиснуть горло властелина, как был повержен на землю. Кратос вдавил ему лицо в песок, Бия, притиснув ему ноги коленями, скрутил за спиной руки, а Зевс, зажав между ногами громоносный жезл, связал его сыромятными ремнями, которые Бия с момента появления орла неизменно носил на поясе.
Прометей больше не пытался защищаться. Бия подкатил его, связанного, к ногам царя, а тот, снова взяв в руки оружие, невольно озирался в поисках трона. Кратос заметил его взгляд. Он бросился наземь и подставил Зевсу спину.
Зевс медлил. Никогда бы он не подумал, что возможно подобное раболепие. Не хитрость ли это? Но какую цель она преследует? Он нерешительно сел на живое сиденье.
Прометей прощался с жизнью. «Больше никогда не увижу я голубого неба, — думал он, — не увижу леса, не увижу снега, не увижу Деметры. Теперь я буду навечно сослан во тьму, к Кроносу. Ах, хоть бы еще разок взглянуть на небо!»
