Алексей Меняйлов - Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

— Но ведь перечитываете? С чего это?

— Не знаю. Просто.

Это был период моего второго брака (она—«когорта»), до начала работы над «КАТАРСИСом» оставалось ещё года четыре, до начала постижения глубинных смыслов «Мастера…» — вдвое больше.

Я встречал разные отношения к «Мастеру…».

Первая жена, «иудо-внутренница», проявляющая себя без всякого стеснения внучка главраввина, заучивала наизусть абзацы именно из романа мастера — без какого бы то ни было в дальнейшем интереса к Евангелию.

Вторая жена, «когорта» (модификация «внешника», вполне допускающая власть над собой «иудо-внутренников»), с «Мастером…» похоже, не справилась, хотя отнюдь не из-за невозможности справиться с типографским текстом вообще — случалось, зачитывалась Достоевским и «бульваром».

Мой, в прошлом достаточно умеренный, интерес к «Мастеру…» через стадию выуживания из романа мастера хоть чего-нибудь о Христе перерос в пристальное изучение Протоевангелия.

Также встречал множество истеричных женщин-исполнительниц, которые отождествляли себя если не с Маргаритой, то с «романтической» любовью, которую разыгрывала Маргарита, и, видимо, потому и почитывали «московскую» часть «Мастера…». (В газетах пишут, что, кроме толп «маргарит», вокруг бродит много отождествляющих себя с «мастером», но лично не встречал ни одного.)

Но чтобы читать «Мастера…» без удовольствия, да при этом ещё и неоднократно перечитывать?!.. При этом пропуская важнейшие главы — ведь это же всё равно что пытаться заговорить с человеком, у которого вырвано сердце или отсечена голова!.. Отрезанная голова интересна, а самооправдание за соучастие в Убийстве — нет?..

Непонятные поступки «двуногих, без перьев и с плоскими ногтями» мне непроизвольно запоминаются, отпечатываются, если не сказать — вжигаются, но до времени почти не тревожат, когда же я «дозреваю», память эти странные поступки немедленно возвращает.

Постижение ряда аспектов теории стаи, видимо, и определило: дозрел.

Действительно, а как с точки зрения теории стаи разные слои субстаи женщин-«внутренниц» должны воспринимать «Мастера и Маргариту»?

Самая верхушка, гранд-дама, «Королева красоты», главная копрофилка (сверхлюбительница духов), должна от романа мастера (без московской части!) просто торчать. Причина та же, что и у Маргариты (см. главу «Великая тайна любви Маргариты (за что любят самые красивые?)»).

А что массовая читательница, низовая исполнительница?

Современный массив литературоведов принимает за аксиому, что массовая читательница любит читать про себя саму, но в дорогой одежде и с прислугой. Дескать, массовая читательница должна иметь возможность себя отождествлять со всепобеждающей героиней. Иными словами, действовать в популярном издании должна царица, победительница конкурса красоты, «тёлка» главаря банды, словом, в своём роде «авторитет», «святая», — но всё в её жизни должно быть устроено так же, как у обычной, выражаясь языком таксистов, прошмандовки («тёлки», «матрёшки», и т. п.), которые единственно и покупают подобного рода чтиво.

На этом принципе, действительно, построены все дамские романы.

Хотелось бы уточнить: реальные «императрицы» так не живут — поэтому чтиво-«бульвар» гранд-дам не интересует.

Читательницы дамских романов составляют низы иерархии. Им, согласно аксиомам литературоведения, должен быть мало интересен безбрачный прокуратор. Зато в страданиях Маргариты, стилизованных под страстную любовь жухлой некрофилки к яркому некрофилу (именно стилизованных, ибо мастер не яркий некрофил, а Маргарита — далеко не жухлая), они должны узнавать сладчайшие извивы собственной жизни.

Что ж, на литературоведение вообще бы не было спроса, если бы литературоведы не выставляли на обозрение некоторые правдоподобные обобщения, понятно, второстепенные и в русле суверенитизма. Другое дело, что выпускникам литкурсов, верующим в верность всей преподаваемой системы взглядов, «почему-то» не удаётся написать роман столь же популярный, как «Мастер…».

Вождиц и «бульвар» разделяет слой «придворных дам». Им не должен нравиться ни роман мастера, ни московская линия «Мастера…». («Мастер…» исходно писался для размышления: Булгаков был прекрасно осведомлён о тех требованиях к произведению, которые позволяют ставить его на сцене или экранизировать. Введя в действующие «лица» кота Бегемота, Булгаков обрёк все подробные экранизации и постановки «Мастера…» на невозможную пошлость. Тем самым Михаил Афанасьевич гениально высказал своё отношение к театральной публике и «влюблённых в кино» торчков и от них всех отгородился. Ибо писал для неугодников.)

«Придворные дамы» перешли грань, отделяющую ярких некрофилов от жухлых, но до уровня «прекраснейших» ещё не изгадились, потому описание кривляний Маргариты под «жухлую» их не трогает: стороннее не волнует вообще никого.

Роман мастера «придворным» также не интересен, потому что в них не инициирована психоэнергетическая травма, назовём её—«комплекс жены Пилата». У «придворных» не горят сердца от «мастерских» рассуждений, что-де Иешуа и Левий Матфей убожества, а у прокуратора, гада (ух, и властного деспота!), вообще не было жены.

Если бы элементы толпы были психоэнергетически суверенны, то «Мастера и Маргариту» «придворные» вообще бы не читали. Ибо роман — не только текст для размышления, но и приглашение к «кладовым» родовой памяти.

Но «придворные» психоэнергетически не суверенны, следовательно, желание гранд-дам снова и снова перечитывать «мастерский» роман должно восприниматься «придворными» психоэнергетически — и они тоже будут снова и снова перечитывать «Мастера…», хотя ни одна из частей романа им нравиться не будет.

Понятно, «придворные» — часть иерархии, и потому одни, поближе к вершине, числом поменьше, будут с б`ольшим интересом читать про палящее солнце над Ершалаимом и золотые статуи гипподрома, а другие, числом поболее, — не интересуясь «новозаветными» событиями, хотя и без особого удовольствия, но будут «почему-то» вновь и вновь перечитывать даже не «московскую» линию «Мастера…», а «любовную» историю Маргариты.

Та «романтическая особа» с сигареткой как раз и относилась к этим последним — отсюда и её странные на первый взгляд перечитывания «Мастера…» без особого удовольствия и Ершалаима.

«Придворная», «дворня», «дворовая» — слова не только однокоренные, но, с точки зрения теории стаи, по смыслу близкие. «Подзаборница» — синоним «придворной» только для додемократических времён (в прежние времена от дворцов их отделяло кастовое устройство общества, в советские — отсутствие дворцов). Нашему поколению посчастливилось жить в век революций и, казалось бы, кардинального переустройства общества, когда понятия «подзаборница» и «придворная» слились осязаемо. Приблизились те времена, и настали уже, когда «подзаборницы» будут в дочерях своих выцежены в элитные учебные заведения, в которых принюхиваться пристойно только к утончённым французским духам. (Загляните в специальную литературу — самые-рассамые дорогие элитные духи делаются из выделений ануса… А вообще-то далеко не случайно, что родина утончённых духов и минета одна — та, откуда предок Маргариты.)

Однако, чтобы рассматривать реакцию на «Мастера…» как точный характерологический тест, следует учитывать, что до времени завершения формирования «иудо-внутреннической» всепланетной стаи среди нас будут порой встречаться женщины и иных психотипов: «внешницы» скорее предпочтут претерпеть мучительную казнь, чем прочтут стилистически отчётливо «внутреннический» роман, а женщины из стана неугодников хотя и оценят «Мастера…», но со временем и даже достаточно быстро предпримут шаги в сторону Первоисточника. Есть и такие, которые вообще неспособны читать. А у кого-то на книгу нет денег.

Итак, в чём же заключается, если подытожить вышесказанное, тайное знание Михаила Булгакова, которое обеспечило его произведению рекордный читательский интерес? При том что исполнители, которые, собственно, и составляют абсолютную массу покупателей, нисколько не понимают этот роман для размышления?

Очень многие, наверно, даже почти все писатели мечтают о больших тиражах и множестве переизданий — раскупать же такие тиражи может только толпа.

Кто спорит, «бульвару» литературные героини, разодетые под «королев» обычные прошмандовки, внутренне близки — но для достижения подобными поделками сверхпопулярности этого недостаточно. «Бульвар» — это не просто описания дегенеративных межполовых взаимоотношений (даже при заключении браков эти отношения, в сущности, — растянутая во времени свалка), это ещё и «философия», оправдывающая их бесталанную жизнь. Та же, в сущности, жажда оправдания-забытья, что и у Маргариты, но не за Убийство, а за пусто-тупо-преступно-садо-мазо-исполнительскую жизнь. Жажда забвения от тяжести лелеемого смертного греха иссушает не только «королев», но и вообще всех предуготованных к вечной погибели.