Алексей Меняйлов - Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

В «КАТАРСИСе-1» описан случай, когда на меня напирала толпа, спутавшая меня с православным священником, и требовала принять исповедь и отпустить грехи. Одна из «кающихся», любовница председателя православного благотворительного фонда, средства которого этими любовниками разворовывались, за слова прощения сулила любые деньги (я ей говорил, что грехи отпускает один Бог, на условии покаяния и оставления греха) — но собиралась ли она прекратить грешить? Нисколько. Это следует из её укоризненных слов, что-де до сих пор ей удавалось договориться со всеми православными священниками, то есть неоднократно, — как тут не догадаться, что после очередного платного «прощения грехов» она продолжала свои занятия.

Итак, «дамский роман», на который столь многим не жалко денег, и составляют нашинкованные эпизоды похождений млеющей перед ярко анально-накопительным «Ромео» прошмандовки-«королевы». Эти эпизоды заквашены на оправдывающей «философии»: половинку, дескать, не встретила потому, что якобы не повезло, хотя якобы встречи достойна, да и чт`о есть талант? истина? Но главный роман Булгакова, хотя как бы и содержит в себе все эти признаки, пусть перечёркнутые иронией, по тиражам многократно превзошёл любой из «дамских романов», даже самый старательно «раскрученный».

Дело не в неугодниках, которые ценят это предтечное произведение, — их слишком мало, чтобы существенно повлиять на тираж.

Дело не в «придворных»-«дворовых» — хотя раскупаемое ими число экземпляров значительно.

Дело не в композиции, переплетении параллельных сюжетов, — пользующихся этим известным приёмом неисчислимое множество.

Дело и не в стиле — подражателей стилю «Мастера…» тоже море, да Булгаков и не первый, — ан нет, не забирает.

У «дамских романов» нет такого успеха, поскольку стремящиеся к популярности писатели не владеют тайным знанием человека, свободного от пилатоненавистничества. Ибо все они в веригах «философии» бытового суверенитизма, а это «труба», руки же заняты «чётками» отрицания родовой памяти — и «включить» пылающий интерес «королевы Элфейма» они не в состоянии.

А вот Михаил Булгаков зажечь интерес «королевы Элфейма» сумел, тем проникнув в самый «командный пункт» стаи и зацепив разом её всю.

Горение вождиц психоэнергетически передаётся жухлым, и без того разбуженным кривляниями Маргариты при мастере, отсюда и тиражи.

Такова мощь Тайного Знания: бредущих по жизни в никуда в составе стаи погоняет боль, унаследованная от предков, и страх воздаяния — пусть тщательно скрываемые и часто неосмысленные.

глава двадцать вторая

Тайное пророчество патриарха Иакова

Я говорю то, что видел у Отца Моего; а вы делаете то, что видели у отца вашего.

Сказали Ему в ответ: отец наш есть Авраам. Иисус сказал им: если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы;

А теперь ищете убить Меня, Человека, сказавшего вам истину, которую слышал от Бога: Авраам этого не делал;

Вы делаете дела отца вашего. На это сказали Ему: мы не от любодеяния рождены…

Иоан. 8:38–41

Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова.

Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…

Матф. 1:1, 2

У метанаций — вне зависимости от матричного этноса — основополагающие элементы судьбы совпадают — не могут не совпадать. Скажем, метанация античности тоже начиналась с одного человека — Авраама, самого верного Богу на тот момент человека, то есть «отца всех верующих» (Рим. 4:11).

Как назывался матричный этнос, предварявший евреев, неизвестно: перед нами Авраам появляется из людского моря как бы из ниоткуда — в Библии не упоминаются ни его родовые корни, ни его национальная принадлежность, ни иные масштабные идентифицирующие его детали. Известно только, что, когда Бог призвал его идти в место, которое Он укажет (Быт. 12:1), Авраам немедленно повиновался и исшёл из многонационального города Ура Халдейского (Быт. 11:31).

Авраам в Библии назван евреем (Быт. 14:13) и «отцом множества народов» (Быт. 17:5). Уже из одного этого следует, что первоначально слово «еврей» не обозначало этнос. «Евреи» как название этноса закрепилось за потомками только одного из внуков Авраама, Иакова. Он отличился от родственников тем, что не посовестился обмануть даже своего ослепшего отца Исаака, когда тот перед смертью собрался благословить первородного сына.

Подобное — к подобному, поэтому строго закономерно, что жульё окружало Иакова всю последующую его жизнь: работодатель, жёны, дети, внуки. Дядя и будущий тесть Лаван, у которого Иаков поселился, его обманывал — и в вопросах оплаты труда, и в брачных делах. Но дочери Лавана в этом смысле отца превзошли, похоже, десятикратно. Вот в результате породнения всех этих жуликов и появились те, которые называют себя евреями.

Но в жизни Иакова, когда уже родились одиннадцать из двенадцати его сыновей, произошло наиважнейшее из возможных событий: борение с Богом.

И остался Иаков один. И боролся Некто с ним, до появления зари;

И, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его, и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним.

И сказал: отпусти Меня; ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня.

И сказал: как имя твоё? Он сказал: Иаков.

И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль ‹Победитель›; ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь ‹против их стремления низвести тебя до стаи ты сможешь выстоять. — А.М. ›.

Спросил и Иаков, говоря: скажи имя Твоё. И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моём? И благословил его там.

И нарёк Иаков имя месту тому: Пенуэл; ибо, говорил он, я видел Бога лицем к лицу, и сохранилась душа моя.

Быт. 32:24–30

Таким образом, уже в основателе еврейской нации Израиле-Иакове противоборствовали два начала: божеское и жульническое (объективности ради следует заметить, что у родоначальников многих других народов первого не было вовсе…). Соответственно, и сыновья Иакова должны были по духу разделиться на две группы. Печально, но несложно предугадать, что у Иакова сыновей, которые могли бы вызывать у Авраама тот острейший приступ нравственного чувства, который мы ныне называем здоровым антисионизмом, должно было родиться большинство.

Всё так и случилось: Иосиф, на отца-Израиля похожий, им выделяемый и любимый, был один.

Порочности же Одиннадцати, кроме «генов», способствовали, очевидно, их гаремное происхождение и воспитание.

Гарем Иакову собрали, пусть по его в конечном счёте согласию, но всё-таки обманом. Лаван даром отдавать младшую дочь Рахиль не хотел, денег же у Иакова не было, сошлись на том, что Иаков отработает на Лавана семь лет и тогда получит Рахиль. Но Лаван Иакова надул — после свадебного пира подсунул Иакову старшую дочь Лию. В темноте нетерпеливый Иаков принял её за свою мечту и впервые овладевал ею как Рахилью — разобравшись, возмутился, но его уговорили смириться, видимо, наврав, что всё будет в порядке, со временем утрясётся, уладится.

Ещё двух женщин Иакову подсунули обманом уже дочери Лавана, самостоятельно: Иакову было сказано, что носить плод может любая, главное, на чьи колена будет принят плод, прелюбодеяние и все его в веках последствия от этого якобы аннулируются.

Она ‹Рахиль — не только обманщица, но и воровка: украла у отца, по меньшей мере, идолов. — А.М. › сказала: вот служанка моя Валла; войди к ней: пусть она родит на колена мои, чтобы и я имела детей от неё…

…Валла зачала, и родила…

…Лия увидела… и взяла служанку свою… и дала её…

Быт. 30:3–9

Соперничество Лии и Рахили в разведении стадного потомства — порок, не только передаваемый по наследству, но и умножающий сам себя. Можете себе представить, во что превратится эта семейка через несколько десятков поколений…

Итак, сыновей Иакову рождали четыре женщины, хотя предпочитал он из них одну Рахиль. Почему Иосиф отличался от остальных братьев? Дело, видимо, не в Рахили — Вениамин тоже родился от неё, но стал одним из Одиннадцати. Порок был в самом двойственном Иакове…

Не умея выразиться лучше, скажем так: появление Иосифа — событие статистическое. В «КАТАРСИСе-1» описан схожий случай: у Льва Николаевича Толстого тринадцатый ребёнок от Софьи Андреевны пошёл не в неё, как все предыдущие, а в него, хотя Софья Андреевна нисколько не изменилась.

Можно ли считать сыновей от всех этих случайных женщин, которые обманывали Иакова, ублюдками? Может, они не ублюдки, а всего лишь «сыны недоразумения»? А то, что они дышат условием своего появления — обманом и прелюбодеянием, — просто личное и личностное? И в потомках не проявится?