Джудит Леннокс - Зимний дом
Пока официант ставил на стол закуски, Майя с любопытством рассматривала собеседника, но молчала.
Корню добавил:
— Я подумал… Белье, костюмы, возможно, небольшой отдел эксклюзивной парфюмерии.
— Леон, почему вы говорите это именно мне?
— Потому что хочу предложить вам войти со мной в долю.
Майя так и ахнула:
— Войти с вами в долю? Леон, разве это возможно?
— Это очень просто. — Француз посолил почки со специями. — Вы садитесь на самолет и летите через Атлантику. Проще некуда.
Майя, еще не притронувшаяся к еде, прищурилась:
— В качестве совладельца? Или управляющего магазином?
— Надеюсь, и в том и в другом. В одиночку мне с таким делом не справиться. Я буду руководить фабрикой, а вы — магазином. Мне кажется, мы могли бы прекрасно работать вместе.
Майя положила вилку. На мгновение у нее захватило дух. Сесть на самолет и улететь в далекую-далекую страну, где ее не достанут ни прошлое, ни воспоминания о нем… Она покачала головой:
— Нет, Леон, не могу. «Мерчантс»…
— Мадам, кажется, у вас способный управляющий. Я не ошибся?
— Лайам?
— Думаю, он не откажется нести большую ответственность за большее жалованье. Майя, вам не нужно продавать «Мерчантс». Можете оставаться его владелицей и в то же время управлять нашим магазином в Нью-Йорке.
— Понимаю. — Майя еще плохо соображала, но уже понимала, что это возможно. — Говорите, готовое платье и белье? — задумчиво спросила она.
— И парфюмерия.
— И косметика. Леон, это огромные возможности для роста. И огромные барыши.
Официант вернулся и убрал не тронутую Майей закуску. У Корню приподнялись уголки рта.
— Значит, дорогая миссис Мерчант, вы не так уж беззаветно преданы своему Кембриджу?
Майя задумалась.
— Нет, — наконец ответила она. — Нет, не предана. Но «Мерчантс»…
С «Мерчантс» было труднее. Торговый дом стал частью ее самой.
— Вполне естественно, что вы к нему привязаны. «Мерчантс» — ваше детище. Но дети растут, Майя.
Она вспомнила свои первые годы в качестве владельцы магазина.
— Леон, я выдержала столько битв…
— Я знаю. Значит, вы довольны достигнутым и собираетесь почивать на лаврах?
— Вот еще! — Майя бросила на него сердитый взгляд. — Ох… Вы дразните меня. — Она заставила себя улыбнуться.
— Немножко. — Он заново наполнил бокалы. — Подумайте о моем предложении, хорошо, мадам? Я вам позвоню.
Только выйдя из ресторана, Майя начала понимать преимущества предложения Леона Корню. Она сможет начать жизнь сначала. Жизнь в городе, где никто не будет интересоваться ее происхождением и светскими сплетнями, которые едва не подорвали ее репутацию, где все будет решать ее талант. Мысль о том, что она сумеет вопреки всему сбросить с себя бремя прошлого, была опьяняющей.
На Ливерпульском вокзале Майя купила номер «Таймс» и заняла сиденье у окна в вагоне первого класса. Затем раскрыла газету и увидела фотографию разбомбленной испанской деревни. Разрушенные, обгоревшие дома торчали из земли, как почерневшие зубы из стариковской челюсти.
От былого воодушевления тут же не осталось и следа.
— Ох, Хью, — громко прошептала Майя. — Неужели он видит такое каждый день? Это невыносимо…
Во сне Робин видела лица мужчин, за которыми ухаживала днем. Мужчин, которые умирали у нее на руках, мужчин, которые умирали, крича от боли, или плакали и звали своих матерей. Под утро она просыпалась в холодном поту, с колотящимся сердцем, и сидела на кровати, прижав колени к подбородку.
— Кончай, Саммерхейс, — бормотала Джульетта Хоули, спавшая на соседней кровати, и Робин понимала, что опять кричала во сне.
Она сидела, дрожала всем телом и пыталась думать о других, более счастливых временах, но безуспешно. В прошлом были Хью и Джо, которые теперь связали свою судьбу с этой истерзанной страной, а также Элен и Майя. С Элен они давно расстались, а к предательнице Майе она не испытывала ничего, кроме лютой ненависти.
Первые новости о Хью Робин узнала от раненного в голову бойца английского батальона. Филипу Бреттону было двадцать два, он закончил Кембридж летом тридцать шестого. Оба глаза Филипа были закрыты повязками, и Робин кормила его. Когда капля супа упала на одеяло, сестра Максуэлл, присматривавшая сразу за пятьюдесятью пациентами, прорычала «Саммерхейс!», и Филин сказал:
— В нашей роте был парень с такой фамилией.
Рука Робин, подносившая ложку к губам раненого, застыла в воздухе.
— Отличный парень. Старше многих. Кажется, он был учителем.
Робин изо всех сил пыталась сохранять хладнокровие.
— А как его звали? Хью?!
— Да. — Незабинтованная часть лица у Филипа была загорелой. Рука интербригадовца ощупью потянулась к Робин. — Вы его знаете?
— Хью — мой брат.
Она сжала его тонкие смуглые пальцы, стараясь успокоить и его, и себя.
— Он болел. Честно говоря, с самого Альбасете. Говорил, что это всего-навсего простуда, но там было что-то более серьезное.
— Ешьте суп, Филип, — сказала Робин и поднесла ложку к его губам, стараясь, чтобы рука не дрожала. Теперь она была рада, что Бреттон не видит ее лица.
Но он много не съел. После нескольких ложек раненый отвернулся и покачал головой. Робин думала, что он уснул, но вскоре Филип сказал:
— Хью опекал одного мальчишку и поэтому не лег в госпиталь. Не хотел бросать его. Не могу вспомнить, как звали этого парнишку… — Голос Филипа был не громче шепота.
— Эдди Флетчер?
— Точно. Эдди ранили при Хараме — пуля попала в плечо. Хью ушел с ним искать врача. Кажется, это было пару недель назад. Если только я не потерял счет времени.
Робин нежно погладила Филипа Бреттона по щеке.
— Вы устали, Филип. Поспите. Доктор даст вам что-нибудь от боли.
Сначала это воскресило в ней надежду. Она сопоставила рассказ Филипа с тем, что узнала из других источников. Рота Хью входила в один из первых батальонов, посланных на Харамский фронт. Большинство солдат этого батальона погибли или попали в плен. Робин узнала, что клочок земли, на котором сражался Хью, прозвали Холмом самоубийц.
Когда у нее выдавался десятиминутный перерыв, Робин лихорадочно рылась в списках фамилий раненых или умоляла сотрудников секретариата организации «Врачи — Испании» навести справки в других госпиталях. Но не нашла никаких следов Хью или Эдди Флетчера. Ею овладело черное отчаяние. Она каждый день видела страшные раны сражавшихся на Харамском направлении и приходила в ужас при мысли о том, что ее чувствительный брат стал свидетелем таких событий. Робин не могла есть, не могла спать. Когда она думала о Хью, желудок сводило судорогами. Время шло, а никаких вестей не было. Это означало, что Хью мертв. В его годы мало кто способен пережить такую бойню. Однако логика тут была ни при чем. Робин ощущала сосущую пустоту внутри и понимала, что не сумела спасти брата. Но объяснить причину этой уверенности другим было невозможно — ее сочли бы суеверной или списали все на страшное переутомление. По ночам Робин оплакивала Хью, борясь со слезами, чтобы не тревожить других санитарок. Она получила письмо от Дейзи, в котором та умоляла сообщить какие-нибудь новости, но не ответила матери.
Когда Робин наконец получила официальное извещение о смерти Хью, к ее горю примешалось облегчение. Хью не погиб в бою, а умер от воспаления легких: все-таки не так страшно. Спустя несколько дней у Робин был первый выходной за месяц. Гуляя с подругой в саду позади виллы, она увидела на дереве первые почки; из земли пробились бледно-зеленые ростки. Джульетта Хоули принесла термос и коврик. Они сели на землю за террасой и начали пить скверный жидкий кофе.
— Ужасно, — сказала Джульетта, скорчив гримасу, и посмотрела на часы. — Пора бежать, а то Максуэлл не оставит от нас мокрого места.
Они быстро пошли к госпиталю. Джульетта рассказывала Робин о своем дружке, у которого был гараж в Байсестере. Робин слушала ее вполуха. На террасе стоял какой-то человек и смотрел в их сторону. Его руки лежали на каменных перилах. Поношенный берет, мундир цвета хаки, как у всех остальных… Но что-то в этом человеке было знакомое: Робин узнала эти нечесаные черные волосы, продолговатые темные глаза и загорелое мускулистое тело.
— Джо! — вскрикнула она и побежала по ступенькам.
Эллиот обернулся, протянул к ней руки, поймал и крепко обнял. Когда наконец он отпустил Робин, она стала отчаянно всматриваться в его лицо, руки, ладони, прикасалась к нему, пытаясь убедиться, что Джо, в отличие от ее подопечных, цел и невредим. Джо был весь исцарапан, грязен, покрыт синяками, у него ввалились глаза и щеки. Только и всего. Но Робин смотрела на Джо и видела, что он сильно изменился.
Джо объяснил, что вырвался всего на пару часов. Вообще-то ему быть здесь не полагалось, но сегодня на фронте выдалось затишье. О том, что Робин в Испании, он узнал от одного из бойцов своей роты, который лежал в ее госпитале.
