Наталья Копсова - Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов
вместо приветствия с редкой пылкостью продекламировал он. Затем со словами: «Привет, моя красавица! Сейчас же обратно к тебе, только продукты выложу и приготовлю нам чего-нибудь на предмет перекусить», – он удалился в кухню. Вместительная кухня здесь занимала полуотсек в левом, примыкающем к прихожей углу, так что я имела превосходную возможность увидеть Колины хозяйственные активности. Ловко управившись с разнообразной хозяйской утварью, этот блестящий специалист на все руки вернулся с подносом и галантно поставил передо мной конфеты, фрукты, коньяки и водку.
– Так, этим сможем закусить, пока там готовится баранина в апельсиново-чесночном соусе и баклажаны с чесноком – мои фирменные блюда. Начать предлагаю с коньячка, так разыграем аппетит. Ты что любишь больше – «Камю» или «Мартель»?
– Коленька, если совсем честно, то в коньяках я смыслю не больше, чем поросенок в марокканских апельсинах, но постараюсь изобразить тонкого ценителя. Так что реши сам, хотя не ты ли когда-то говорил, что эти напитки с их специфическим набором вкусовых качеств предназначены чисто мужским языкам…
– Именно, как и губки прекрасных дам! Ладно, начнем с «Мартеля», потом смешаю нам водочки с томатным соком, сам посолю, поперчу и специй добавлю в нужных пропорциях. Там главное – правильно угадать с лимонным соком. Ну что, за встречу?!
– За встречу, Коля.
С глухим стуком встретились в воздухе наши массивные, как доисторические мастодонты, фужеры толстого стекла.
– Ну у тебя и характер, Ника, если сказать честно!
– Что, Коленька, плохой?
– Да нет, да нет – что ты! Наверное, даже наоборот; не мне судить и не в этом дело. Просто он у тебя есть, а обычно женщины состоят лишь из капризов, претензий, неисполнимых желаний и чудовищных ожиданий.
– Говори, да говори погромче: жить не могу без комплиментов! Обожаю!
– Хочу следующий тост предложить за твой характер и за его хозяйку! Виват! Ах да, ты же просила водочки. Принести?
По-королевски величественным кивком головы я разрешила принести водочки, надкусила румяное яблочко и, пока кавалер еще не успел удалиться из комнаты, кокетливо облизнулась и кинула в ротик свою любимую конфетку с ликером. Вот надо же, как природа устроила – в такой «луже» женщина, а глазки строить продолжает и еще какие глазки…
Николай появился из кухни, неся два высоких стакана «кровавой Мэри» собственного изготовления и распевно декламируя свои любимейшие поэтические строчки:
– Стакан на опохмелкуМы пьем, не загордясь;Потом лицом – в тарелку,Но все же ведь – не в грязь!Пусть жизнь идет корявоИ бьет не в бровь, а в глаз,Зато ведь на халявуОна нам всем далась.
Не грусти, чудесная моя Вероника. Еще все у тебя устроится, ведь ты дивно какая красивая!
– Уже прошло, Коленька. Не волнуйся!
– Знаешь ли ты, прекрасная дама, о чем сейчас себя ругаю. Планировал по дороге сюда остановиться на какой-нибудь автозаправке и там в магазинчике купить разноцветных тюльпанов – большую-пребольшую охапку; но разговорился с Володей о служебных делах и вылетело из головы. А так весь бы дом благоухал нежными, трепетными ароматами нашей с тобой, в первый раз по-настоящему романтической встречи. Ты, кстати, какие цветы больше любишь: тюльпаны, гиацинты или орхидеи?
– Я-то? О-о-о, естественно, орхидеи цвета белой ночи, черные тюльпаны и оранжевые гиацинты – все вместе они чудесно смотрятся. А ты, Коленька, по всему видно, истинный поэт. Делаю за тебя отдельный большой глоток!! По-моему, пора браться за большую поэму, коротенькие стихотворения ты давным-давно перерос. Начнем прямо сейчас: представь, что я – твоя Муза. Сюда прилетела на крылатом Пегасе, который пасется за окном вон там. Видишь его? Тогда поехали!
– Хорошо, попробую.
Николай согласно сверкнул белками повлажневших в самой своей глубине темных глаз, быстро принес откуда-то бумагу и карандаш, с ходу размашисто застрочил. Я же, развернув корпус и подперев подбородок, в позиции полулежа принялась медитировать на белое безмолвие спящего зимнего леса за прозрачной, самой дальней стеной дома. Бархатистая мягкость дивана коснулась моих полуобнаженных, чуть холодных локтей. Согласно научным рекомендациям, я принялась рисовать в воображении теплый, сияющий светом грибной дождик, несущий миру покой и радость крупными своими каплями.
– В один из самых последних дней ты видишь перед собой лицо… Вглядись внимательно, совсем скоро оно исчезнет из твоей жизни… Постарайся подарить себе и ему приятный памятный вечер, зажги свечи… Пусть музыка, поэзия и пламя сольются… Сольются в танце… Лицо станет жалеть о тебе… Жалеть о танце… Некто обречен плакать… Плакать… Вечно…
Зашелестел в моих ушах чей-то странный шепот – мимолетные бархатные звуки, но не успела узнать голос. Или успела? В крайнем удивлении я повернулась и вперила в Николая слегка испуганный взор.
– Кончаю, уже кончаю. Как и обещал, был полон вдохновения. Вот, послушай-ка, что начало вырисовываться!
– Я растворен в тебе – как кофе в кипятке,Как соль морская – в Тихом океане.Ты цель – и ты итог моих исканий,В тебе я растворен – как кофе в кипятке.В тебе, как серебро в старинном пятаке,Расту в цене, инфляции не зная.Покоя же мне нет: не знаю сна я,В тебе я растворен – как кофе в кипятке.
Красота и совершенство поэтических строк в сочетании со скоростью их написания, ведь прошло не больше пятнадцати минут, странно ошеломили меня. Коля был и талантлив, и скор на поэтическую руку, и человек приятный, так почему же я должна видеть его в самый последний раз? Мы сегодня поссоримся, я начну плакать… Вечно плакать! Что за глупости! А может быть, то звучал голос Колиной смерти? И я стану вечно жалеть о нем… Или, быть может, он станет жалеть и плакать обо мне? Нет-нет, действительно было сказано именно так. Но кого я могла услышать, обыкновенный бред! Боже, я действительно заболела.
– Коля, просто нет слов. По-моему, не хуже Пастернака, помнишь стихи доктора Живаго? Нет, это не комплимент – я честно так думаю.
Сказала вслух и ощутила, как глаза заполняются многограммовыми крупными слезинками. Как же мне мечталось об успокоенности, о кратковременной душевной передышке, о хоть однодневном избавлении от нынешней Вероники с ее расколотостью, ущербностью, израненностью, зажатостью и пессимизмом. Как хотелось наяву воплотиться в ту дивную картинку, которая прямо так и сияет из Колиных глаз; тоже почувствовать те самые чувства, какие он питает к этой картинке. Так нет же, именно Колин голос предвестил мне последний в жизни вечер, а может быть, и скорую гибель. Я нисколько не ошиблась, я не умею ошибаться в таких вещах – то было предсказание! Красивая вилла – вовсе не филиал земного рая, то обманчивый мираж желанного спасения от пропасти, в которую уже лечу…
Николай притянул к своей слегка колючей щеке мою окаменелую хладную ладонь, раздвинул мои ледяные пальцы и медленно принялся смаковать каждый из них горячими, подобно жаровне в хорошей бане, губами. Я же так и продолжала сидеть, неподвижна, тиха и задумчива, и все вокруг казалось мне глубоко-синим. Неужели же то мой последний вечер?!
– Какая у тебя прохладная маленькая рука! И каждый пальчик – законченное произведение искусства! Надо же, какие изумительные ноготки. В жизни ничего подобного не видел! Какая же ты женственная, Вероника! Моя Вероника…
Правду говорят: действия мужчины в располагающей обстановке легко предсказуемы, ибо они думают всегда об одном… Стоило мне слегка забыться в мистическом синем тумане, как проблемы начали пухнуть прямо на глазах – куда там хорошему дрожжевому тесту. Да какая мне сейчас еще любовь?! Как выражаются чопорные англичане «last thing what I need (это самое последнее из того, в чем я нуждаюсь). Так чего же я ожидала, когда сюда направлялась? Душевного понимания? Резонанса исключительно астральных субстанций?
– Коленька, что-то стало невероятно холодно. Может быть, можно разжечь камин? Есть ли свечи в этом доме? Отлично. Пусть они все горят. Нет-нет, это не потом, это очень важно. А про еду ты не забыл? Жалко, если такая вкуснотища бездарно погибнет. Я голодна, как волк.
Сим мягким восклицанием удалось хоть временно приостановить энтузиазм пылкого армянина, уже добравшегося со страстными поцелуями до ямочки на моем локотке и до аналогичной впадинки на яблочно-округлой коленке. (Ах, неверную деву лобзал армянин!) Как только он успевал управляться и там, и тут… Большой поклонник моих, сильно притомленных событиями последних месяцев, прелестей крайне неохотно предоставил их самим себе и весьма натужно поднялся с девственно белого, белее любого подвенечного платья, дивана.
– Да, правды нет в ногах.Но нет ее и выше!
Выспренно продекламировал он, сверкнув напоследок пламенным взором испанских танцоров. Я несколько нервно и натужно рассмеялась его шутке, поправила чересчур тонкие колготки и одернула пушистую, слегка помятую юбку. Не так-то уж и просто оказалось справиться с охватившими смятением и растерянностью. Как же следует вести себя дальше, чтобы зря не обидеть хорошего человека, не испортить с ним отношений и не изранить всегда такое сверххрупкое мужское самолюбие?
