Айи Арма - Избранные произведения писателей Тропической Африки
Весь день Мети вела сама с собой такие речи. Соседи — и женщины и мужчины — уже не раз посылали свое потомство справиться, не вернулся ли Дьенг. «Бессовестные! Как услышат, что у человека деньги завелись, сразу набросятся, будто коршуны».
Дьенг вернулся поздно — он еще заходил в мечеть. Вечерняя трапеза оказалась не хуже дневной. Жены старались предупредить малейшее его желание. Угостив мужа орехом кола, Мети, расхрабрившись от присутствия второй жены, спросила:
— Ну как? Все благополучно прошло?
— Ничего я не получил, — ответил Дьенг. — Требуют удостоверение личности. А чтобы получить удостоверение личности, нужны метрика, марка в пятьдесят франков и три фотографии.
Женщины не поверили. Они молча переглядывались. Мети ждала благоприятной минуты, чтобы приступить к новым расспросам. Пока же она сообщила мужу, что к нему приходили люди, много людей. И она перечислила всех.
— Да, все теперь будут думать, что у меня есть деньги, а я не хочу помочь нуждающемуся. Пусть они спросят у Горги Маисы. Он ходил со мной…
— Только для того и ходил, чтобы выманить у тебя денег, жулик он, этот Маиса! — заметила Арам, прервав мужа.
Дьенг рассказал, как Маиса «сорвал» сто франков с доверчивого юноши.
— И сразу же улизнул, чтобы не делиться с тобой. Вот жадина! А ты-то! Истратил на него пятьдесят франков! Нашел время!
Явился посетитель, возвестивший о себе бесконечными приветствиями. Это пришел Мадиань Диань. Женщины удалились. Мужчины повели беседу. Толковали обо всем. Разговор прерывался долгими паузами.
— Я нынче уже приходил к тебе, Дьенг. Дело в том, что я попал в очень трудное, можно сказать, тяжелое положение. И вот решил попросить у тебя помощи.
Мадиань Диань сделал паузу: не так-то легко вскрыть нарыв. Нужно бросать фразу за фразой, бороться, мучиться и унижаться, описывая свою нужду, свои плачевные дела. Фразам должны соответствовать выражение лица, вкрадчивые интонации, мягкое произношение слов на языке волоф. Надо прерывать свою речь молчанием, чтобы дать собеседнику время проникнуться сочувствием и жалостью к бедняку. Надо клясться Кораном и самим аллахом, обещая заплатить долг завтра утром еще до восхода солнца, прекрасно, однако, зная, что этого «завтра» никогда не будет.
Дьенг все понимал с полуслова. Ведь все просители без исключения затягивали одну и ту же песню. Самое главное было пробудить в человеке чувство солидарности с бедняками, подстегнуть красивыми словами дух братства, который с каждым днем все больше ослабевал в людях. Дьенг молчал. Мадиань Диань десятый раз повторял свои доводы и обещания.
— Да будет аллах мне свидетелем — я ничего не получил по переводу. Может быть, завтра удастся.
— Не клянись, я тебе верю. Мне до зарезу нужны пять тысяч франков. А если не можешь, дай хоть сколько-нибудь. Ты моя последняя надежда.
— Пойди спроси у Горги Маисы. Он ходил со мной, — горестно твердил Дьенг.
— Ну, может, ты дашь мне рису? Три кило рису — я слыхал, что ты получил сто килограммов.
— Вон как люди болтают, как они преувеличивают! У меня ровным счетом пятнадцать кило!.. Мети!
— Что, Дьенг?
— Дай Мадианю три кило риса.
— Дорогой, у нас уже немного осталось!..
— Мети, перестань мне перечить! Что бы я ни сказал, ты обязательно наперекор идешь!
— Это для моей семьи, Мети, — хныкал Мадиань Диань. — Клянусь тебе, нынче целый день дети ничего не ели.
— Мадиань, ты знаешь, наш дом — твой дом. Я ничего от тебя не скрываю. Я пойду посмотрю, сколько у нас осталось. А денег нет, Дьенг ведь сказал тебе, он не получил по переводу.
Мужчины опять повели обычную свою беседу, одну из тех, в которых люди, привыкшие друг к другу, повторяют избитые истины по сто раз в день и находят их полезными, а на самом деле только стараются убить время за такими разговорами.
Мадиань Диань унес домой только полкило рису.
Мети не понимала своего мужа. Экая глупая щедрость! Сбегутся теперь люди со всего квартала и разграбят дом. Хозяйство — это женское дело. И женщины решили защищать его. Они столковались между собой. Это они, а не Ибраима должны говорить, кому следует помочь. (Из поколения в поколение женщинам прививали покорность и обращали их в послушных исполнительниц мужниной воли, но это не мешало им, при желании, добиваться от мужчин чего угодно.)
Явились и другие посетители, отцы семейств. Несмотря на все их мольбы, они ушли несолоно хлебавши.
Наутро, еще до восхода солнца, Дьенг, как обычно, отправился в мечеть на молитву фаджар[39]. К его возвращению жены уже управились с хозяйством. И когда он пил отвар кенкелиба, пришел Баиди. Живой скелет, лицо — кожа да кости, скулы торчат, щеки запали. Вчера он не мог прийти. А сегодня он явился по очень важному делу, говорил Баиди, разделяя с Дьенгом его ранний завтрак. Дьенг не дал ему договорить. Рассыпаясь в извинениях, он сказал смущенно, с глубокой печалью в сердце:
— Аллах мне свидетель — я ничего не получил!
Мети, присутствовавшая при их разговоре, добавила:
— Баиди, я сама хотела сейчас пойти к тебе в надежде занять у тебя.
Баиди ушел, понурившись, и даже по спине его было видно, какое горькое разочарование он испытывает. Мети, довольная, что удалась ее хитрость, бросила заговорщицкий взгляд на вторую жену.
От дома Дьенга до мэрии было по меньшей мере шесть километров. Длинный путь этот врезался в память Дьенга. Проделать его пешком по жаре? Ведь в кармане нет двадцати франков. Кто бы мог одолжить ему двадцать франков? Даже зная, что его ждут деньги, никто не придет ему на помощь, Дьенг вспомнил, что Горги Маиса раздобыл вчера сто франков. И в отчаянии он направился в дом Маисы, стоявший напротив его жилища. Услышав голос Дьенга, обменявшегося с его женами учтивыми приветствиями, Маиса вышел ему навстречу, отвел подальше от двери и стал клясться всеми богами-покровителями, что у него не осталось ни гроша. «Сам у тебя хотел попросить». А когда Дьенг сообщил, что собирается идти в мэрию, хитрец, извиняясь, сказал, что не может идти с ним — ужасная ломота в ногах!
Густая толпа безвестных людей спешила в том же направлении. Гудки автомобилей, громкий треск мотоциклов, дребезжащие звонки велосипедов и мотороллеров, шарканье старых башмаков, топот конских копыт сопровождали этот людской поток до границы «туземных кварталов», а оттуда он растекался в разных направлениях. Шум постепенно стихал, но в воздухе долго еще висела серая завеса пыли.
Перед главным входом в мэрию, как на ступенях мечети, кучками толпились люди и, встречая знакомых, обменивались рукопожатиями.
Удобно устроившись на стуле у дверей, пожилой важный вахтер оживленно разговаривал с посетителями.
— Метрику? Отдел актов гражданского состояния, — ответил он на вопрос Дьенга. — Вон туда, — и показал рукой направление.
«Опять очередь!..» — подумал Дьенг, измерив взглядом ее длину, и занял место в хвосте.
В воздухе стоял гул, слышались разнообразные диалекты, гортанные голоса. Дьенг завел разговор с соседом — стоявшим впереди него щуплым человечком, лицо которого украшало несколько шрамов. Оказалось, он пришел уже в третий раз и все по одному и тому же делу. Он каменщик; слава аллаху, нашел себе работу в отъезд, в Мавританию. А то ведь два года был безработным. Дьенг поинтересовался, сколько времени надо хлопотать, чтобы получить выписку из метрической книги.
— Смотря как, — сказал каменщик. — Есть у тебя знакомства, связи — это одно, а нет, так наберись терпения. Но если деньги найдутся, быстро дело пойдет.
Дьенг доверился ему (каменщик казался человеком опытным) и объяснил, почему ему срочно нужно получить удостоверение личности. Ведь нетрудно выдать выписку из метрической книги. Его имя значится тут, в одном из реестров.
— А все-таки в наше время лучше иметь знакомства, — повторил в заключение каменщик.
От доверительных сообщений перешли к критике, круг собеседников расширился. К ним присоединились двое последних в очереди. Один из них, плечистый, коренастый, явившийся за метрикой для сына, доказывал, что все чиновники — волокитчики, нет у них сознания гражданского своего долга. Однако, когда кто-нибудь приближался, все умолкали. Каменщик каждого угостил кусочком ореха колы.
Ему выдали нужную справку. Прощаясь, он пожал всем руки. Подошла очередь Дьенга.
— Погоди, приятель, я передохну немножко, — сказал, молодой чиновник, закуривая сигарету, и завел разговор с сослуживцем в уголке канцелярии.
«Передышка» затянулась. Позади Дьенга раздался возмущенный женский голос.
— Не ворчать! — приказал чиновник, с явной неохотой возвращаясь на свое место. — Тебе что? — спросил он сухим тоном, резанувшим слух Дьенга.
— Мне? — растерявшись, повторил Дьенг.
— Твоя очередь? Да или нет? Что тебе надо?
