Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия
– Биополе Иисуса?!
– А что?
– Что такое это самое биополе? Никто толком не знает.
– Я прочту тебе короткую лекцию.
– Ты всегда отличался тем, что большей частью молчал.
– Биополе для нуклеотидов как матрица для льющегося из ковша металла. По сути – это создание искусственной жизни. Как силовые линии магнита упорядочивают на стекле металлическую крошку, так и биополе структурирует по нашему заказу нуклеотиды в цепочку ДНК в известной последовательностью. Шлифовальный станок для огранки алмазов. Если это биополе Петрарки, Рембо или Дон-Кихота, то это матрица для расплавленной меди или бронзы. А если Сократа, Жанны д'Арк или Леонардо да Винчи – для струящегося тонкой ниточкой золота. Только Биополе Святого Духа – матрица для святых, для Иисуса, для Будды, для Мухаммеда… Космическое же биополе, Всевселенский Разум, Бог структурируют все гены на земле. Осенить Святым Духом – это значит наделить развитие жизни траекторией совершенства.
– Красивая сказка.
– Вся она помещается вот в этот кейс.
– И ты можешь сказать мне, чем я дышу?
– И ты, и вот этот кактус, и даже Джордано Бруно…
Юра помолчал.
– Давай проверим?
Юра подумал. Затем:
– Давай, так давай!
Сонливость слетела с него, как пух с одуванчика при дыхании ветра. Он задал еще несколько вопросов, на которые получил ясные ответы. О чем-то промолчал, потом спросил еще раз:
– Думаешь, удастся воскресить Христа?
Я не стал отвечать, из моих предыдущих ответов это было ясно, как день.
– Ты гений? – спросил он.
– Держи, – сказал я, – протягивая ему его кейс.
– Зачем, зачем мне он теперь?
Я пожал плечами: решай. Мой кейс для сканирования биополя, как ружье, висящее на стене и ждущее своего часа для выстрела, лежал на журнальном столике…
– Ладно, – сказал Юра, – я верю. Я знаю, что это возможно.
Ладно, так ладно. Я не стал его уговаривать, и вместо этого показал ему несколько цветных фотографий биополя увядшей фиалки, клеточек кожи Ленина и Жориного указательного пальца правой руки.
– Это цветы, потерявшие запах, – стал угадывать Юра, а это… эпидермис какого-то упрямца…
– Ты почти угадал. А это?
Юра посмотрел на третью фотографию.
– Я узнал бы его с закрытыми глазами.
Я молча смотрел на него.
– Это Жорин указательный палец.
Это сообщение меня потрясло:
– Как ты узнал?
– Этим пальцем он всегда тыкал мне в грудь…
Я такого не помню.
– Он орал: не женись, не женись!.. Я его не послушал…
Затем мы вспоминали.
– Расскажи и ты тайну своего кейса, – попросил потом я.
– От тебя у меня нет теперь тайн.
Часть девятая
VIA DOLOROSA
Глава 1
На следующий день мы вступили на Скорбный Путь. Была как раз пятница, страстная пятница. Как раз в пятницу, каждую пятницу в три часа пополудни, я это уже знал, отцы-францисканцы и организуют скорбное шествие паломников по Крестному Пути. А сегодня не только пятница, но и преддверие Пасхи.
– Как ты представляешь себе свое будущее? – снова спросил я.
Мне так хотелось услышать: «Я не мыслю теперь свое будущее без Пирамиды». Но Юра был непреклонен:
– Будущее всегда неизвестно, – по-прежнему ответил он.
Солнце уже качнулось к западу, мы шли по безлюдным улицам, город спешил до захода солнца закончить дела…
– От людей я не жду ничего хорошего, – продолжал Юра, – поэтому наше будущее мне кажется беспросветным.
Он все еще был полон тихого бархатного, но и неистребимого пессимизма и, казалось, ничто не могло поколебать эту его унылую неуверенность в преобразовании жизни.
Мы пришли сюда заранее, чтобы насладиться не только прохладой оливковой рощи, но и церковью Святой Анны, и великолепием фасада церкви Всех Наций, и золотыми маковками, увенчанными золотыми крестами русской православной церковки Марии Магдалины. Просто не верится, что когда-то здесь был предан Иисус. До сих пор спорят, было ли это предательство, или же Иуда выполнил просьбу Иисуса. Чтобы сбылось пророчество. Тем не менее, мир до сих пор порицает Иуду, и его именем проклинает каждого, кто уличен в этом мерзком проступке: Иуда!
И тем не менее, здесь же, на Масличной горе, где Иисус проповедовал свои, теперь уже ясно, нетленные истины, где Он оплакивал Иерусалим, был предан и арестован, именно здесь хотят быть похоронены многие евреи, до сих пор ожидающие прихода Мессии, который вот-вот должен появиться, войдя через Золотые ворота. Говорят, и Иосиф Кобзон приобрел себе часть горы, возможно, вон с той, огромной величины, корягой, что осталась от масличного дерева, под которым, вполне вероятно, мог отдыхать Сам Иисус? Зачем Кобзону эта Святая земля? Неужто и он надеется воскреснуть, как Лазарь, чтобы напроситься сопровождать Мессию при Его вступлении в город?
Нужно обязательно побывать здесь с Аней, подумал я и тут же ей позвонил:
– Слушай, ты была когда-нибудь в Иерусалиме?!
– Много раз… Я вчера вернулась из Ватикана… Меня представили Папе…
– Папе?!. Тебя?!!
– Я рассказала ему о твоей Пирамиде.
– Ты рассказала?..
– Я рассказала, он в восторге! Он…
– Он готов отказаться от роскоши и вести полуголодное существование?
– Ты не поверишь: он живет уже так много лет.
– Я не верю.
– Ты бы видел его глаза!
– Не могу понять, почему же?..
– Ты бы видел его глаза! Мы говорили всего несколько минут, он – святой…
– Но как же тогда объяснить?..
– Ты когда вернешься?
– Мы тут с Юрой…
– Я потом тебе все расскажу… Ты когда вернешься?
– Мы тут с Юрой…
– Ты нашел-таки и его?! Поздравляю… Папа ждет твоего звонка.
– Но-о-о…
– Правда-правда.
– Я готов. Мы тут с Юрой… Хочешь с ним поговорить?
– Хочу.
Пока они разговаривали, я думал о Папе: неужели лед тронулся?!
Сейчас справа по ходу нашему взору откроется… Так и есть: ах, какая удивительно уютная часовенка! Нежные, хрупкие, изящные колонны…Часовня Вознесения. Отсюда Иисус и вознесся на небо…
– Ты можешь представить себе себя летящим? – спросил Юра.
– Папа Римский с нами, – сказал я, как только у нас представилась возможность немножко поотстать от толпы.
– Как это понимать?
Я только кивнул, мол, я в этом уверен.
Время от времени я думал о Папе. Мне вдруг пришло в голову, что изменить его мировоззрение, воспитывавшееся веками, не так-то просто. Что если он не увидит нашу Пирамиду во всей ее красе? Потом я позвонил Юле. Телефон не отвечал.
Глава 2
Когда впервые идешь по Via Doloroza, тебя охватывает странное чувство огромной тревоги и, удивительное дело! – беспощадного стыда за всю предыдущую свою жизнь. Это чувство не покидало меня никогда, даже если я шел по этой Дороге в третий и пятый, и десятый раз, в одиночку (я специально пришел сюда как-то задолго до восхода солнца) и в унылой толпе паломников, слепо бредущих нескончаемым ручейком друг за дружкой, словно олицетворяя собой стадо без пастыря… Да, чувство стыда и безмерной вины за содеянное!.. Груз креста здесь чувствуешь собственной кожей и невольно клянешься все свои силы положить на алтарь утверждения Духа Христа, воцарения Его идей на Земле. Потом, конечно, клятву чуть-чуть нарушаешь, немножечко, ну, самую малость, и каешься, клятвоотступник, вымаливая у Него прощение… Таков человек! Всегда ведь живешь с оглядкой на покаяние. Будто клятву можно нарушить чуть-чуть.
– Ты в порядке? – шепотом, остановившись и внимательно посмотрев на меня, спросил Юра.
Я тоже остановился и в свою очередь с недоумением посмотрел на него.
Мне показалось, что тебя пошатывает, – сказал он.
Я не успел даже пожать плечами в ответ, так как шедшие позади нас паломники стали теснить, принуждая двигаться дальше. Может быть, земля и качнулась у меня под ногами, когда стыд в очередной раз переполнил меня, вечный стыд за грехи, от которых никто ведь не застрахован и которые тут, на Этом Скорбном Пути, ощущаются очень остро, и этот самый твой стыд, совершенно не волнующий тебя в повседневности, вдруг берет тебя за горло… Так, что подкашиваются ноги. Да, надо побывать здесь вместе с Аней, решил я, пройти этот Путь… Каковы будут ее ощущения? А что сказала бы Юля?
– Я тоже чувствую тяжесть креста, – сказал Юра.
Еще бы! Кому уж кому, а тебе эту тяжесть нужно чувствовать каждую долю жизни, подумал я.
Стены дворика кое-где увиты густым ярко-зеленым в солнечном освещении плющом с устремленными на тебя стрелами веток, увенчанных, словно раненными сердцами, наконечниками кроваво-красных цветов. Черный проем входа в часовню – как открытые двери ада. Вблизи входа – молодое оливковое деревце, единственный признак живой жизни в этом тесном и жарком каменном гробу.
– Я бы не вынес пыток, – сказал Юра.
– Ты же – не Иисус, – сказал я, – тебе нечего и волноваться.
Я вдруг снова подумал о Папе: неужели великий прелат разделяет наши взгляды на жизнь? Неужели лед тронулся?!.
