Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов
— Точно, на сто процентов.
— Но. И в этом суть. Средства информации искажают.
— В них работают люди, а людям свойственно, верно?
— Средства информации не назовешь чистым стеклом, сквозь которое мы можем ясно увидеть вещи.
— Мы видим их как бы гадательно[94].
— Я не говорю, что это намеренные искажения. Неровности чистого стекла. Но мы не должны о них забывать.
— Нам свойственно ошибаться.
— А теперь возьмем пресс-конференцию.
— Кандидата. Или президента.
— Иногда они задают им вопросы, которые они хотят, чтобы они им задали.
— Заготовленные вопросы под заготовленные ответы.
— Я не говорю, что они все такие. Я даже не говорю, что таких большинство. Но такое случается.
— Я догадывался.
— Или он не выбирает из желающих спросить того, кто, как он знает, может загнать его в угол.
— Он выбирает парня, сидящего рядом.
— Дело в том, что у него большой опыт. Он знает, что этот парень собирается спросить его насчет экономики, этот парень собирается спросить его насчет ядерного холокоста, а этот парень собирается спросить насчет Китая. Так что он может предвидеть…
- Какого типа вопрос подкинет ему тот или иной конкретный парень.
— Совершенно верно. Конечно же среди этих мальцов есть и очень ушлые, ничуть не слабее его самого. В своих частных сферах компетенции.
— Они могут объехать его на кривой.
— И он умоется.
— А может, полезет напролом и ответит на этот треклятый вопрос.
— Однако все, что мы видим, что видит широкая общественность…
— Только верхушка айсберга.
— Есть гораздо большая подводная часть, которую мы не видим.
— Весь айсберг.
— Мы подобны слепым мышам, ощупывающим айсберг.
— Поэтому ты должен иметь много, очень много источников. Чтобы получить картину.
— Как печатных, так и электронных.
— Когда мы смотрим по ящику пресс-конференцию, это даже не вся пресс-конференция.
— Это выжимки.
— Всего лишь выжимки. По большей части.
— Может быть, то, о чем ты хотел бы узнать, как раз и было вырезано.
— Ставлю десять против пяти, что что-нибудь, затрагивавшее твои личные, жизненные интересы, как раз и было вырезано.
— Наверняка.
— И они ведь не нарочно. Просто они люди.
— Я знаю. А без них у нас и совсем ничего бы не было.
— Но иногда вкрадывается и пристрастность.
— Легкая, еле заметная пристрастность, придающая однако их объективности определенную окраску.
— Возможно, они и сами о ней не подозревают, но она вкрадывается. Через черный ход.
— Скажем, ты просматриваешь газету и там даны снимки всех кандидатов. Они все ведут предвыборную кампанию, в разных местах, и вдруг оказывается, что они дали снимок одного парня в два раза большим форматом, чем снимок другого.
— Почему они так сделали?
— Может быть, снимок первого парня представляет для читателя больший интерес. Но все равно это пристрастность.
— Возможно, им следует измерять их, эти снимки.
— Возможно, им нравится этот парень. Возможно, он просто нравится им как человек. Он привлекательнее. И это вкрадывается.
— Ну, точно, этот парень привлекательнее.
— Но чтобы быть до конца честным, ты должен напечатать снимки парня, который тебе не нравится, тем же форматом, что и снимок этого парня.
— Или, может быть, парень, который им не нравится, они изучают его придирчивее. Его личную жизнь. Взносы на предвыборную кампанию.
— Или, может быть, ты надеешься получить работу, если его выберут. Человеческие слабости.
— Это низкое подозрение. Это ужасное подозрение.
— Надо смотреть правде в глаза.
— Я не думаю, чтобы так бывало. Не так уж много работ, которые им хотелось бы получить.
— В этом долбаном правительстве не так уж много работ?
— Которые лучше их теперешней работы. Я хочу сказать, кем ты скорее хотел бы быть, старшим помощником младшего дворника в правительстве или влиятельной фигурой в масс-медиа?
— Второе. При любой погоде.
— Я имею в виду, что если ты, к примеру, возглавляешь долбаный «Уолл-стрит джорнэл». Влиятельный голос. Кассандра, вопиющая в пустыне. Они боятся того, что ты можешь обнародовать — или не обнародовать. Ты можешь высоко держать голову. Ты не кланяешься никому, хоть там президенты, хоть короли…
— Ты должен встать, когда он входит, такое правило.
— Встать — это еще не значит поклониться.
— Тут главное — изучать их лица, лица этих парней, этих парней, которые кандидаты, по ящику с выключенным звуком. Вот тут ты можешь все увидеть.
— Ты можешь читать в их душах.
— Ты не можешь читать в их душах, но ты можешь получить представление, проблеск.
— Лицо человеческое — это темный омут, в глубинах коего таятся темные, скользкие твари. Ты пристально вглядываешься, прибегая ко всему своему жизненному опыту. Чтобы различить, что кроется в этом парне.
— Я в смысле, что он старается выглядеть получше, несчастный ублюдок наизнанку выворачивается, чтобы выглядеть получше в каждом, Богом и людьми забытом уголке Америки.
— Так что же мы про него знаем? Действительно знаем?
— Он хочет получить место.
— Непреоборимые силы вынудили его хотеть это место. Судьба. Есть люди большие, чем ты или я. Большее предназначение. Мысль не получить это место разрывает ему сердце, он видит какого-нибудь другого парня, получившего место, и говорит себе: мне предназначено судьбой ничуть не меньшее, чем ему, этому парню, если только я сумею сделать, чтобы эти раздолбай выбрали меня.
— Рядовые граждане. Мы.
— Если только я сумею собрать их под мое знамя, этих придурков.
— А что ему еще думать? Эта мысль разрывает ему сердце, про не быть избранным.
— Мы просто пешки. Шуты гороховые. Хлам.
— Нет. Без нас они не могут реализовать свое предназначение. И подступиться к тому не могут. Без нас им никак.
— Мы принимаем решения. Тонкие, компетентные, основанные на информации решения. Потому что мы себя проинформировали.
— Принимая во внимание разнообразные заботы активной, плодотворной жизни.
— Если она плодотворна.
— Как правило, она должна быть плодотворной. Если человек прилагает старания, знает суть дела…
— Откуда они знали, когда массовых средств информации еще не было?
— Собирались огромные толпы, со всех городов и всей страны.
— Ты должен был уметь произнести речь, классную, чтобы конфетка, а не речь. «Вам не распять род человеческий на золотом кресте» — Уильям Дженнингс Брайан. Масштаб, размах, вот что было главным.
— Слушатель такой речи знал…
— Это были величественные фигуры.
— Их голоса звучали подобно органу.
— Страсть их речей обрушивалась на огромную толпу как ураган.
— Это были герои, и простой человек их любил.
— Может быть, и зря. История все ставит на место.
— Исполинские фигуры с голосами как полный церковный хор плюс орган…
— Странное сияние вставало за их спинами, возможно, это было всего лишь солнце.
БИШОП
Бишоп стоит перед своим домом.
Бензовоз припарковался во втором ряду, гофрированный шланг присоединен к выступающему из тротуара штуцеру, водитель в зеленой форме стоит, прислонившись к капоту, и читает книжку «Назови своего ребенка».
Бишоп ждет Кару.
«Правило мартини» гласит: ни капли до без четверти двенадцать. В глазах плывет. Бишоп усиленно моргает.
Он выпил за завтраком пива, как обычно, «Пильзнер Урквелл». Теперь импортное пиво идет в соседнем магазине по девяносто девять центов за бутылку.
Насос бензовоза с лязгом выключается. Водитель бросает книгу в кабину и идет откручивать шланг.
Последние двадцать лет своей жизни художник Джон Фредерик Пито зарабатывал на хлеб не кистью, а корнетом, играя на проповедях и религиозных собраниях, согласно Альфреду Франкенштейну.
Бишоп входит в подъезд и поднимается по лестнице на второй этаж, в свою квартиру.
Банк куда-то задевал алименты, которые он переводит дважды в месяц своей второй жене, обосновавшейся в Лондоне. Он переключает приемник на FM, прокручивает две станции с классической музыкой и находит Флитвуд-Мэк.
Бишоп пишет биографию Уильяма Майкла Харнетта, американского художника девятнадцатого века. Но сегодня он не может заставить себя сесть за стол.
Кара была замужем один раз.
Без двадцати двенадцать он смешивает мартини.
По вечерам кошмарные приступы слепой ярости. Затем слово или фраза тоном, которого она не выносит. Наутро он ничего не помнит.
Пито был открыт как художник уже после своей смерти, когда его картины появились на выставке с поддельными подписями Уильяма Майкла Харнетта, согласно Альфреду Франкенштейну.
