Жоржи Амаду - Тереза Батиста, уставшая воевать

Амадеу Местре Жегэ был участником тридцати боёв на ринге как профессиональном, так и любительском, проиграл двадцать шесть по очкам и выиграл четыре нокаутом — это были те, когда ему удалось нанести противникам удары в подбородок или грудную клетку. Смертельные удары. Ваве он был предан, но вступится ли он, если Далмо при нём будет бить хозяина? Решится ли выступить против детектива? Это известно одному Богу.

Далмо ограничился угрозами. Подумай дважды, прежде чем отказать человеку из специального полицейского управления в небольшой услуге. Разве ты не в курсе дела относительно распоряжения о переселении? На этот раз дело серьёзное, это решение сверху, подлежащее выполнению в кратчайший срок. Завтра женщины Баррокиньи переселяются на Ладейру-до-Бакальяу. За ними Масиэл. Расположенные здесь заведения перебираются в старые дома Пилара, из них лишь два-три в приличном состоянии. Вся эта часть города должна быть очищена, это же центр, и те, кто тут обитает, переберутся в Нижний город, к подножию горы. Кто пользуется благосклонностью полиции, получит льготы и преимущества, но горе тому, кто окажется в чёрном списке! Владелец такого большого и процветающего предприятия, Вава должен жить в мире с полицией и её агентами. Далмо Кока вернётся завтра к вечеру, чтобы уточнить детали. Возможно, принесёт травку.

Две пачки американских сигарет, что лежали на конторке, оказались весьма кстати: детектив положил их в карман и ушёл. Вава поник головой, не зная, что делать.

Не в пример женщинам Баррокиньи, он читал все газеты и знал о кампании по переселению, но испугался не сразу: часто бывало, что газеты, не имея подходящей темы для публикаций, обращались к вопросу о зоне. Однако накануне прихода Далмо Ваве стало известно, что инспектор назначил срок — переехать из Баррокиньи за двое суток, и Вава встревожился. Теперь, выслушав агента, он понял, что дело обстоит много хуже.

Переселение принесёт ему чудовищный ущерб. И не только потому, что заведение придётся закрыть и какое-то время оно не будет приносить доход — настоящее несчастье! — но и потому, что доходы от его домов, арендовавшихся по высоким ценам, снизятся до уровня квартирной платы. Возможность принять предложение Далмо Коки — это единственный выход спасти хоть что-то в этой сваливающейся на всех и на его голову беде. А вдруг предложение агента — очередная ловушка полиции? Спрячут травку у него в комнате, а потом нагрянут, возьмут с поличным и прикончат. Да, в такие минуты жизни ничего нет вернее, как посоветоваться с Эшу. Завтра же Вава призовёт жреца, отца Нативидаде.

На пороге появляется Грета Гарбо.

— Там одна девушка хочет поговорить с вами. Её зовут Тереза Батиста.

Стоило ему взглянуть на Терезу, как его охватило волнение: он влюбился. Внезапно вспыхнувшая страсть, любовь с первого взгляда? Похоже, так. Во плоти и крови он увидел её впервые, её, стоящую в дверях, улыбающуюся, со сверкающим золотым зубом. И в то же время не так: он ведь искал её, преследовал и находил в снах, в тысяче снов это небесное видение. И вот она здесь, слава Эшу!

Он много слышал о Терезе Батисте. Знал о случае с толедским кинжалом, ярости испанца Рафаэля Бедры, которому наставил рога бог Ошосси, знал о том, что Тереза спасла жизнь Марии Петиско и одновременно помогла скрыться ревнивцу, — два достойных поступка по неписаному закону здешних мест. Слышал он и о дерзком ответе Терезы, брошенном в лицо Живоглоту; слышал Вава и о красоте Терезы, но она оказалась красивее, чем он представлял её по рассказам. В волнении от явившегося ему чуда Вава даже забыл о неприятном для него посещении Далмо (Коки) Гарсии и связанных с этим заботах. Он повторил Местре Жегэ, что завтра тот должен привести к нему отца Нативидаде; к проблеме о наркотиках, которые агент Далмо решил разместить у него в комнате, прибавилась любовная: после случая с Анунсиасан до Крато Вава всегда советуется с Эшу и в любовных делах. Ведь он живёт, окружённый завистью и предательством, вся надежда на защиту Эшу.

— Входите и садитесь.

Она вошла в комнату, стройная, гибкая, ай, Боже праведный! Села в кресло, в котором только что сидел детектив. Крепкие руки калеки привели в движение кресло-каталку, он приблизился к ней. Что её привело? Ведь если она имеет богатую клиентуру в заведении Тавианы и приходит туда только по определённым дням, не пришла же она предлагать себя в его дом, открытый для всех. У Тавианы за один вечер она заработает у щедрого старичка сластолюбца больше, чем любая проститутка в доме Вавы за двое суток беспрерывной работы.

Решительная Тереза сразу приступает к делу:

— Вы слышали о переселении увеселительных заведений?

Тёплый голос дополняет её образ, являвшийся ему в сновидениях и исчезавший с приходом утра. Сверкающие чёрные глаза на спокойном, чуть грустном лице, волосы падают на плечи, сама красота, медный цвет кожи, кокетлива, но ведёт себя серьёзно. Вава взволнован и не понял вопроса. Понял только то, что она обратилась к нему вежливо: сеньор. Сеньором в Баии никто Ваву ещё не называл, даже тот, кто его боялся, а таких было много. Как же обращаться к ней? У баиянцев свои сложности с вежливым обращением.

— Называй меня Вавой, тогда я смогу называть тебя Терезой, так будет лучше. Так о чём ты спросила?

— С удовольствием. Я спросила, слышали ли вы, Вава, о переселении заведений?

— Только что об этом имел беседу.

— Женщины Баррокиньи получили срок до завтра, завтра они должны быть на Ладейре-до-Бакальяу. Вы знаете, в каком состоянии дома на Ладейре?

— Слышал.

— Знаете, что и все остальные будут переселены? Куда должны переехать с Масиэла?

— В Пилар. А теперь, после ваших вопросов, разрешите спросить вас: зачем вы всё это спрашиваете? — В любом разговоре Ваву интересовал смысл, а в этом особенно, ведь лицо Терезы всё время вспыхивало, да и сама она, похоже, готова была вспыхнуть как разгоревшийся костёр. Во сне он как-то её такой горящей как факел видел на скале.

— Женщины Баррокиньи переселяться не будут.

— Да? Не будут?

Услышанное утверждение было настолько неожиданным, что стряхнуло любовную пелену с глаз Вавы, и он посмотрел на девушку внимательно и недоверчиво, снова спросив:

— Не будут?

— Нет. Останутся в Баррокинье, на своём месте.

— Кто это сказал? Старая Акасия? Ассунта? Мирабел? Словам Мирабел верить нельзя. Что ж, старая Акасия не подчинится приказу?

— Нет. Никто не подчинится.

— Так полиция им покажет, где раки зимуют.

— Они к этому готовы.

— Так их силой выгонят.

— И женщины всё-таки не переселятся. Никто не поедет в дома на Ладейре-до-Бакальяу, даже если их выкинут на улицу.

— И потащут в тюрьму?

— Всю жизнь в тюрьме держать не будут. Вот поэтому-то я и пришла к вам.

— Почему?

— Да потому, что после Баррокиньи выселять станут с Масиэла. Скажите, если не секрет, сеньор… Простите, Вава… Вы будете переселяться?

Глаза Вавы по-прежнему устремлены на Терезу, они её недоверчиво и испытующе вопрошают. Глаза Вавы — это глаза Вавы. И почему это ей до всего дело? Почему не довольствуется тем, что красива, ведь красива, ах, Боже, красива!

— Если бы можно было что-то предпринять… я бы не переселялся.

— А что предпринять? Вот Мирабел пыталась: отдала комиссару Лабану все свои деньги, он, конечно, их взял, но стоит на своём.

— Но если, что ни делай, ничего не изменится? Не хочу думать.

— А если не переселится никто? Вы думаете, полиция сумеет насильно заставить переехать, если никто сам не переедет? Думаю, нет.

Не подчиниться приказу полиции? Какая безумная и нелепая идея! Однако, если суметь настоять на том, чтобы остаться на своём насиженном месте, это было бы здорово. Вава Спрашивает вместо ответа:

— А скажите, пожалуйста: верите ли вы, что полиция всё-таки тронет дом Тавианы, несмотря на то что ей покровительствуют такие богатые клиенты?

— Этого я сказать не могу.

— А вот я могу: сом-не-ва-юсь! Скорее всего переселят всех, кроме Тавианы. А если это так, то зачем вы вмешиваетесь во всё Это, точно работаете в Баррокинье или здесь? Зачем?

— Очень просто: сегодня я подрабатываю у Тавианы, а было время — работала в другом доме с открытой дверью и могу снова там оказаться. — Она замолчала, и Вава в изумлении увидел, как её глаза вспыхнули огнём. — Я повидала много плохого и поняла, что, если за себя не постоишь, ничего не достигнешь. А значит, не заслуживаешь лучшего.

Сопротивляться приказам полиции? Какая безумная идея. А может, если безумная, то верная, кто знает?! Эшу, отец и защитник!

— Я подумаю и завтра в полдень дам ответ.

— Ровно в полдень я буду. Доброй ночи, Вава.

— Уже уходишь? Не хочешь ли чего выпить? Капельку ликёра, у меня он хороший, приготовлен монахинями из какао и фиалки. Ещё рано, потолкуем.

— У меня ещё есть дела, их надо сделать до того, как идти в «Цветок лотоса».