Елена Ляпота - Через тернии к свету (СИ)

— Простите, Вероника, но я вряд ли смогу вас понять…

7

«И что им всем эти бабы сдались», — подумал Виктор, снимая медицинский халат, — «все беды от них. Особенно от тех, что постарше».

В жизни Виктора было всего две женщины, по-настоящему затронувшие душу, разворотившие ее, словно груду ненужного хлама, и напоследок отвесившие смачный плевок.

Впрочем, к Тае это не относится. Он ведь сам сделал этот выбор. Сам отпустил ее и не захотел идти следом. Там, куда ушла она, для него не было места…

Виктор очень любил свою первую жену Наташу. Стройную, симпатичную, покладистую. Как оказалось, именно эта покладистость и мягкотелость разрушила их идеальный с виду брак. В том, что Наташа любила его, Виктор почти не сомневался. Но все пошло наперекосяк благодаря Наташиной матери.

Говоря откровенно, Виктор догадывался, что теща благословила их скоропостижный брак из корысти. Еще бы — врач, молодой, перспективный. Такой союз сулил деньги и положение в обществе.

И квартира имелась, и дача.

Позже оказалось, что Витя не способен выбиваться из сил и унижаться, дабы пробиться куда повыше и найти местечко потеплее. Как был, так и остался врачом «скорой помощи».

И квартира была родительская. Жили в маленькой комнатушке, за стенкой — мать.

А дача — шесть соток голой земли в тридцати километрах от города.

В общем, мужем Виктор оказался простым, обычным. Тут то и началась политика Наташиной матери по спроваживанию зятя подобру-поздорову.

Только Витя за порог, так и лилась ручьем в Наташины уши песня про то, что при внешности такой, да уме, да таланте и характере можно устроиться куда выгоднее. А она, дура сопливая, цены себе не знает.

Как сынишка родился, теща малость попритихла. А потом за старое взялась, да еще пуще прежнего. Пошли скандалы по пустякам, упреки, обиды, требования.

Виктор долго держался из последних сил — ради сына. Мальчика своего он любил безумно. Да и жену — ту, прежнюю, скромную, тихую, любящую…

Не вышло у них, не сложилось. Не сумели выстоять, любовь угробили.

Только сынишку было жалко.

Наташа с мальчиком перебрались к матери. А Виктор через день приходил забирать его из садика. По дороге гуляли, заходили в кафе, ели мороженое. Сынишка часто спрашивал:

— Ты останешься, папка?

— Сегодня нет, потом, — давал пустые обещания Виктор, с горечью понимая, что счастливой семьи уже не будет никогда.

Наташа умоляла его не ходить. Забыть, что они есть на белом свете. Искать другую женщину, родить другого сына, любить их, а ее оставить в покое.

Но как он мог, если эти детские глазенки, карие, как у матери, смотрели на него с таким восторгом и обожанием! Как он мог вычеркнуть из жизни этого малыша ради другого, которого даже нет, и неизвестно, будет ли…

На Первое сентября, когда сынишка пошел в первый класс, Виктор явился на линейку с огромным тортом и детским конструктором в подарок. Наташа пришла не одна, а с каким-то хахалем довольно солидного вида. Виктор поздравил сына, вручил подарки и ушел.

Повернув за угол, он неожиданно остановился и осторожно выглянул из-за стены школы: Наташа с мужчиной садились в роскошную «Волгу». Стало быть, деньги у этого типа водятся немалые. Как раз то, что Наташиной матери и надо…

Виктор не помнил уже, что он ощутил в тот момент. Наверное, боль и тоску оттого, что рухнула последняя призрачная надежда, что бывшая жена одумается и решится заново разжечь их маленький семейный очаг. Он еще долго приходил в себя, прежде чем осознал, что следует начинать новую жизнь без оглядки на старую. Осознать осознал, а вот сделать…

Судьба постепенно расставила все по своим местам. Когда сын пошел во второй класс, Виктор узнал, что Наташа ожидает ребенка от нового мужа.

В этом городе его больше ничего не держало…

И вот спустя восемь лет он снова вернулся сюда. С новым штампом о разводе в паспорте и с новой трещиной в сердце…

Сына удалось увидеть лишь издалека, на последней школьной линейке, стоя в тени широких дубов и массивных кленов. На большее Виктор рассчитывать не мог.

Наташа рассказала ему, что их мальчик теперь называет отцом отчима, а своего родного уже и не помнит. Не стоит травмировать юношескую психику, тем более что в нем, Викторе, никто не нуждается.

Эти слова ударили по лицу больнее хлыста, разрывая не плоть, а душу. Во всем белом свете — один. И ни верить кому-нибудь, ни любить — ни на что уже не хватало сил.

8

Олег сидел на своем излюбленном месте у окна и наблюдал, как ветер на улице метет последние, скрюченные от сырости и холода, листья. Он с нетерпением ждал вечера, когда можно будет смотреть на звезды, однако пока еще был день. Уроки кончились, а домашнее задание делать не хотелось. Пойти на улицу было бы куда интересней, однако Галина Демьяновна панически боялась минусовой температуры, поэтому воспитанникам приходилось сидеть в четырех стенах.

Олег увидел, как по двору идут двое: мужчина и женщина. Мужчина заботливо поддерживал спутницу под локоть. Она же осторожно ступала, опасаясь, как бы не упасть. Олег вспомнил, что как-то видел этого мужика за забором детского дома. Он стоял и наблюдал, как детвора бегает друг за дружкой и кидается прелыми листьями. Странный мужик.

А вот женщину Олежка видел впервые. Иначе бы запомнил. Пальтишко у нее куда красивее, чем носят обычные работницы детского дома. Должно быть, какая-то важная шишка, из проверяющих. Или журналистка.

Мужчина и женщина поспешно скрылись на крыльце здания, и Олег благополучно о них забыл. Подумаешь, велика важность: люди пришли. Они на то и люди, чтобы ходить по своим делам.

Минут пятнадцать спустя женщина вышла, но уже одна. Она не спеша прошла по двору по направлению к выходу, как вдруг остановилась, обернулась и посмотрела на окна детского дома. На секунду Олежке показалось, что она смотрит ему прямо в глаза. Неожиданно она подняла вверх ладонь и слабо качнула пальцами, будто решилась помахать ему, но в последний момент передумала. Странное чувство овладело мальчиком. Ему показалось, что эта женщина прощалась с кем-то. Быть может с ним?

Но с чего бы это вдруг? Он ни разу ее прежде не видел, как и она его. Скорее всего, она махнула ему потому, что Олег был единственным, кто маячил у окна. Но все равно чувство было странное. Будто достали нож и вырезали кусочек живого сердца из худенькой детской груди…

— Олег! — раздался голос Галины Демьяновны.

Мальчик закатил глаза и шумно выпустил губами воздух, предвкушая, как воспитательница в очередной раз будет распинать его за то, что сидит на подоконнике, рискуя подхватить бронхит. Да и за то, что не делает уроки.

Однако Галина Демьяновна выглядела непривычно взволнованной и даже немного напуганной. И смотрела на Олега как-то странно.

В эту же минуту в комнату пулей влетела Лариска-змея и замерла, тяжело дыша, словно бежала не меньше километра без остановки.

— Успела! — радостно воскликнула она, — Ты сказала?

— Нет пока, — нерешительно сказала воспитательница и, подойдя к Олегу, неожиданно ласково провела пальцами по волосам, — Собирайся, за тобой пришли.

— За мной? — удивленно спросил мальчик и вытаращил на нее заблестевшие от нечаянной радости глаза.

— Да, за тобой, — затараторила Лариска-змея и щелкнула длинными наманикюренными пальцами, — родные у тебя объявились. Документы уже оформляют…

9

В коридоре раздался шум — вернулась бригада «Скорой помощи». Виктор посмотрел на часы — половина двенадцатого. Самое время готовиться встречать Новый год. А он уже в пальто и с шапкой на выходе.

— Эй, Витек, — это был не в меру радостный Леха, — А мы Деда Мороза привезли. Того, что сбили. Повезло парню, только синяками да испугом, как говорится. Хотели в больницу от греха подальше, ну, мало ли что, а он ни в какую. Говорит, денег нет. Я говорю — медицина ж бесплатная, а он мне, представляешь, говорит, что бесплатно только бомжей хоронят. Во молодежь!

— Так зачем сюда привезли? — спросил Виктор.

— Не на улице ж его бросать. Хотели домой подбросить, если недалеко, а он сказал, что никто его там не ждет, никому он не нужен. Собирался на площади праздновать. Грустно, ить! Пусть хоть с нами Новый год встретит, поспит на кушетке, а завтра глянем — будет нормально, домой потопает.

— Ну, даете! — рассмеялся Виктор.

— Ребята, что вы там копаетесь? Скоро двенадцать, — крикнула откуда-то дежурная, — Я конфеты открываю!

— Ты, Женечка, лучше водки! — хохотнул Леха.

— Ага, разбежалась! Мы все-таки на работе!

— От работы кони дохнут.

— Смотри Леха, а то вколешь иной старушке вместо папаверина какую-нить ерунду, — усмехнулся Виктор.