Михаил Балбачан - Шахта
Голос его как-то сразу окреп и охрип, в нем зазвучали брезгливо-капризные «начальственные» обертоны. Первым делом Евгений Семенович подозвал некоего Абрамсона, заведовавшего отделом в его институте, и отдал ему второй экземпляр своего многочасового труда, приказав к восьми утра разбить «все это» по участкам. Сам же решил заняться вопросами материального обеспечения, тем более что Григорьянц, его снабженец, переступал в нетерпении с ноги на ногу за спинкой его стула, потирая волосатые руки и нервно всхрапывая.
– Григорьянц! Посмотрите, что тут у меня получилось по основным позициям. Что, уже?
– Я тут, пока вас не было, кое-что наметил, Евгений Семенович. Взгляните. Это то, что можно достать сравнительно легко. А правда, что замнаркома обещал подключить все свои источники?
– Ну, в общем и целом… Только ты, пожалуйста, не зарывайся.
– Не беспокойтесь, Евгений Семенович! Постараюсь не зарыться.
– Жалко телефона нет, как же ты будешь? Машину-то я тебе постараюсь обеспечить, в конце концов, можно и мою…
– Ничего, Евгений Семенович, я тут с одной войсковой частью договорился по-тихому, машины там кое-какие нашлись. И телефон они мне провели уже. Только вы об этом, пожалуйста, никому. Сами, конечно, если нужно будет, можете воспользоваться.
– Ладно. С лесом что?
– Три тысячи шестьсот пока.
– Нужно пять.
– Значит, сделаем пять. Вам же не все сразу понадобится.
– Верно. Цемент?
– Сто двадцать уже нашел. Если нужно, я…
– Нет, достаточно. Кирпич?
– Надеюсь, к утру что-то начнет проясняться. Кстати, тут на товарной полсотни вагонов с крепежом вторую неделю простаивают. Можно бы их...
– Хорошо, под мою ответственность.
– Уже.
Работать с Григорьянцем было одно удовольствие, чего никак нельзя было сказать о Квитко Петре Егоровиче, назначенном Бирюлевым главным механиком строительства.
– Квитко, вы ознакомились с проектом плана работ?
– Нет еще.
– Вот, читайте.
Квитко, зевнув во весь свой прокуренный рот, взял папку и удалился. Прошел час.
– Квитко!
– Здесь!
– Прочитали?
– Так точно!
– Давайте ваши предложения.
– Жду ваших указаний.
– Каких еще указаний?
– Вам виднее, товарищ замначальника строительства.
– Но вы же, кажется, имеете немалый опыт в таких делах.
– Приказу не было.
– Черт! Ну хорошо, вот вам, для начала, два поручения…
– Слушаю.
– Подберите на строящихся шахтах вашего треста всё по этому списку и организуйте доставку. Срок – одни сутки.
– Маловато.
– Ничего, потру́дитесь!
– Слушаюсь.
– А если бы я приказал доставить все это за час, как бы вы тогда поступили?
– Начальству виднее.
– Ладно, идите.
– А второе поручение?
– Ах, да. Организуйте освещение стройплощадки, чтобы ночью было светло, как днем.
– Уже сделано.
– Как? Сами, без приказа? Не может быть!
– Товарищ Бирюлев распорядился.
– Хорошо, можете идти.
Таким манером задействованы были и все «приводные ремни». К полуночи в штабе остались только свои ребята-проектировщики, все это время терпеливо дожидавшиеся, когда у захлопотавшегося начальника дойдут наконец руки и до них. В соседних комнатах расставлены были кульманы, рядом в коридоре дымил знаменитый «институтский» ведерный самовар, и рябая тетка из хозчасти колола рафинад ржавым тесаком. На самом деле работа у них уже шла полным ходом. Отточенные грифели царапали ватман, костяшки счетов дробно щелкали, а начальник отдела кадров Цуканов, прибывший незаметно и уже устроивший себе отдельный закуток, медовым голосом матерился в трубку отобранного у Григорьянца телефона, требуя присылки откуда-то двух сотен плотников. Особые приказы им не требовались. Скорее наоборот, требовалось пресекать излишнюю их самодеятельность.
Между тем свежеиспеченные прорабы с наступлением темноты почувствовали себя неуютно и потянулись в штаб, в результате чего началось импровизированное совещание. Никто из них не имел ни малейшего представления о реальном положении дел, но у каждого было на сей счет свое особое мнение, которое он готов был отстаивать до последней капли крови. Попытки внести хоть какой-то порядок в это безобразие привели к тому, что беспорядочный спор, участники которого старались перекричать друг друга, чуть было не перерос в настоящую драку. На шум заглянул Бирюлев и прочно застрял. Поток дурацких вопросов, невыполнимых требований и бессмысленных возражений тут же переключился на него самого.
Воспользовавшись этим, Евгений Семенович втихаря слинял и, сверившись со схемой, набросанной на обрывке газеты заботливой Розой, отправился спать. Стояла глубокая ночь. Немного отойдя от жужжащей, полыхающей окнами, уставленной автомобилями части улицы, он утонул в вязкой тишине глубокого захолустья. Только пищала одиноко какая-то ночная птичка и тихонечко шелестела листва. Хозяйка, костлявая неприветливая старуха, встретила его на кухне, освещенной лишь лампадкой под образами. Через пять минут Слепко, опорожнив полную крынку парного молока, провалился в бездну сна под цветастым лоскутным одеялом.
Утром они с Бирюлевым договорились руководить посменно. Слепко выпало дежурить по ночам, а для начала оттрубить целые сутки, поскольку начальник строительства уже дошел до ручки. Он уполз куда-то, а Евгений Семенович впрягся в ярмо. В девять ноль-ноль явился взвинченный Абрамсон с известием, что он, видите ли, всю ночь не спал, но так называемый «план» по участкам не разбил, ввиду абсолютной неисполнимости задачи. Слепко вынужден был признать, что давеча немного погорячился со сроками, и в качестве компенсации позволил Михаилу Исаевичу привлечь всех, кого тот сочтет нужным. Абрамсон, гримасничая и недовольно ворча, удалился. Слепко же, сверив приказы Бирюлева со своими записями, обнаружил, что оба они лопухнулись, совершенно упустив из виду ремонт испорченных огнем шахтных механизмов. В состоянии, близком к паническому, он ухватился за телефон.
Надо заметить, что Евгений Семенович умел применять для пользы дела любое свое настроение. Чем чернее было клокочущее в груди чувство, тем более мощный удар обрушивал он на очередного противника.
Директор ремонтного завода, напротив, ничего из виду не упускал, просто не имел такой привычки, а посему попытался сказаться отсутствующим. На сей, вполне предвиденный случай у Евгения Семеновича имелось тайное оружие. Он позвонил в обком и попросил своего доброго знакомого Василия Прохоровича, инструктора по вопросам сельского хозяйства, не в службу, а в дружбу позвонить строптивцу и строго предупредить, чтобы тот сидел на месте и ждал звонка чрезвычайной важности. Выждав четверть часа, он перезвонил на завод. Директор сам поднял трубку.
– Так ты, оказывается, на месте, Черепков? – вместо приветствия съязвил Евгений Семенович.
– Ты чего хулиганишь, Слепко? – послышалось в ответ.
– А чего ты трубку не берешь?
– Твое какое дело? Ну, бывай!
– Нет, погоди! У тебя, дорогой, теперь одно только дело.
– Это какое же?
– Такое, что ты сейчас оторвешь от кресла задницу и колбаской прикатишься сюда!
– Чего-чего?
– Получишь от меня срочный заказ. Не забудь транспорт прихватить, автокран и десяток грузовичков. Думаю, этого хватит.
– А не пойти ли тебе на …! Я и без твоих головешек загружен выше не знаю чего!
– В другом месте будешь потом объяснять, что там у тебя выше чего. Сроку на ремонт даю трое суток. Если неясно что, спроси в наркомате.
– Я спрошу! Я… прям сейчас спрошу, и если только ты…
– Жду.
Мощный разгонный импульс, приданный стройке Бирюлевым, делал по инерции свое дело. На расчищенной площадке появились сварочные аппараты, пара бульдозеров, зафырчал экскаватор. Несколько самосвалов вывозило вынутый грунт в ближайший овраг. Рота саперов, еще ночью завершившая возведение двух грандиозных полевых сортиров, ставила ряд за рядом квадратные армейские палатки на загубленной колхозной ниве. Поблизости дымила уже целая улица полевых кухонь. А вкрадчивый голос Цуканова гнал на стройку все новые толпы людей со всей области, от затерянного в непролазных ельниках Лихова, до замшелого Скопина. Прорабы на лету расхватывали прибывших, расписывали по бригадам, кормили, выдавали спецодежду, отводили места на нарах, и вот уже они оказывались в котловане или на разгрузке вагонов, едва сознавая, что такое с ними произошло. К концу дня прибыли наконец мрачные черепковцы и начали разбирать обгоревшие компрессоры.
Забытый всеми Курнаков весь день пытался дозвониться до штаба. Окончательно потеряв терпение, он лично направился разбираться с саботажниками. В переполненном народом помещении царил несусветный бардак. Какой-то человеческий винегрет, где среди субтильных девиц и интеллигентного вида товарищей толкались матерящиеся и воняющие махрой небритые субъекты в грязных робах. Два каких-то всклокоченных типа, похоже, сбежавшие из сумасшедшего дома, истошно поносили друг друга через головы остальных, не обращавших, впрочем, на крикунов ни малейшего внимания. Солидному человеку просто невозможно было протиснуться между тесно сдвинутыми столами. Курнаков опешил. Его, очевидно, не узнали. Внезапно за одним из столов он углядел свою собственную секретаршу. Она кокетливо постукивала по клавишам наманикюренными пальчиками под диктовку какого-то армянина, судя по всему, заведомого проходимца. С огромным трудом пробившись через все это столпотворение, замначальника главка наткнулся на какую-то каморку, в которой обнаружил пропавшего Слепко в плотном кольце бесноватых, одновременно орущих каждый свое. Курнаков решительно двинулся внутрь, жестоко орудуя острыми локтями.
