Вирджиния Эндрюс - Руби
Усталость внезапно навалилась на меня свинцовой тяжестью. Потрясения сегодняшнего дня, одного из самых трудных за всю мою жизнь, давали о себе знать.
– Я никогда не видела нашей матери, потому что она умерла вскоре после нашего рождения. Но бабушка Кэтрин много мне о ней рассказывала, и папа тоже. Я знаю, мы бы очень любили ее. Она была красивой и доброй.
Жизель мотала головой, ничего не желая слушать. Но видно, мои слова коснулись ее сердца. Губы ее начали дрожать, глаза затуманились слезами.
– Подожди минуту! – Я открыла дверь между нашими комнатами, подошла к своему ночному столику, отыскала в ящике мамину фотографию и протянула ее Жизели. – Ее звали Габриелла.
Она бросила на фотографию быстрый взгляд и отвернулась.
– Зачем мне смотреть на какую-то каджунку, – пробормотала она. – Это не моя мать, что бы ты там ни плела.
– Это твоя мать. Да, и, кроме нас, у нее был сын. Так что у нас с тобой есть сводный брат. Его зовут Пол.
– Теперь я вижу, ты окончательно рехнулась! Мама была права, когда решила упечь тебя в психушку. Там твое место. Я хочу увидеть папу. Папа! Папа! – завопила она.
На крик явилась миссис Уоррен.
– Что за шум? – осведомилась она.
– Я хочу поговорить с папой. Позовите его! – распорядилась Жизель.
– Я тебе не прислуга, – пожала плечами миссис Уоррен.
– Позовите папу! – во всю глотку заорала Жизель.
Лицо ее стало красным как свекла.
– Пойду приведу его! – сказала я и вышла из комнаты, оставив Жизель на попечение сиделки.
Отца и Дафну я нашла в гостиной. Дафна сидела на диване, вид у нее был непривычно растерянный. Отец, стоявший рядом, наоборот, выглядел, как никогда, бодрым и решительным. Встретив мой взгляд, Дафна поспешно отвела глаза.
– Я все рассказала Жизели, – сообщила я.
– Что? – выдавила Дафна.
– Настало время взглянуть в лицо правде, какой бы горькой она ни была, – произнес отец. – Хорошо, что Руби заставила нас сделать это. Иначе мы задохнулись бы в собственной лжи. То, что ты пыталась сделать с Руби, – ужасно. Но я виноват перед ней еще сильнее. Я заставлял ее лгать.
– Тебе легко говорить, Пьер, – простонала Дафна, и губы ее задрожали. – В обществе к мужским изменам относятся снисходительно. За мужчиной чуть ли не открыто признают право иметь связь на стороне. А каково мне? Как я буду смотреть в глаза знакомым?
Я с удивлением заметила, что глаза ее увлажнились. Прежде мне казалось, что Дафна не способна плакать. Но она так отчаянно жалела себя, что льдинки ее глаз растопились.
Несмотря на все зло, которое она мне причинила, я ощутила приступ жалости. Мир Дафны, основанный на обмане и оплетенный ложью, рушился у нее на глазах, и это было для нее катастрофой.
– Нам многое придется исправить, Дафна, – сказал отец. – Я причинил немало вреда людям, которых любил.
– Хорошо, что ты это сознаешь, – прорыдала она.
– Да, но ты тоже должна кое-что осознать. В том, что происходило, есть доля твоей вины.
Дафна лишь молча всхлипывала.
– Сейчас я пойду к Жизели, – сообщил отец. – А потом поеду в клинику, к брату. Сделаю все возможное для его излечения. И добьюсь, чтобы он меня простил.
Дафна отвела взгляд. Отец улыбнулся мне и пошел наверх, где его с нетерпением ждала Жизель, подавленная обрушившейся на нее правдой.
Несколько секунд мы с Дафной молчали. Наконец она медленно повернулась ко мне. Слезы у нее на глазах высохли, губы больше не дрожали.
– Не думай, что ты победила, – произнесла она обычным ледяным тоном.
– Победа мне не нужна, – возразила я. – Но я не могу позволить вам разрушить мою жизнь. Вы поступили со мной подло, и пока я не готова вас простить. Но верю – мы сможем уживаться мирно. Иначе папа никогда не будет счастлив.
Дафна молчала.
– И может быть, настанет день, когда я смогу на звать вас матерью и не покривить при этом душой, – добавила я.
Дафна по-прежнему молчала. Лицо ее было непроницаемым, как маска.
– Пока что мне самой трудно в это поверить, – призналась я. – Но все в наших руках. Зачем становиться врагами, если мы можем стать близкими людьми?
Я повернулась и вышла, оставив ее размышлять о будущем семьи Дюма.
Эпилог
Ложь возводит свои бастионы и укрепления на песке; они кажутся неприступными, но штормовой ветер правды способен в мгновение ока превратить их в груду обломков. «Дерево, не имеющее сильных корней, обречено, – часто говорила бабушка Кэтрин. – Ветер вырвет его из земли, наводнение унесет прочь. Так уж устроена жизнь. Выживают лишь те, кто твердо стоит на ногах, и это делает наш мир более надежным и прочным. Пускай корни как можно глубже, девочка. Тогда тебе не страшна никакая житейская буря».
Так или иначе, я пустила корни в саду семьи Дюма. Робкой и застенчивой каджунской девочки, которая топталась у дверей роскошного особняка, не решаясь войти, больше не существовало. Я обрела уверенность в себе и сознание того, что нахожусь здесь по праву.
Жизель, напротив, впала в уныние. Теперь она нуждалась во мне больше, чем когда-либо. Она часто плакала, и мне приходилось ее утешать. Поначалу, когда я пыталась рассказать ей о маме и бабушке, о тех местах, где мы появились на свет, она категорически отказывалась слушать. Но постепенно начала проявлять к моим рассказам все больше интереса и даже задавать вопросы. Разумеется, ее очень тревожило, как друзья и знакомые воспримут правду о ее происхождении. Десятки раз мне приходилось давать ей самые страшные клятвы, что я никому не скажу ни слова – по крайней мере, пока она не разрешит этого.
Однажды, когда я, вернувшись из школы, рассказывала Жизели, как прошли годовые экзамены, в дверь постучали. То был Эдгар.
– Простите, мадемуазель Руби, но к вам пришли, – сообщил он. – Какой-то молодой человек хочет вас видеть.
– Молодой человек? – вмешалась Жизель прежде, чем я успела ответить. – Он сказал, как его зовут, Эдгар?
– Да, мадемуазель. Его имя Пол Тейт.
Кровь отлила и вновь прихлынула к щекам так быстро, что у меня закружилась голова.
– Пол… – пробормотала я.
– Кто он такой, этот Пол? – едва не подпрыгивала от любопытства Жизель.
– Наш сводный брат. Я тебе о нем говорила.
У Жизели глаза на лоб полезли.
– Скорее веди его сюда! – приказала она.
Я бросилась вниз. Пол стоял у лестницы. За то время, что мы не виделись, он повзрослел, вырос на добрых шесть дюймов и теперь показался мне невероятно красивым.
– Привет, Руби! – просияв, воскликнул он.
– Привет, Пол! – выдохнула я. – Как ты меня нашел?
Отправляя ему письмо, я не указала обратного адреса, потому что считала – нам незачем больше встречаться.
– Это было нетрудно. Из твоего письма я узнал, что ты в Новом Орлеане. Взял бутылку бурбона и отправился проведать дедушку Джека.
– Ах ты, хитрец! – рассмеялась я. – Воспользовался слабостью старого пьяницы.
– Когда речь идет о том, чтобы найти тебя, Руби, я готов на все, – улыбнулся Пол.
Несколько мгновений мы молча смотрели друг другу в глаза.
– Можно поцеловать тебя в честь нашей встречи? – спросил он.
– Конечно!
Пол поцеловал меня в щеку, отступил на шаг и огляделся по сторонам.
– Да, вижу, ты не преувеличивала, твой отец действительно богат. Скажи, что-нибудь изменилось в лучшую сторону с тех пор, как ты написала письмо?
– Да, – коротко ответила я.
Ответ мой явно разочаровал Пола.
– Я надеялся, тебе здесь по-прежнему плохо, – признался он. – Надеялся уговорить тебя вернуться в бухту. Но если ты хочешь остаться здесь, я ни в чем тебя не упрекаю.
– Здесь моя семья, Пол.
– Да, конечно. У тебя ведь есть сестра-двойняшка. Где она?
Я вкратце рассказала ему об аварии, в которую попала Жизель.
– Какой ужас! – воскликнул он – Она до сих пор в больнице?
– Нет. Она наверху, в своей комнате, и умирает от желания познакомиться с тобой. Я ей о тебе рассказывала.
– Вот это да!
– Идем быстрее. А то она, чего доброго, от нетерпения переломает всю мебель.
Мы поднялись по лестнице. По пути Пол успел рассказать мне, что дедушка Джек ничуть не изменился.
– Ты бы не узнала свой дом, Руби. Теперь там такой же свинарник, как в хижине на болоте. А двор весь изрыт. Бедняга все ищет спрятанные деньги. После твоего отъезда к нему приходили из полиции. Думали, он что-нибудь с тобой сделал. Но он сумел оправдаться, и его быстро оставили в покое. Впрочем, многие до сих пор верят, что он тебя убил или продал.
– Бедный дедушка Джек! Я обязательно напишу бабушкиным подругам, сообщу, что жива и здорова.
Пол кивнул. Я распахнула дверь в комнату Жизели.
Ничто не оказывало на мою сестру столь благотворного воздействия, как появление симпатичного молодого человека. При виде Пола щеки ее моментально порозовели, а в глазах заплясали огоньки. Через несколько минут она уже вовсю кокетничала: строила глазки, хлопала ресницами и многозначительно улыбалась. Пол, похоже, был несколько смущен столь откровенным вниманием.
