Леонид Сергеев - Вперед, безумцы!
Я откровенно рассмеялся, но Лена остановила меня жестом и продолжила, повысив голос:
— Да, я понимаю, я сама презираю таких мужчин, но все в мире перемешано. Согласитесь, когда даже плохому человеку отдаешь много своего, он становится дорогим, ведь так? А Толя не плохой. Он не может вбить гвоздя, зато умеет ухаживать за женщинами, умеет сделать сказку, боготворит женщину. Это немногие могут… Я говорила, у него есть дочери. Вот я думаю, мужчина, у которого есть дочь, относится к женщинам лучше других мужчин. Может, он представляет, что на месте этих женщин могла быть и его дочь…
Лена на минуту смолкла и закурила вторую сигарету. Я не мог понять — она саму себя уговаривает, что этот Толя невероятная личность или оправдывается передо мной за свою странную привязанность. Но, главное, ее затянувшееся излияние устанавливало между нами какие-то нелепые отношения. Я познакомился с ней, потому что тяготило одиночество, потому что наступила весна и я ощутил в себе прилив новых будоражащих сил, потому что она оказалась симпатичной женщиной; я надеялся, что это знакомство наполнит жизнь новым смыслом, а получилось — она видела во мне только благодарного слушателя, некоего соучастника ее безысходного романа.
— У него есть два друга, две Гали, — продолжала Лена. — Я иногда сталкиваюсь с ними здесь, в больнице. Одна Галя работает в библиотеке, вторая где-то в газете. Они считают его непризнанным гением. Первая Галя покупает ему одежду, вторая — приглашает на обеды, ужины. Эта вторая Галя — уродка и сильно близорукая, всех Толиных женщин считает врагами. И меня тоже. Она постоянно чернит всех женщин, раскрывает их подноготную, только напрасно старается — он не хуже ее знает женщин, ведь у него такая практика! Просто для этой Гали он предстает таким наивным, непрактичным… Говорит, что пишет пьесу о романтической любви… Кое-какие наметки у него действительно есть, но все это так, несерьезно… Теперь-то я понимаю, что он никогда ее не напишет, — Лена глубоко вздохнула. — Он может выставить себя каким угодно: сильным, мужественным, и скромным, застенчивым, робким… Он моментально чувствует женскую слабость и играет на этом… О господи! Надо же было с ним познакомиться! Я так спокойно жила… Ну ладно, хватит о нем. Заговорила я вас. Пойдемте!
Я облегченно вздохнул и по пути то и дело обращал внимание Лены на яркую зелень в скверах, на галдящих скворцов, но она на все смотрела рассеянно, будто сквозь туман.
Она жила недалеко от Пушкинской площади; мы подошли к ее дому и она сказала:
— Если хотите, зайдем к нам. По воскресеньям мама устраивает отличный обед. Только о больнице ни слова, договорились? Мама с отцом и слышать о Толе не хотят. Ведь мы с вами могли познакомиться где-нибудь еще.
Мать Лены, великанша с громовым голосом, страдала одышкой, и у нее были больные ноги: распухшие, с темными вздутыми венами; она с трудом передвигалась по комнатам, а вернувшись из магазина, подолгу отсиживалась в кресле. Большую часть времени она лежала, или читала, или раскладывала пасьянс и отдавала приказания домочадцам — тихоне мужу или дочери, которую, словно служанку, держала в полном, безоговорочном повиновении. Заядлая курильщица и картежница, мать Лены по вечерам играла с соседями в карты — в «кинга». Она научила играть в карты весь дом — создала некую картежную империю. Разумеется, в первую очередь вовлекла в эту империю мужа и дочь. Она готова была сражаться в карты всю ночь, но не столько ради победы, сколько из желания находиться среди единомышленников. Попыхивая папиросой, руководила битвой, как опытный полководец: если партнер слишком разошелся и уже потирает руки, предвкушая победу, она метала в его сторону гневный взгляд, невероятно смелыми, четко рассчитанными ходами молниеносно выигрывала партию и сбивала спесь с зарвавшегося простака; если партнер заскучал и посматривает на часы, почти отдавала ему партию и подогревала интерес к игре. Но только почти! Всю партию не отдавала никогда. Это было бы семейной трагедией. Она ни разу не вставала из-за стола побежденной. Можно было только догадываться, что произошло бы с Леной и ее отцом, если бы вспыльчивый мстительный вождь сдал партию.
Отец Лены, полный седой мужчина с добродушным лицом, испытывал стойкое отвращение ко всяким азартным играм, но ради мира в семье каждый вечер усаживался с женой за карты. Он работал в Комитете по науке и технике и слыл специалистом в своей области, человеком неукоснительной точности. Любитель выпить, он искренне обрадовался, что дочь пришла с молодым человеком, — жена разрешала ему выпивать только с гостями. Предвкушая предстоящее застолье, он даже предложил жене сыграть партию в карты и, как я заметил, нарочно быстро проиграл, чтобы поднять настроение супруги, — и что, кстати, вызвало у нее легкое раздражение. Известное дело, закаленным бойцам легкие победы не приносят должного удовлетворения, они их только расхолаживают и притупляют бдительность.
В начале обеда мать Лены подозрительно присматривалась ко мне и задавала прямолинейные вопросы: «Где работаю? Почему развелся с женой?». Где-то в середине застолья, немного размякнув от выпитого и прикинув, что я все-таки лучше Толи, уже более дружелюбно посматривала в мою сторону, а после обеда, в знак полного расположения, вызвалась научить меня играть в «кинга». Отдав дочери приказание убрать все со стола, она с невероятной поспешностью сходила в спальню и принесла нераспечатанную колоду карт.
Мы играли вчетвером. Отец Лены играл безучастно, машинально бросая карты, правда при этом сохранял благопристойный вид. Время от времени он уходил на кухню «размяться», и я слышал звук откупориваемой бутылки. Лена была слишком откровенна для хитроумных баталий и своей игрой вызывала у матери вполне понятные ухмылки. А я, неожиданно для самого себя, обнаружил явные способности к картам. До этого времени не играл по простой причине — не подворачивался случай научиться. И вдруг такой опытный мастер, как мать Лены. Я с невероятной скоростью освоил карточное ремесло, так стремительно прогрессировал от партии к партии, что мать Лены сразу почувствовала рождение опасного конкурента и уже через час перестала раскрывать мне секреты игры. Как большинство магов, она только приоткрывала завесу таинственности, но основную тайну оставляла в себе.
После карт пили чай. За столом Лена с задумчивым взглядом посматривала в окно, но позднее, провожая меня до метро, неожиданно повеселела.
— Кажется, вы моим понравились. Мама сказала: «Пригласи своего ухажера к нам на дачу». Так что, если хотите, в следующее воскресенье после больницы можем поехать… Мой отец скучный человек, чрезмерно смиренный, а у мамы тяжелый характер. В нашей семье вообще как-то все не так… А вот дед с бабкой у меня замечательные. Они вам очень понравятся, вот увидите… А Толя им тоже не нравился, потому что не работал в саду. Лежал в гамаке и читал… Да еще выдумывал разные истории. Каждый раз, когда мы приезжали, говорил деду с бабкой: «Жаль, что мы вчера не приехали. Уже купил вам торт и шампанское. Вчера я получил немного денег. За одну статью. Но пришли друзья-актеры, все выпили и слопали. Потом я повел всех в ресторан. Прокутили семьдесят рублей, развез всех на такси, Марии Ивановне подарок сделал…». Он это выдумывал. Ему хотелось, чтобы так было…
— Извините, ни черта не понимаю, — я перешел на резкий тон. — Этот ваш Толя не просто беспросветный неудачник, он негодяй. И почему же вы его романтизируете и любите?
— Я вам не говорила, что его люблю. И он не негодяй. Вот вы не понимаете! — она с досады махнула рукой. — Он добрый. Когда у него бывали деньги, рублей десять — пятнадцать, он на все мог купить мне цветы… Понимаете, каждый как бы поворачивается той стороной, которую в нем вызываешь. Ко мне он относился прекрасно… И мне жалко его. Он какой-то беззащитный… Кое-кому он кажется твердым, уверенным, но это так — он надевает на себя доспехи, защищается от обвинений, нападок…
«Опять этот Толя! — с усталой безнадежностью подумал я. — Не может выкинуть его из головы. Дома весь вечер молчала, а сейчас вспомнила про него и опять оживилась».
— Ну так как, поедем в воскресенье к нам на дачу? — спросила Лена, когда мы подошли к метро. — Вы сможете?
— Смогу, — сухо произнес я, чувствуя себя чуть ли не униженным.
— До воскресенья! — Лена протянула руку и слабо улыбнулась.
— По пути к дому мне пришло в голову — «а не нарочно ли она так много говорит про этого Толю? Может, хочет вызвать у меня ревность?», но тут же я отбросил это предположение — беспричинно в больницу не катаются, да и она явно бесхитростна и не способна на притворство и интриги.
В воскресенье после больницы мы поехали за город. В электричке Лена начала было рассказывать о своем последнем переводе, но вскоре опять заговорила о Толе.
