Кадзуо Исигуро - Безутешные
Густав спустил с плеча пустую коробку и, пока она скользила вдоль его руки, пренебрежительным (и довольно изящным) движением смахнул ее в толпу. Вновь зазвучали приветственные клики и смех; коробка мелькнула над головами зрителей и скрылась в недрах помещения. Затем Густав снова посмотрел на второй чемодан и укрепил первый повыше у себя на плече. Он вновь состроил озабоченную мину, на этот раз явно в шутку, и Борис присоединился к общему смеху. Густав начал сгибать колени. Он делал это очень медленно – то ли ломал комедию, то ли ему по-настоящему было трудно. Наконец он, удерживая на плече первый чемодан, склонился так низко, что смог дотянуться до ручки второго у себя под ногами. Под несмолкающие хлопки он неспешно выпрямился, отрывая от поверхности стола более тяжелый чемодан. Густав изображал невероятную натугу – совсем как бородатый носильщик, когда ему кинули картонную коробку. Бориса переполняла гордость, время от времени он поворачивался и оглядывал восторженные лица толпы, теснившейся вокруг. Даже цыгане-музыканты старались хитростью заполучить себе более удобные места для наблюдения и ради этого размашисто орудовали смычками, расталкивая под этим благовидным предлогом соседей. Один из скрипачей пробился таким образом в первый ряд и теперь играл над самым столом, прижатый к нему вплотную.
Густав снова зашаркал ногами. Его движения были скованы двумя чемоданами, особенно вторым, наполненным досками (Густав даже не пытался поднять его на плечо: это было явно невозможно), поэтому танцу недоставало энергии, однако своей выразительностью он привел толпу в экстаз. «Славный старина Густав!» – вновь и вновь выкрикивал народ, и Борис, не привыкший таким образом обращаться к деду, тоже принялся вопить во все горло: «Славный старина Густав! Славный старина Густав!»
Снова старый носильщик выделил в этом хоре голос Бориса, и хотя на сей раз не обернулся (делал вид, что для этого слишком поглощен своей поклажей), но прыти у него прибавилось. Он начал медленный поворот вокруг собственной оси и до предела выпрямил спину. На мгновение Густав представлял собой великолепное зрелище: он стоял на столе в скульптурной позе, с одним чемоданом на плече и другим прижатым к бедру и совершал поворот под музыку и рукоплескания. Затем он, казалось, оступился, но сразу выпрямился; толпа разом выдохнула «о-ох!» и сопроводила эту маленькую заминку хохотом.
За спиной у Бориса поднялась суматоха, и он увидел, что те же двое официантов вновь учинили возню на полу, расталкивая окружающих, чтобы освободить себе место. Оба стояли на коленях и хлопотали над предметом, похожим на большую сумку для гольфа. Действовали они нетерпеливо и раздраженно: видимо, их злили посетители, которые без конца на них натыкались. Борис обернулся к деду, потом опять к официантам и увидел, что один из них широко распахнул сумку, словно готовясь сунуть внутрь какую-то крупную вещь. И верно: через толпу к нему проталкивался его сотоварищ, который двигался спиной вперед и что-то за собой волочил. Протиснувшись немного ближе, Борис разглядел, что это какой-то механизм. Рассмотреть подробности мешали ноги окружающих, но Борис предположил, что это старый мотор от мотоцикла или катера. Официанты принялись с усилием запихивать этот предмет в сумку, разводя ее и без того туго натянутые бока и дергая за молнию. Снова оглянувшись, Борис увидел, что дедушка нисколько не тяготится поклажей и, судя по всему, не намерен останавливаться. Да и толпа в любом случае не собиралась допускать этого. Народ вокруг зашевелился, и двое официантов водрузили сумку на стол.
Когда новость о принесенной сумке пробежала от переднего ряда к задним, шум усилился. Густав не сразу заметил сумку, поскольку, стараясь сконцентрироваться, плотно прикрыл веки, но вскоре понукания толпы заставили его взглянуть вниз. Он увидел сумку – и лицо его вновь сделалось очень серьезным. Затем он улыбнулся и продолжал неспешно поворачиваться. Чуть погодя он, как и прежде, хотя на сей раз не без труда, снял с плеча более легкий груз. Опуская чемодан, Густав невероятным усилием вытянул руку и толкнул его в толпу. Куда более тяжелый, чем пустая коробка, чемодан описал не такую длинную дугу и шлепнулся сперва на стол и лишь затем попал в руки носильщиков, которые находились в первом ряду. Чемодан, как до того коробка, исчез в толпе, а все глаза снова обратились к Густаву. Народ вновь начал скандировать его имя, и старик внимательно посмотрел на сумку у себя под ногами. Освободившись от одного из чемоданов, хотя и не самого тяжелого, он ощутил, казалось, прилив свежей энергии. Глядя на сумку, Густав изобразил на лице сомнение и покачал головой, побуждая толпу к уговорам. «Давай, Густав, покажи класс!» – закричал носильщик, стоявший рядом с Борисом.
Густав начал поднимать тяжелый чемодан, чтобы водрузить его на плечо, где прежде стоял легкий. Он действовал сосредоточенно, прикрыв глаза. Согнул одно колено, потом медленно выпрямился. Раз или два его ноги дрогнули, но он удержался и замер с чемоданом, прочно стоящим на плече; свободная рука тянулась к сумке. Внезапно Борису сделалось страшно и он закричал: «Нет!», но его вопль потонул в скандировании и смехе, вскриках «ух!» и вздохах толпы.
– Давай, Густав! – кричал сосед. – Покажи, на что ты способен! Покажи им всем!
– Нет! Нет! Дедушка, дедушка!
– Славный старина Густав! – вопили зрители. – Давай! Покажи, на что ты способен!
– Дедушка, дедушка! – Борис простер руки к столу в попытке привлечь внимание деда, но Густав сосредоточенно хмурился, устремив все внимание на ремень сумки, которая лежала на столе. Затем старый носильщик начал наклоняться, его тело трепетало под весом чемодана, рука делала хватательные движения, хотя еще не дотянулась до ремня. Присутствующие напряженно застыли, чувствуя, вероятно, что Густав решился на подвиг, превосходящий его возможности. Праздничное настроение, однако, сохранялось, речитатив звучал ликующе.
Борис стал просительно заглядывать в глаза взрослых, потом потянул соседа за рукав:
– Нет-нет! Хватит! Дедушка сделал достаточно! Бородатый носильщик (это был он) удивленно посмотрел на мальчика и сказал со смешком:
– Спокойно, не переживай. Твой дедушка гигант. Ему по плечу и это, и еще большее. Куда большее. Он просто гигант.
– Нет! Дедушка сделал достаточно!
Бориса никто не слушал – даже бородатый носильщик, который ободряюще положил руку ему на плечо. Густав присел уже совсем низко, и его пальцы почти касались ремня на сумке. Затем он схватил ремень и, не вставая, надел его себе на свободное плечо. Он подтянул ремень и начал подниматься. Борис вскрикнул и принялся колотить по столу, пока Густав его не заметил. Дед уже наполовину выпрямился, но приостановился, и секунды две они с внуком пристально смотрели друг на друга.
– Нет! – замотал головой Борис – Нет. Дедушка сделал достаточно.
Вероятно, из-за шума Густав плохо слышал эти слова, но он, казалось, вполне понял внука. По его лицу скользнула ободряющая улыбка, он торопливо кивнул и снова прикрыл глаза, желая сосредоточиться.
– Нет! Нет! Дедушка! – Борис опять потянул бородатого носильщика за рукав.
– Что такое? – спросил бородач. От смеха у него на глазах выступили слезы. Не дожидаясь ответа, он снова впился глазами в Густава и еще громче, чем прежде, стал вторить речитативу.
Густав медленно выпрямлялся. Раз или два он дрогнул, словно готовый согнуться под тяжестью. Лицо его странно вспыхнуло. Челюсти старого носильщика были яростно стиснуты, черты скривились, мускулы на шее вздулись. Отчаянный шум в зале не заглушал его тяжелого дыхания. Но никто, кроме Бориса, этого не замечал.
– Не беспокойся, твой дедушка молодец! – сказал бородач. – Ничего страшного! Такие штуки он проделывает каждую неделю!
Густав продолжал подниматься, с сумкой через одно плечо и с чемоданом на другом. Когда он наконец выпрямился с дрожащим, но одновременно победно-радостным лицом, ритмичные хлопки сменились аплодисментами и криками одобрения. Скрипки затянули более спокойную, величавую мелодию, приличествующую финалу. Густав медленно поворачивался; веки его были опущены, лицо искажено гримасой, в которой мешались мука и достоинство.
– Хватит! Дедушка! Остановись!
Густав продолжал совершать круг, вознамерившись продемонстрировать свои достижения всем, кто был в зале. И тут внутри него как будто что-то оборвалось. Он внезапно остановился и секунду-другую колебался из стороны в сторону, словно бы раскачиваемый сильным ветром. В следующее мгновение он пришел в себя и завершил оборот. Только вернувшись к первоначальной позиции, какую принял, когда выпрямился с грузом, Густав начал неспешно опускать с плеча чемодан. Тот был слишком тяжел – и бросать его в толпу было бы небезопасно, поэтому Густав позволил ему с грохотом удариться о столешницу и только потом толкнул его ногой к краю, в руки своих сотоварищей.
