Зэди Смит - О красоте
За всю свою жизнь она не сняла ни одного фильма, не баллотировалась в Сенат. И самолет не научилась пилотировать. Зато у нее есть эта кладовая.
Два часа спустя Кики вынесла в коридор коробку с разобранными бумагами Джерома. Сколько до шестнадцати лет он вел журналов и записей, сколько рассказов сочинил! Кики с гордостью ощущала их тяжесть. В уме она сочиняла новую речь для съезда черных матерей Америки: «Детей нужно просто поддерживать, подбадривать, учить на правильных примерах и давать право самим принимать решения. Оба моих сына привыкли к самостоятельным поступкам и потому многого достигли». Кики выслушала аплодисменты и вернулась к делу: набила две сумки Джеромовой одеждой, которая стала ему мала, когда он резко пошел в рост. Взвалила мешки с прошлым на спину — по мешку на плечо. Год назад она думала, что больше не встретит весну в этом доме и этом браке. И все-таки она по-прежнему здесь. Мешок порвался, на пол вывалились три пары штанов и свитер. Кики наклонилась их поднять, и тут лопнул второй пакет. Слишком туго набила. Самая большая ложь о любви — что будто любовь дает свободу.
Подошло время обеда. Но, увлеченная уборкой, Кики и не думала отдыхать. Под бравурные голоса радиоведущих и призывы белых домохозяек не пропустить весенние распродажи, Кики собирала негативы. Они были повсюду. Сначала она просматривала каждую фотопленку на свет, пытаясь расшифровать инвертированные коричневые разводы — многолетней давности пляжные каникулы и европейские ландшафты. Но пленок были горы. По правде говоря, никто и никогда не станет их просматривать или печатать. Впрочем, это не значит, что их следует выбросить. Затем и нужно свободное помещение — чтобы было где разместить комнату забвения.
— Привет, мамуля, — сонным голосом ром, заглядывая внутрь. — Что делаешь?
— Выселяю тебя, дружочек. Твои вещи доре. Пытаюсь освободить немного места, нести сюда часть Левиного барахла.
Джером потер глаза.
— Понятно. Меняем шило на мыло.
Кики рассмеялась.
— Вроде того. Как самочувствие?
— Похмельное.
Кики ворчливо упрекнула:
— Говорила тебе, не бери машину.
— Ага…
Из глубокой коробки Кики выудила маленькую раскрашенную полумаску наподобие маскарадной. С ласковой улыбкой повернула ее к себе. Несколько блесток вокруг прорезей отклеились и пристали к рукам.
— Венецианская, — сказала она.
Джером закивал.
— С того раза, как мы туда ездили?
— А? Нет, вас тогда и в помине не было.
— Романтическое путешествие? — спросил Джером. И еще сильнее вцепился в дверной косяк, за который крепко держался.
— Наиромантичнейшее. — Кики улыбнулась и тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Бережно отложила маску.
Джером вошел и позвал:
— Ма…
Кики с улыбкой подняла голову. Джером отвел глаза.
— Хочешь, я тебе помогу?
Кики благодарно его поцеловала.
сказал Дже-
там, в кори - чтобы пере-
— Спасибо, мой хороший. Это было бы здорово.
Пойдем, поможешь мне кое-что перенести из Левиной комнаты. Там просто ужас что творится. В одиночку даже зайти туда страшно.
Джером протянул руку и помог Кики встать. Они пересекли коридор и отворили дверь в комнату Леви, отодвинув лежащий за ней ворох одежды. В нос ударил запах мальчишеского тела, носков, спермы.
— Миленькие обои, — сказал Джером. Комната была свежеоклеена плакатами с чернокожими девицами — преимущественно пышнотелыми, точнее, пышнозадыми. Их частично разбавляли портреты самодовольных рэпперов, преимущественно покойных, и огромная фотография Аль Пачино из «Лица со шрамом». Но фигуристые черные красотки в бикини составляли центр композиции.
— Что ж, хотя бы не морят себя голодом до полусмерти. — Кики встала на колени и заглянула под кровать. — На них и мясцо есть, не только одни кости. О да, барахла здесь предостаточно. Возьмись за тот край и подержи.
Джером приподнял ближний к себе край кровати.
— Выше, — попросила Кики. Джером повиновался.
У Кики вдруг соскользнула коленка, и она чуть
не упала на бок.
— Боже мой, — прошептала она.
— Что там?
— Боже мой.
— Да что там? Порнушка? У меня руки устали, — и Джером немного опустил руки.
— СТОЙ СМИРНО! — гаркнула Кики.
Перепуганный Джером высоко поднял кровать. Мать
задыхалась, словно в припадке.
— Ма, что там такое? Ты меня пугаешь. Что там?
— Не понимаю. НЕ ПОНИМАЮ.
— Мам, я больше не могу.
— ДЕРЖИ.
Джером увидел, что мать ухватилась за край чего-то и медленно тащит это наружу.
— Что это?.. — спросил Джером.
Кики вытащила картину на середину комнаты и опустилась рядом, учащенно дыша. Джером хотел было ее успокоить, но она отстранилась.
— Мамуля, что происходит? Откуда эта картина?
Послышался щелчок открываемой входной двери.
Кики вскочила и выбежала из комнаты, оставив Джерома созерцать обнаженную смуглую женщину в обрамлении ярких цветов и фруктов. Наверху раздались вопли и крики.
— ТЫ ЕЩЕ СПРАШИВАЕШЬ, В ЧЕМ ДЕЛО?
— ПУСТИ!
По лестнице спускались Кики и Леви. Джером выглянул и увидел, как мать отвесила брату небывало сильный подзатыльник.
— Входи! Живо, кому сказала!
Леви упал на Джерома, и оба чуть не грохнулись на картину. Джером устоял и удержал брата.
Леви был в замешательстве. При всем краснобайстве отбрехаться от полутораметровой масляной картины, обнаруженной под твоей кроватью, затруднительно.
— Ой-ё, — только и сказал он.
— ГДЕ ТЫ ЕЕ ВЗЯЛ?
— Мама, — мягко вмешался Джером, — успокойся, пожалуйста.
— Леви, — произнесла Кики, и по ее голосу братья поняли, что надвигается, как она выражалась, «вся Флорида», то есть ураганный разнос. — Давай, открой рот и что - нибудь скажи, а не то я, Бог свидетель, растяну тебя на том самом месте, где ты стоишь, и вздую по первое число.
— Ой-ё.
Хлопнула входная дверь. Леви посмотрел вверх в надежде на спасение, но Кики и ухом не повела. Она ухватила сына за толстовку и рывком развернула к себе.
— Потому что я знаю: ни один из моих сыновей НИКОГДА НИЧЕГО не украдет. Ни одному из детей, которых я воспитала, не придет в голову хоть ЧТО-НИБУДЬ у КОГО-НИБУДЬ украсть. Леви, лучше расскажи все как есть!
— Мы ее не украли! — выдавил из себя Леви. — Да, мы ее взяли, но это не кража!
— Мы?
— Я и еще один чувак.
— Леви, говори, как его зовут, пока я не свернула тебе шею. Я с тобой не в игры играю, молодой человек. Игры кончились.
Леви пытался вывернуться из ее рук. Сверху донеслись восклицания.
— Ой, что там такое? — спросил он, но это не подействовало.
— Неважно, что там. Ты лучше подумай о том, что здесь. Леви, сейчас же скажи мне, как зовут того человека.
— Но ведь это все равно что… Не могу. Просто чувак… с Гаити и… — Леви перевел дух и затараторил: — А, ладно. Тебе не понять. Да и вообще, картина уже украдена. На самом деле, она даже не принадлежит этому Кипсу, просто он двадцать лет назад был на Гаити и, обдурив бедняков, скупил за бесценок полотна, а теперь они стоят кучу денег, а так нечестно, и мы хотели…
Кики толкнула его в грудь.
— Ты украл картину из кабинета мистера Кипса, потому что какой-то чувак наговорил тебе всякой хренотени? Наплел с три короба дурацких секретов? Ты что, идиот?
— Нет! Я не идиот и это не хренотень! Ты ведь вообще ничего не знаешь!
— Ну да, где уж мне. Так вышло, Леви, что мне знакома эта картина. Она принадлежала миссис Кипе. Она сама ее купила, еще до того, как вышла замуж.
Леви притих.
— Ох, братишка, — сказал Джером.
— Но дело даже не в этом. Ты совершил кражу. Влет поверил всему, что тебе наболтали. И будешь верить, пока в тюрьму не загремишь. Просто тебе хочется быть крутым — большим человеком в компании черных оболтусов, которые даже не…
— НЕПРАВДА!
— Вот именно что правда. Возле таких типов ты и околачиваешься — меня не проведешь. У, до чего ж ты меня разозлил. Я просто В БЕШЕНСТВЕ! Леви, скажи, чего ты добивался, воруя чужую вещь? Зачем ты это сделал?
— Тебе не понять, — едва слышно сказал Леви.
— ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ?
— А ты знаешь, что у тех, кто живет на Гаити, ровным счетом НИЧЕГО НЕТ? Потому что мы живем за их счет! Да-да! Сосем из них кровь, как вампиры! Тебе повезло, ты вышла за белого человека, живешь в богатой стране. У тебя все ништяк. Ты живешь хорошо за счет тех людей!
Кики ткнула ему в лицо дрожащим пальцем.
— Леви, не перегибай палку. Не понимаю, о чем ты, да и сам ты вряд ли понимаешь. Скажи на милость, какое это имеет отношение к тому, что ты сделался вором?
— Да послушай ты меня, наконец! Картина не его! И не его жены! Те, о ком я говорю, помнят, за сколько ее купили, а теперь она вон сколько стоит! Но эти деньги принадлежат гаитянам, а не каким-то там… белокожим арт-дилерам, — убежденно процитировал Леви слова Чу. — Эти деньги нужно пере… поделить.
