Стивен Кинг - Пляска смерти
В моем представлении популярная художественная литература делится на два сорта: то, что мы называем “мейнстрим”, и то, что я бы назвал “пальп-фикшн”. Пальп – литература дешевых журналов, в том числе так называемый “шаддер-пальп”, лучшим примером которого служат “Странные рассказы”, давно уже сошел со сцены, но обрел вторую жизнь в романах и по-прежнему встречается в грудах изданий в мягких обложках. Многие из этих современных пальп-романов в пальп-журналах, существовавших с 1910-го по примерно 1950 год, были бы напечатаны в виде сериалов с продолжением. Но я бы не стал ярлычок “пальп” приклеивать строго по жанровому признаку – к романам ужасов, фэнтези, научной фантастики, детективам и вестернам. Мне, например, кажется, что Артур Хейли – это современный пальп. Все атрибуты в наличии – от обязательных сцен насилия до обязательных девушек, попавших в беду. Критики, регулярно поджаривающие Хейли на угольях, это те самые критики, которые – и это само по себе способно привести в ярость – делят романы лишь на две категории: “литература” (здесь роман может получиться, а может и нет) и “популярная литература”, которая всегда плоха, как бы хороша она ни была (бывает, что писатель типа Джона Д. Макдональда возвышается критиками и переводится из разряда “популярная литература” в разряд “литература”; в таком случае все его произведения благополучно переоцениваются).
Я лично считаю, что литература на самом деле делится на три категории: собственно литературу, мейнстрим и пальп и что работа критика классификацией не ограничивается; после классификации роману лишь отводится место, на которое можно встать. Приклеить роману ярлычок “пальп” – отнюдь не то же самое, что назвать его плохим или утверждать, что он дарит читателю удовольствие. Конечно, мы с готовностью признаем, что большинство пальп-романов – плохая литература; никто не сможет ничего сказать в защиту таких наших старинных приятелей из эпохи пальп-журналов, как “Семь голов Бушонго” (Seven Heads of Bushongo) Уильяма Шелтона или “Девственница Сатаны” (Satan's Virgin) Рэя Каммингса note 271. С другой стороны, Дэшиел Хэммет печатался исключительно в пальп-журналах (особенно в высоко ценимой “Черной маске”, где печатались современники Хэммета: Раймонд Чандлер, Джеймс М. Кейн и Корнелл Уолрич); первое опубликованное произведение Теннесси Уильямса, рассказ “Месть Нитокриса”, слегка в стиле Лавкрафта, появилось в одном из ранних номеров “Странных рассказов”; Брэдбери начинал с того же; Маккинли Кантор, впоследствии написавший “Андерсонвилль” (Andersonville), – тоже Заранее отвергать пальп-литературу – все равно что отвергнуть девушку только за то, что она родилась в семье с сомнительной репутацией. И тот прискорбный факт, что предположительно добросовестные критики, как внутри жанра, так и за его пределами, так поступают, вызывает у меня печаль и гнев. Джеймс Херберт – не нарождающийся Теннесси Уильяме, ждущий лишь подходящего момента, чтобы выбраться из кокона и стать великой фигурой современной литературы; он то, что есть, и все это он, как говаривал Поппей. Я просто говорю, что то, что в нем есть, достаточно хорошо. Мне понравилось замечание Джона Джейка о его собственной семейной саге Кентов.
Джейк сказал, что Гор Видал – это “роллс-ройс” исторических романистов; сам же он не более чем автомобиль класса “шевроле-вега”. Но Джейк скромно умолчал о том, что оба автомобиля вполне успешно доставят вас к месту назначения; а предпочтение того или иного дизайна – это личное дело каждого.
Из всех писателей, о которых мы здесь говорили, Херберт – единственный, кто пишет исключительно в традиции пальп-фикшн. Его специальность – насильственная смерть, кровавые столкновения, яростный и часто извращенный секс, сильные молодые герои и их прекрасные подруги. Проблема, которую нужно разрешить, в большинстве случаев очевидна, и главное в сюжете – решение этой проблемы. Но в избранном им жанре Херберт работает исключительно эффективно. Он с самого начала сознательно отказался от характеров, которые представляют собой не более чем вырезанные из картона фигуры и которые можно передвигать по игровому полю романа как заблагорассудится; как правило, поступки героев строго мотивированы, и мы можем поверить в эту мотивацию и сопоставить с собственными переживаниями, как в случае с бедной, склонной к самоубийству Мевис. Мевис с каким-то болезненным, тревожным вызовом рассуждает. “Она хотела, чтобы все знали, что она сама отняла у себя жизнь; ее смерть в отличие от жизни должна иметь какой-то смысл. Даже если понять его сможет только Ронни”. Вряд ли образ Мевис поразит читателя своей силой и глубиной, зато он вполне соответствует задаче Херберта, и если иронический результат аналогичен ироническому финалу комиксов ужаса, значит, мы способны увидеть за ним нечто большее и поверить в него, и это победа Херберта, которую разделяет с ним и читатель. Больше того, Херберт продолжает совершенствоваться. “Туман” – его второй роман; последующие произведения свидетельствуют об успешном развитии писателя, и это развитие, возможно, достигает своей кульминации в “Копье”. Здесь автор выходит за границы области пальп и вступает на широкие просторы мейнстрима.
9А это приводит нас к Харлану Эллисону.., и к куче проблем. Потому что невозможно отделить человека от его работы Я решил завершить обсуждение некоторых элементов современной литературы ужасов анализом произведений Эллисона, потому что, хоть сам он и отвергает ярлычок “писатель ужасов”, на мой взгляд, в его произведениях содержатся лучшие элементы этого жанра. Сказать в заключение об Эллисоне надо обязательно, потому что в своих рассказах ужасов и фэнтези он ближе всего подходит к тому, что нас ужасает и забавляет в повседневной жизни (часто ужасает и забавляет одновременно). Эллисона преследует смерть Китти Дженовезе (это убийство есть в его “Визге побитой собаки” (The Whimper of Whipped Dogs)), а в нескольких эссе – массовое самоубийство в Джонстауне; он убежден, что иранский аятолла создал престарелый сон о власти, в котором мы все теперь живем (подобно мужчинам и женщинам из фантастического рассказа, которые постепенно начинают осознавать, что живут в галлюцинации душевнобольного). Но больше всего творчество Эллисона кажется мне подходящим для того, чтобы разговором о нем завершить эту книгу, потому что сам Эллисон никогда не оглядывается. В течение пятнадцати лет он был живым указателем в стране фантастики, и если будет лучший фантаст 80-х годов (конечно, если 80-е годы вообще наступят, хе-хе), то им, несомненно, станет Харлан Эллисон. Своими произведениями он совершенно сознательно вызывает бурю споров – один из моих знакомых писателей считает его современньм воплощением Джонатана Свифта, а другой постоянно называет его “этот бесталанный сукин сын”. И в этой буре сам Эллисон чувствует себя очень комфортно.
"Вы совсем не писатель, – слегка обиженно заявил мне один из журналистов, бравших у меня интервью. – Вы просто чертов конвейер. Неужели вы думаете, что люди будут воспринимать вас серьезно, если вы выпускаете по книге в год?” Ну, я не “чертов конвейер”; разве что домашний; просто я работаю постоянно. Писатель выпускает одну книгу в семь лет не потому, что думает Великие Думы: даже очень длинную книгу можно продумать и написать за три года. Нет, писатель, выпускающий одну книгу в семь лет, попросту бездельничает. Но моя собственная плодовитость – если это можно так назвать – меркнет перед плодовитостью Эллисона, который пишет невероятно быстро: к настоящему времени он опубликовал свыше тысячи рассказов. Вдобавок ко всем рассказам, опубликованным под его собственным именем, Эллисон писал под псевдонимами Налра Носилл, Слей Харсон, Лэндон Эллис, Дерри Тайгер, Прайс Кертис, Пол Мерчант, Ли Арчер, И.К. Джарвис, Ивар Йоргенсен, Клайд Митчелл, Эллис Харт, Джей Соло, Джей Чарби, Уоллес Эдмондсон – и Кордвайнер Берд note 272.
Псевдоним “Кордвайнер Берд” – хороший пример беспокойного остроумия Эллисона и его ненависти к некачественной работе. С начала 60-х годов он очень много писал для ТВ, включая сценарии к таким сериалам, как “Альфред Хичкок представляет” (Alfred Hitchcock Presents), “Человек от Д.Я.Д.И.” (The Man from U.N.C.L.E.), “Молодые законники”, “Внешние ограничения”, и к лучшей, по мнению большинства фэнов, серии “Звездного пути” – “Город на краю вечности” (The City on the Edge of Forever) [Вероятно, это будет рекордно длинное примечание, но мне нужно передохнуть, и я расскажу два харлановских анекдота: один – апокриф, другой – версия того же происшествия, но самого Харлана.
Апокрифический вариант я впервые услышал в книжном магазине фантастики, а потом на нескольких разных конгрессах фэнтези и научной фантастики. Говорят, “Парамаунт пикчерс” провела перед началом съемок картины “Звездный путь: фильм” (Star Trek The Movie) совещание Фантастов с Большим Именем. Предполагалось обсудить некое грандиозное приключение, которое позволило бы кораблю “Энтерпрайз” перелететь с катодной трубки на большой экран.., проводивший совещание чиновник кинокомпании постоянно подчеркивал слово “ГРАНДИОЗНОЕ”. Один писатель предположил: пусть “Энтерпрайз” втянет в черную дыру (три месяца спустя “Дисней” высмеял эту идею). Чиновник из “Парамаунт” решил, что эта идея недостаточно грандиозная. Другой писатель предложил, чтобы Кирк, Спок и компания обнаружили пульсар, который на самом деле является живым организмом. И снова идеи не хватило грандиозности; присутствующим в очередной раз напомнили, что они должны придумать что-нибудь грандиозное. Говорят, что Эллисон сидел молча, но медленно закипал – только в случае с Харланом “медленно” означает пять секунд. Наконец он заговорил. “Энтерпрайз”, – сказал он, – проходит через межзвездное искривление – прапрадедушку всех межзвездных искривлений. За несколько секунд корабль переносится через бамбиллион световых лет и оказывается у гигантской серой стены. Стена означает конец всей вселенной. Скотта пускает в ход ионные бластеры на полном заряде, они пробивают стену, так что можно заглянуть за край всего сущего. И в отверстии, окутанное невероятным белым сиянием, видно лицо Самого Господа”.
