Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 7 2008)
Закон сохранения поэзии. Беседу вел Ян Шенкман. — “Огонек”, 2008, № 17, 21-— 27 апреля.
Говорит Александр Кушнер: “Удивительное дело: покажите мне стихотворение, которого я не знаю, и я почти безошибочно скажу, когда оно написано. Дело не в теме —тут что-то другое. Устройство стихотворной фразы, интонация, лексика, эпитеты, рифмовка. Вряд ли я спутаю стихотворение 1910 года со стихотворением, написанным в середине XIX века, тем более в 2008 году”.
Юлия Идлис. Секс без купюр. — “Русский репортер”, 2008, № 16, 1 мая <http://www.expert.ru/printissues/russian_reporter>.
“Удивительное для современного русского человека викторианство: так же, как англичане на рубеже XIX — XX веков, мы делаем вид, что секс — недостаточный повод для художественного высказывания. Что высказывание — если оно претендует на художественность — должно быть про что-то еще. Про человеческие отношения, одиночество и борение духа, муки творчества, буржуазное лицемерие, про слом государственности, наконец — лишь бы не про „это”. <…> Культурный потребитель не готов признаться себе в том, что хочет прилюдно потребить что-либо на тему секса, и выдумывает себе оправдания. <…> Вроде как мы все знаем, думаем и говорим про секс, но все время съезжаем на судьбы родины”.
Истинных ценителей слова не должно быть много. Беседовал Иван Рассадников.-— “Книжное обозрение”, 2008, № 16.
Говорит прозаик Павел Крусанов: “Поэзия — прямая наследница магии, той ее области, которая была ответственна за управление материей словом. Но, разумеется, наследница, изрядно деградировавшая, иначе она не сделала бы едва ли не главным своим родовым признаком написание слов в столбик”.
Александр Кабаков. “Больше не хочу писать романы…” Беседу вел Андрей
Морозов. — “Взгляд”, 2008, 29 апреля <http://www.vz.ru>.
“<…> для сцены я пишу более радикально, чем в прозе”.
“<…> социально-политической журналистикой у нас в стране сейчас неприлично заниматься независимо от того, на какой стороне ты выступаешь. Обличаешь ты „кровавый режим” или поддерживаешь его — одинаково непристойно. Я больше не хочу ввязываться в это и счастлив, что больше не пишу никаких колонок”.
“Интеллигенции больше нет. Она кончается, ее остатки несущественны. И, в
общем-то, слава Богу”.
“Я вообще не уверен, что через сто лет в школе будут изучать литературу в том понимании, в каком мы представляем себе изучение литературы”.
Сергей Кара-Мурза. Интеллигенция: распад или новая сборка? — “Русский Журнал”, 2008, 8 апреля <http://www.russ.ru>.
“Исчезает тонкая структурная организация, компактные профессиональные сообщества сливаются в аморфную массу, и сословие интеллигенции приобретает черты недоразвитого класса пролетариев какого-то неопределенного труда. Он не физический, но и умственным его трудно назвать. Это воротнички не синие и не белые, а грязноватого цвета”.
Владимир Карпец. Псевдонаци против России. Какие “пятые колонны” разваливают нашу страну. — “Политический журнал”, 2008, № 6 — 7, 21 апреля.
“Идеологическое обоснование и массированная пропаганда идей такого „русского” (псевдорусского) сепаратизма осуществляется сегодня в Интернете — „под знаком новгородского крокодила”, ставшего парадоксальным паролем всех сепаратистов. Следует при этом указать на глубокую традиционность sui generis этого баснословного существа. Ящер — он же крокодил, дракон и т. д. — в Европе (через Змеедеву, о чем очень вовремя напомнил голливудский блокбастер „Беовульф”, снятый по мотивам древнесаксонского эпоса) был символом большого количества королевских родов и в этом смысле пребывал в противостоянии-слиянии с Георгиевской („Юрьевской”) символикой Рюриковичей (Георгий Победоносец, побеждающий Змея). И по сей день некоторые некогда царствовавшие европейские семейства, а также и ряд крупных родов международных финансистов — принадлежат к Ordo Draconis, и в этом смысле новгородского крокодила как символ можно рассматривать лишь как внешне (для „профанических” националистов-сепаратистов) указующего на „новгородскую демократию”, а по сути — на подданство „Великому Монарху Европы”, что в принципе совпадает с проевропейской, натовско-атлантической ориентацией нынешних „русских сепаратистов”. „Крокодил” никакого отношения к демократии не имеет — это такой же монархический символ, как и святой Георгий. Крокодил означает не гражданство, а перемену подданства”.
“Характерно при этом, что „украинская” схема начала ХХ в. сегодня реализуется в Сибири. Подобно тому, как этнонационалист Михаил Грушевский фактически создал сам „украK#нську мову”, так сегодня томский лингвист Ярослав Золотарев создает „новый этнический русский язык” — „сибирску вольготу””.
Тимур Кибиров. “Служу Истине, Добру и Красоте”. Записала Ирина Пермякова. — “Вслух.Ру”. Тюменская региональная интернет-газета. 2008, 24 апреля <http://www.vsluh.ru>.
“Единственное, что должен делать поэт, это писать хорошие стихи. Что это такое-— не берусь судить, этого никто не знает, нет критериев… А использует поэт церковнославянский язык или молодежный сленг — лишь вопрос техники”.
“Некоторые мои стихи многим кажутся кощунственными, безобразными, непристойными. Я считаю, что ничего подобного себе не позволяю, что это все к вящей славе Истины, Добра и Красоты. Каждый решает сам, потому что даже если мы препоручим самым чудесным, умным, тонким людям решать, что дозволено в поэзии, это закончится катастрофой, безобразием и советской цензурой”.
“Я очень стыжусь всего, что было написано до моих 30, потому что это было очень плохо написано и надеюсь, никогда не будет опубликовано”.
“<...> моя мечта — написать настоящие детские стихи”.
Николай Клюев. Кремль. Поэма. Вступительная статья и комментарии Александра Михайлова и Татьяны Кравченко. — “Наш современник”, 2008, № 1 <http://nash-sovremennik.ru>.
“Остававшаяся долгие десятилетия неопубликованной поэма „Кремль” не могла, естественно, быть предметом того или иного общественного мнения. Единственно известно о ней лишь высказывание Р. В. Иванова-Разумника, имевшего возможность прочесть ее в оригинале, предоставленном ему другом поэта А. Яр-Кравченко (коему поэма была прислана). Иванов-Разумник, хорошо лично знавший Клюева и неизменно высоко ценивший его поэзию начиная уже с первых книг, теперь об авторе „Кремля” высказывался как о человеке, „сломленном нарымской ссылкой и томской тюрьмой”, как о человеке, „павшем духом”, а назначение такого сочинения рассматривал как попытку „вписаться в стан приспособившихся” <…>”.
“Не напечатанная ни в каком журнале и, вероятно, с учетом опасной в 1930-е годы ситуации в стране, не предлагавшаяся, поэма „Кремль” долгие десятилетия пролежала в архиве друга поэта и только в 2006 году была опубликована в составе всего
обширного клюевского материала, хранившегося в архивах братьев Анатолия Никифоровича Яр-Кравченко и Бориса Никифоровича Кравченко в малотиражной книге
Т. Кравченко и А. Михайлова „Наследие комет” (М. — Томск). Данная републикация производится с исправлением допущенных ошибок и с более расширенными комментариями”.
Наталья Ключарева. Опыт автокомментария: Никита и искушение Ивана Каляева. — “Органон”, 2008, 9 апреля <http://organon.cih.ru>.
“Я часто сталкиваюсь с тем, что люди видят в моем романе совсем не то, что я пыталась в него вложить. Мне это очень грустно, ведь то, что я хотела сказать, для меня очень важно. Поэтому я хочу попробовать сказать об этом еще раз, уже не образами, а прямыми словами. Роман „Россия: общий вагон” — в первую очередь, это роман об опасности, которая подстерегает каждого человека с сердцем и совестью, когда он видит, сколько в мире зла и несправедливости, как все это вопиюще и огромно. Он не может отвернуться. И не может равнодушно на это смотреть. Но что делать, что противопоставить этой бездушной машине зла? И в определенный момент у всех таких людей <…> возникает соблазн Ивана Каляева и Ульрики Майнхоф: противопоставить злу — зло, потому что никакие слова не способны остановить это чудовище, калечащее человеческие жизни (в романе в роли этого Левиафана — государство, но на самом деле проблема гораздо масштабнее и страшнее). Этот соблазн обычно возникает, когда сердце надрывается от тех страданий, которые оно видит вокруг”.