Александр Ройко - Жизнь щедра на сюрпризы

— Алексей Иванович, у меня к вам есть один вопрос.

— Слушаю вас.

— Мы, как вы знаете, установили новую систему трубок в скоростном бойлере под хирургией.

— Знаю, и что?

— А что нам делать со старыми его деталями, с теми же прохудившимися трубками.

— Господи! Нашли чем себе голову забивать. Да делайте с ними что хотите: выбросите на свалку, используйте, если сможете, для своих нужд — хоть змеевики для самогонных аппаратов делайте. Это я шучу, конечно, — улыбнулся Стабровский. Но не забивайте и мне голову этим. У меня что, других забот нет.

— А если мы сдадим их на металлолом?

— Да поступайте как вам угодно. Кому нужно это старьё.

— И на том спасибо, — поблагодарил майора удовлетворённый Морозевич и отправился заниматься своими делами, у которого, как и у майора, забот тоже было немало. В конце дня он разыскал Коваленко и сказал:

— Так, добро на сдачу в металлолом медных трубок получено. Теперь дело за вами.

— Что серьёзно?

— Абсолютно серьёзно. Только всё равно — не слишком афишируйте этот процесс.

— Это понятно. Мы всё сделаем нормально. Комар носа не подточит.

А уже в конце недели Коваленко вновь обратился к Морозевичу:

— Андрей Николаевич, со старым бойлерным змеевиком всё в порядке. Трубки мы сдали, и деньги за них получили. А это ваша доля, — и он протянул Морозевичу несколько банковских казначейских билетов ГДР.

Андрей сначала начал отнекиваться от денег — сами ребята это придумали, сами пусть и получают такое вознаграждение. Тем более что, разделив честно на всех слесарей, денег каждому из них (и ему самому) выпадало и не так уж много. Но, немного поразмыслив, он всё же взял деньги. Он к этому был причастен, поэтому, не взяв он денег, со стороны могло показаться, что он хочет остаться в стороне, мол, моя хата с краю, я ничего не знаю. Нет, лучше будет, если он, в случае чего, будет отвечать наравне со всеми. Хотя никаких в случае чего быть, вроде бы и не должно — зам. начальника госпиталя по АХЧ дал на сдачу трубок в металлолом своё добро. А далее Морозевича уже занимали вопросы, связанные с подготовкой к очередному отопительному сезону, до которого оставалось ещё полгода. А план ремонтных работ уже нужно было составлять и вскоре начинать его выполнять. Хотя, как понял за восемь месяцев работы в госпитале Андрей, это не самый горячий период работы, хотя сами погодные условия в ближайшее время таковыми уже можно было назвать.

Между тем, на этой же неделе Морозевич успел побывать в Вюнсдорфе, где ему (во вторник), наконец-то, вручили партийный билет. Но, самое интересное, что не это событие так уж особенно запомнилось ему в Вюнсдорфе. Морезевичу гораздо больше запомнилась новая неожиданная встреча, на которые ему в последнее время стало так везти в этом городе. Ещё только приехав в Вюнсдорф, он встретил на вокзале Николая Виленского, начальника теплохозяйства в гарнизоне Цербста. Он с женой сидел на лавочке, рядом стояло немало вещей.

— Николай, ты!? — удивился Андрей.

— Морозевич, Андрей!? Вот так встреча. Ты каким образом очутился здесь? Уезжаешь что ли? Так тебе, вроде бы, ещё рановато.

— Нет, не уезжаю. Мне, действительно, пока ещё рановато. К тому же мне продлили срок работы ещё на один год. А сюда я приехал, чтобы получить партийный билет. Я за это время в партию поступил.

— Ты смотри, молодец, — удивлённо и даже как-то завистливо протянул Николай. — А я до такого не додумался. Значит, ты хорошо работал, если и в партию приняли, и срок продлили.

— Ты тоже не хуже работал, — улыбнулся Андрей. — Я смотрю, вы с вещами, значит, уже возвращаетесь в Союз. Но явно не после трёх лет пребывания в ГСВГ, три года, насколько я помню, у тебя давно должны были закончиться.

— Да, нам тоже продлили срок, но вот уже и четыре года закончились, — вздохнул Николай.

— А что ты так тяжело вздыхаешь, домой же едешь?

— Да, домой, — грустно подтвердил Николай. — И, хотя мы здорово соскучились по родному дому, а отсюда уезжать не хочется. Ты знаешь, такая на сердце тяжесть, так мы здесь ко всему привыкли. Ну, совсем не хочется уезжать. Страна замечательная, хотя когда-то её жители и были для нас врагами.

— Не все то и были таковыми, — заметил Андрей. — Но страна, ты прав, очень хорошая.

— Да, — протянул Виленский. — Ты знаешь, я недавно прочитал в одной газете, что из всех стран социализма, пожалуй, именно ГДР сумела наилучшим образом использовать преимущества социалистической системы хозяйствования и обеспечить своим гражданам достойную жизнь. Ведь, действительно, нам за время пребывания здесьнам встречались граждане разного достатка, но мы никогда не видели нищих, бомжей или беспризорных детей. В стране нет дефицита на какие-либо товары или услуги. Здесь также нет забастовок, народного недовольства и вообще, социальной несправедливости. Зато мы все, и вы тоже, наверное, видели только счастливое детство, жизнерадостную молодость и обеспеченную старость. Мы ещё долго будем вспоминать это время. Такая тоска.

— И опять тоска, — подумалось Андрею. — В который уже раз он слышит нечто подобное: тоска, ностальгия. Чтобы немного отвлечь своего коллегу от грустных дум Андрей спросил:

— А что это вы надумали через Вюнсдорф ехать? У вас же там недалеко Магдебург и поезд Магдебург-Брест. Ты же мне сам говорил, что в отпуск вы из Магдебурга ездите.

— Вот, — вставила своё слово и Лидия, — спросите его. Чего его сюда занесло?

— Понимаешь, — начал оправдываться Николай, — в отпуск — это совсем другое, а сейчас нам так удобнее. Поезд Вюнсдорф-Москва идёт по территории Белоруссии. Не нужно в Бресте делать никаких пересадок. Но, главное, не нужно таскаться с вещами на таможне в Бресте. Вдруг начнут их там проверять. Вещей то, как ты видишь, немало. В них, конечно, ничего запрещённого нет. Но, представляешь, если нужно их распаковывать, а затем снова собирать. А в поезде никто их проверять не будет.

— Зато здесь мы их натаскались, — не унималась жена Николая. — На Вюнсдорф то ведь от нас поезда прямого не было.

— Ничего, это уже всё позади, — успокаивал супругу Николай. — Да, пришлось немного повозиться с вещами. Зато теперь удобно. Да и, по правде сказать, хотелось хоть напоследок заглянуть в этот городок. До этого мы здесь ни разу не были. И по Германии тоже проехать напоследок в более удобное время, — вновь вздохнул Виленский.

— А вообще-то я его понимаю, — грустно протянула Лидия. — Не хочется уезжать.

Таким образом, стрелки разговора были вновь переведены на тему расставания с ГДР.

— Понимаешь, Андрей, — продолжал развивать свою предыдущую тему Николай, — действительно, уезжать отсюда так не хочется. Очень уж мы привыкли к этой стране. Мы сейчас какие-то не такие, как те, кто не работал в ГСВГ. Я это чётко ощущаю. Нет, другие в Союзе не хуже нас, просто они другие. Им, вероятно, нас не понять. Я уже сейчас ощущаю, ты сам потом это увидишь, что в Союзе мы будем считаться как бы "белой вороной".

— Почему? — удивился Андрей.

— Понимаешь, мы в Союзе, конечно же, будем иногда вспоминать о ГСВГ. И вспоминать об этом времени мы будем с некой тоской. А потому вряд ли нас кто-нибудь, не бывавший здесь, поймёт. Им будут непонятны наши такие хорошие отзывы об этой стране, о том, как хорошо мы здесь жили. Те, с которымы мы будем делиться воспоминаниями, будут удивляться тому, что нам там всё это помнится. Они будут говорить: "Неужели у вас в жизни ничего другого хорошо не было?". Хорошее, конечно, было, да и будет ещё, но и это время нам не забить, и вспоминать мы будем о нём только с радостью и грустью, да ещё и с неким щемлением в сердце. У каждого из нас здесь наверняка были и не очень радостные моменты, но они забудутся, а вот хорошее мы будем помнить всегда.

— Да, наверное, ты прав, — уже так же грустно начал размышлять Морозевич. — Ведь ГСВГ — это не просто аббревиатура, а, скорее, то, что нас всех и объединяет. Здесь в каждом гарнизоне ГСВГ свой особый образ жизни, порой даже свои традиции, и всё это, возможно, кому-то в Союзе может показаться не совсем понятным. Здесь также своя атмосфера, более высокий уровень культуры и благосостояния. И, наверное, это касается не только союзных войсковых округов, но и других организаций, а уж, тем более, гражданских.

Так они беседовали о теме отъезда, которую поддержала и жена Николая Лида, тоже не особенно радостная. Андрей, между тем, ощутил, что от этого разговора и у него на душе стало как-то невесело, он тоже уже начал грустить о будущем расставании с ГСВГ, хотя до этого было ещё достаточно много времени. Но, вместе с тем, он понимал, что чем дольше он и Лера здесь пробудут, тем тягостнее будет расставание с этой не так уж давно совсем незнакомой страной. Но эта тема когда-то должна была исчерпаться, что вскоре и произошло. Они начали обмениваться новостями.