Елена Съянова - Гитлер_директория
Почему же все-таки Франко победил республиканцев, которым, казалось бы, сочувствовал и помогал весь мир? Беда республиканцев заключалась в том, что среди них было много прекрасных, чистых людей, но мало военных профессионалов. Диктатуру Франко сделали генералы; в 39-м году они дали маленькому каудильо беспрецедентную в новейшей истории широту полномочий.
Мадрид франкистам, однако, взять не удалось. «Ну и не надо», — решил Франко и объявил войну законченной. А дальше…
В Испании, несмотря на террор и репрессии, наступает внешнее затишье и начинается война историков. Кто он, маленький каудильо, — палач с топором, с которого ручьем стекает кровь, или великий примиритель двух Испаний? Марионетка Гитлера или искусный дипломат, не пропустивший немцев через свою страну для захвата Гибралтара? Впрочем, для нас, русских, кое-что однозначно: первобытное варварство «голубой дивизии», например.
После войны за связь с гитлеровским режимом Испания была подвергнута остракизму и экономическому бойкоту. Первыми ее простили американцы, хотя и насчитали в испанских тюрьмах четверть миллиона политических заключенных.
Послевоенное государство Франко стали называть «государством ограниченной демократии». Например, декларировалась свобода политических объединений, но только если они имели «дозволенные цели». Был и закон о референдуме — для «консультаций с нацией». Вся эта лукавая демократия привела к закону — «О наследовании поста главы государства», то есть конкретно — Франсиско Паулино Эрменгильдо и так далее, в общем, Франко и Баамонде. Но не подумайте, что Франко собирался посадить на престол свою дочь. Нет, конечно, он выписал из-за границы настоящего принца Хуана Карлоса и даже женил его — на настоящей принцессе Софии. Дальше — экономический бум, «зеленая революция», «испанское чудо», процветание… Счастливы ли испанцы — вопрос только к ним самим. Но… когда стоишь возле Мемориального комплекса в «Долине павших» — символа примирения двух Испаний, то вспоминается даже не достоевская «слезинка ребенка», а миллион жизней, замурованных в основание этого примирения. Может быть, напрасно. Может быть, это только мы, русские, так устроены.
Рыбалко
«Если к середине июля русские будут иметь свежую полновесную танковую группировку, нашим частям между двумя их фронтами — Брянским и Западным — грозит серьезная опасность. Если же их группировка будет иметь и выдающегося командира, думать об усилении укреплений по реке Олешня станет уже поздно…» — писал Гудериан.
Вот ради таких высказываний я и перекапывала пуды генеральских мемуаров, самое интересное находя не в самих текстах, а в случайно попадавшихся черновиках и приложениях.
О чем идет речь?
Те, кто знаком с историей Курской битвы, уже догадались: генерал-инспектор бронетанковых войск беспокоится о середине июля 1943 года, предвидя наступление на Брянском фронте. Для поддержки этого наступления и была сформирована 3-я танковая армия, командующим назначили генерал-лейтенанта Павла Семеновича Рыбалко.
Таким образом, оба опасения Гудериана сбылись: армию сформировали, а командир оказался талантлив.
И как все талантливые работяги, делавшие дело не ради наград, Рыбалко был несправедливо обойден, даже по мнению отечественных историков. Давайте вспомним хотя бы один эпизод из боевой биографии этого человека, прошедшего путь от комиссара 1-й Конной до академической кафедры.
Приказ ставки от 20 июля 1943 года, пункт 4 гласит: «при благоприятных условиях овладеть городом Орел». Подчеркиваю, это был приказ не для общевойсковой 3-й армии Горбатова, а для 3-й танковой Рыбалко. Документы говорят о том, что и Сталин, ограничившийся рекомендациями, и командующий фронтом генерал Попов, по сути, предоставили Рыбалко право окончательного решения — красиво вкатиться в славный город Орел или двигаться в обход, на запад.
Что такое громкая победа в судьбе любого военачальника, объяснять не нужно. Но победа на узких улицах большого города стоила бы жизни многим экипажам. Рыбалко поступил так: он развернул армию на юг, вперед вторым эшелоном. Этот маневр, давший возможность армии последовательно действовать на противоположных направлениях с максимальной пользой и минимальными потерями, проводился в очень трудной обстановке и вызвал восхищение того же Гудериана, ревниво следившего за танковыми операциями русских. И только смяв немцев на юге Брянского фронта, 3-я танковая продолжила выполнение приказа Ставки двигаться на город Кромы.
Вот так, с максимальной пользой, согласно ситуации, не нарушая общей стратегической задачи, сберегая жизни своих танкистов… А за это — пренебрежение от некоторых военных историков, утверждавших, что в ходе операции «Кутузов» армия Рыбалко только пугала немцев своим грозным видом, то есть «сковывала» силы противника. А какие-то все же имевшие место маневры производились якобы по команде генерала Попова, которому лично звонил Сталин.
Той же осенью, во время наступления на Киев, Рыбалко сумел настолько незаметно перегруппировать свою танковую махину севернее Киева, что даже весьма сдержанно описывающий эти события Гудериан признает, что немецкое командование до 13 ноября толком не знало, что ему предпринять, поскольку после взятия Киева 1-й Украинский покатился, как на гусеницах, давя противника уже в Чернобыле, Житомире и Фастове, где у немцев возникла настоящая паника.
За Курскую и Киевскую операции Рыбалко получил «Золотую Звезду» Героя Советского Союза; за Пражскую и Берлинскую — вторую «Золотую Звезду» и был произведен в маршалы бронетанковых войск. У него будет много наград, в том числе и иностранных. Но главное — безусловно и единогласно — он признан нашим лучшим танковым генералом.
Вот только прожил Павел Семенович Рыбалко совсем недолго. Он умер в 1948-м, в возрасте пятидесяти четырех лет.
Знаете, в чем заключается одна из ошибок молодых режиссеров, снимающих лихие боевики о той войне? Молодые, холеные лица актеров.
Двадцатипятилетние солдаты, возвращавшиеся домой, выглядели сорокалетними, а сорокалетние — стариками. Большинство наших боевых генералов не исключение. Мало кто из них дожил до шестидесяти лет.
Павел Рыбалко похоронен на Новодевичьем кладбище.
Глава 8
Подлинная история гибели детей Йозефа и Магды Геббельс
«Наводку» на один поразительный документ дал мне покойный Лев Александрович Безыменский еще девять лет тому назад. Я как раз собиралась на книжную выставку в Лейпциг, и он попросил своего старого друга, историка-архивиста, показать мне это письмо. Немецкий историк не только показал, но и дал возможность сделать перевод и увезти с собой. «У нас это не опубликуют еще долго», — сказал он тогда.
Я была уверена, что не опубликуют и у нас. Но знаменитый журнал «Знание — сила» на такую публикацию решился, а не менее знаменитая станция «Эхо Москвы» дала мне возможность прочесть текст в эфире в рамках авторской передачи. А год назад молодой, но уже известный немецкий режиссер Георг Жено поставил по нему спектакль, премьерные показы которого проходили в Сахаровском центре.
Этот документ — письмо 13-летней (старшей) дочери Геббельсов Хельги, незадолго до смерти написанное ею своему другу, в бункере Гитлера.
Мой дорогой Генрих!
Я, может быть, неправильно поступила, что не отправила тебе того письма, которое написала в ответ на твое. Я, наверное, должна была его послать, и я могла бы — передать с доктором Мореллем, который сегодня уехал из Берлина. Но я перечитала свое письмо, и мне стало смешно и стыдно за себя. Ты пишешь о таких сложных вещах, о которых нужно много думать, чтобы их понять, а я со своей вечной торопливостью и папиной привычкой всех поучать отвечаю совсем не так, как ты, наверное, ждешь от меня. Но теперь у меня появится время обдумать все; теперь я смогу много думать и меньше куда-то торопиться. Мы сегодня днем переехали в бомбоубежище; оно устроено почти под самой рейхсканцелярией канцлера. Тут очень светло, но так тесно, что некуда пойти; можно только спуститься еще ниже, где теперь кабинет папы и сидят телефонисты. Не знаю, можно ли оттуда звонить. Берлин очень сильно бомбят и обстреливают из пушек, и мама сказала, что тут безопасно и мы сможем подождать, пока что-то решится. Я слышала, говорили, что самолеты все еще взлетают, и папа мне сказал, чтобы я была готова помочь маме быстро собрать маленьких, потому что мы, может быть, улетим на юг.
В 1954 году в ФРГ был принят Закон об амнистии. По этому закону «за некоторые преступления, совершенные во времена национал-социализма», преследовать далее запрещалось или предлагалось «смягчать меру пресечения при наличии смягчающих обстоятельств». Следуя этому закону, молодая Федеративная республика Германии получала возможность вернуть на рабочие места множество квалифицированных государственных чиновников, в которых остро нуждалась.
