Мистер Уайлдер и я - Коу Джонатан

— Да, но это же потрясающе…

Билли повернулся ко мне:

— Говорите, вы из Греции, я правильно понял?

— Правильно.

— Но у вас превосходный английский. И даже английский акцент.

— Моя мама англичанка.

— То есть с самого раннего детства вы владеете двумя языками?

— Да.

— Скажите что-нибудь на греческом.

— Νομίζω ότι ήπια πολύ γρήγορα το κρασί μου, — сымпровизировала я, особо не задумываясь.

— И что это значит?

— Это значит «Думаю, я выпила бокал вина слишком быстро».

Билли рассмеялся.

— Вам очень повезло, вы говорите на двух языках. Вам пришлось выучить их, когда вы были еще ребенком. Мне было под тридцать, когда я приехал сюда, и приехал я, не зная английского. Ну, может быть, с десяток слов, не больше. Учил язык, слушая радио, в основном комментаторов на бейсбольных матчах. И однако, акцент мой так никуда и не делся, и даже теперь я говорю не всегда гладко. Французский я знаю куда лучше. У меня хороший французский. Вы говорите по-французски?

— Говорю, — ответила я. — И по-немецки тоже. Оба языка мне преподавали в университете.

— Этой весной мы с мистером Даймондом побывали в Греции, — сообщил Билли. — Поездили по островам, высматривая натуру для съемок. Вам знакомы эти места?

— Греческие острова? Да, кое-какие знаю. Мы отдыхали на Санторини, на Икарии… Почему вы спрашиваете?

— Мы не нашли того, что нам нужно, — ответил Билли. — Но если студия все же раскошелится на нашу новую картину — если, поскольку в нынешней киноиндустрии никогда не знаешь, чем дело кончится, — нам потребуется подходящий греческий остров.

Сгорая от любопытства, я задала, казалось бы, невинный вопрос:

— А о чем ваш новый фильм? — И была поражена смятением, отразившимся на лицах Одри и супругов Даймонд.

С тех пор, за минувшие долгие годы, я, конечно, усвоила: никогда и ни под каким предлогом нельзя расспрашивать творческих людей о том, над чем они в данный момент работают, — но в те времена я была совершенной naif[13] и мое любопытство казалось мне естественнее некуда.

Как бы то ни было, сам мистер Уайлдер неудовольствия не выразил. Вероятно, уже тогда во мне было что-то (не знаю, что именно), побуждавшее его разговаривать со мной запросто.

— Это фильм о постаревшей кинозвезде, — ответил он. — Об актрисе. По имени Федора. Никто не видел ее годами, известно лишь, что живет она на каком-то греческом острове. Затворницей. В духе Гарбо. Некий продюсер разыскивает ее, а когда находит и остров, и виллу, где она обитает, у него никак не получается подобраться к ней поближе. Свита кинозвезды, те люди, что ее опекают, постоянно чинят ему препятствия.

— Она вроде как в заключении, да?

— Э-э… в некотором смысле.

Что означало «в духе Гарбо», я и вообразить не могла, но продолжила, и не только из вежливости:

— Звучит увлекательно. Я бы точно захотела посмотреть такой фильм.

— Правда?

— Да. Обожаю фильмы, в которых есть тайна.

Мистер Уайлдер бросил торжествующий взгляд на мистера Даймонда:

— Вот тебе пожалуйста. Мы наконец охватим молодую аудиторию.

Мистер Даймонд грустно покачал головой:

— Нам нужна выборка пошире, Билли. — Он обратился к Джилл: — А как насчет вас, вы часто ходите в кино?

— Бывает.

— И какие картины вам нравятся?

Джилл пожала плечами:

— Разные.

— Например?

Джилл наморщила нос:

— «Челюсти» — классное кино.

— О да, «Челюсти», это потрясающе, — энергично закивала я. Мы с родителями ходили на премьеру этого фильма, когда он вышел на экраны Греции, в День подарков в семьдесят пятом, и потом я по крайней мере еще раза два смотрела это кино.

Выслушав наши отзывы о «Челюстях», мистер Уайлдер протяжно вздохнул (впрочем, скорее с бесконечной терпеливостью, нежели с укором):

— Господи, картина с акулой про акулу. И когда люди прекратят судачить об этом зубастом фильме? Знаете, проклятая акула заработала в Штатах больше, чем любая другая картина в истории Голливуда. Даже Монро, даже Скарлетт О’Хара не собрали столько денег, как эта рыбина. И отныне все тупые воротилы в городе жаждут побольше фильмов с акулами. Ведь как они рассуждают, эти люди. Мы сделали миллион долларов на акуле, и теперь нам нужна новая акула. Нам нужно много акул, и чтобы они были поогромней и поопасней. И тогда я придумал снять фильм под названием «Челюсти в Венеции». По Гранд-каналу, как обычно, курсируют гондолы, битком набитые японскими туристами, и тут в канал заплывает сотня акул и нападает на них. Смеха ради я пересказал этот сюжет парню из «Юниверсал». Он был уверен, что я всерьез делаю заявку на фильм. И моя «заявка» ему ужасно понравилась. Картина, содержание которой можно пересказать в трех словах, им ведь такое нравится, они обожают простые истории, и он решил, что «Челюсти в Венеции» — проект его мечты. «Окей, — сказал я, — прекрасно, дарю вам идею и денег с вас не возьму, но в режиссеры этой картины я не гожусь. С рыбами у меня как-то не ладится, знаете ли. Вспомните мои картины, среди них нет ни одной, где бы фигурировала крупная рыбина. Я из тех режиссеров, кто более склонен работать с человеческими существами». Этот мистер Спилберг, он по-настоящему талантлив. Он из нового поколения, как и мистер Коппола, и мистер Скорсезе. Мистер Даймонд называет их «юнцами бородатыми». — Билли рассмеялся, выказывая искреннее восхищение (чему позднее я не раз была свидетелем) способностью своего друга играть словами. — Я действительно думаю, что Спилберг лучший в этой команде и, следовательно, самый талантливый человек в Голливуде на данный момент. Я видел его «Шугарлендский экспресс». Вы смотрели этот фильм? (Мы с Джилл дружно помотали головами.) Вот именно, потому что это картина о людях, а теперь никто не хочет смотреть на людей. Понятно, там есть автомобильные погони, перестрелки и прочее в том же духе… возможно, под конец саспенса становится многовато… и все же нам рассказывают нормальную историю о людях, которые могут быть нам интересны. Но ради акулы мистер Спилберг свернул на другую дорожку, погнался за пресловутым «сделай так, чтобы зритель забыл про попкорн» — острые моменты один за другим, лишь бы вогнать публику в дрожь. Больше похоже на ярмарочный аттракцион, чем на драму, жизненную историю. Такое у меня впечатление складывается, по крайней мере.

Он умолк, когда двое официантов принесли нам горячее и мы отвлеклись на еду; вооружились столовыми приборами, пробовали наши блюда, и я зажмурилась почти в экстазе, когда вонзила зубы в первый нежный кусочек стейка и кровавый мясной сок оросил мой язык. Покосившись на мистера Даймонда, я обнаружила, что он испытывает примерно то же самое. На мгновение мы почувствовали себя счастливыми сообщниками.

— Можно сделать так, чтобы на Федору напали акулы, — как бы между прочим предложил мистер Даймонд.

Мистер Уайлдер кивнул, нарезая картофельное соте ломтиками помельче:

— Когда она плывет на судне к своему острову? Несомненно, это сработало бы. «Челюсти в Греции». Неплохо. Не говоря уж о том, что акулы решат нашу проблему со второй частью сценария. — Наколов на вилку кусочек картошки, он обронил: — Давай обсудим это завтра утром. — Затем, откинувшись на спинку кресла, Билли оглядел ресторанный зал. И совершенно другим тоном — куда более заинтересованным — спросил своего друга: — Видел, кто только что явился?

Мистер Даймонд и головы не повернул. Чувствовалось, что другие посетители его ни капли не интересуют, сколь бы знаменитыми они ни были. Барбара, однако, проследила за взглядом мистера Уайлдера:

— Аль Пачино, нет?

— Мистер Пачино, да. И по-моему, очень красивая женщина, что сидит напротив него, темноволосая, — его девушка, и она тоже актриса. Прочих за тем столиком я не знаю.

— Подойдешь поздороваться с ним? — спросила Одри.

— Не подойду и не поздороваюсь, — ответил Билли. — По крайней мере, пока мы едим.

Мистер Даймонд, вызывающе равнодушный и к Аль Пачино, и к его спутнице, снова взялся за нас с Джилл: