Млечный путь - Меретуков Вионор

Глава 4

Тамара Владимировна, старший администратор Объединенного Драматического театра, в последнее время повадилась напиваться и звонить мне поздно вечером, а иногда и ночью. Звонит, дышит в трубку и говорит, что жить без меня не может. Я не верю ни единому ее слову. По-моему, ее просто пугает перспектива трястись в промерзшем вагоне ночной электрички: живет она в Подмосковье, то ли в Орехово-Зуеве, то ли в Подольске. Надо заметить, Тамара Владимировна чрезвычайно хороша собой, она высокого роста, у нее точеные ноги и пышная грудь, да и пахнет от нее, несмотря на неумеренную тягу к выпивке, антоновскими яблоками и сливочными тянучками — так пахнут опрятные дети. Утром, после ночных ласк, она исчезала, никак не беспокоя меня до следующего раза. Я терпел ее выходки, памятуя о ее молодом и красивом теле. И не только памятуя, но и, так сказать, осязая.

Вот и на этот раз она позвонила мне во втором часу ночи, как раз тогда, когда я пересчитывал купюры и разогревал себе борщ. Ну вот, приедет, подумал я раздраженно, помешает пересчитывать приятно шелестящие бумажки, между делом слопает мой борщ да еще и обглодает сахарную кость — она, как похотливая людоедка, обожает подкрепляться перед занятиями любовью. Я послал ее ко всем чертям.

Тамара Владимировна заплакала и бросила трубку. Я знаю ее, она все равно не сегодня завтра напьется и опять позвонит.

С Тамарой Владимировной я познакомился полгода назад. При обстоятельствах, о которых расскажу ниже. Вообще истории моих знакомств с представительницами слабого пола любопытны, поучительны и заслуживают отдельного рассказа. Где я только не знакомился с барышнями! В лифте. В кафе. В студенческой курилке. В поездах дальнего и пригородного следования. В метро, в трамвае. В приемной зубного врача. В магазине. За игорным столом. В зале судебного заседания. В «клизменной» клиники института лечебного питания. На рыбалке. В котельной. В самолете. На футбольном матче. В такси. В телефонной будке. Один раз даже в женском туалете. Два раза в морге.

Много лет назад в съемной квартире на Арбате, мы, трое молодых лоботрясов, прогуливая лекции и не зная, чем себя занять, придумали необычное состязание. Суть его заключалась в следующем: надо было как можно быстрей закадрить барышню и уложить ее в постель. Кинули жребий. Я вытянул короткую спичку и отправился на промысел. Мои друзья включили секундомер. Не помню уж, как мне это удалось, но некая смазливая охотница до приключений лежала подо мной уже через 28 минут и 34 секунды после знакомства. Скорость даже по нынешним меркам вполне приличная.

Рекорд был перекрыт в тот же день, еще до обеда. Моему приятелю Петьке Меланхолину хватило двадцати двух минут, чтобы пулей вылететь из квартиры, вернуться с какой-то сопливой оборванкой на костылях и удалиться с ней в спальню. Через мгновение заскрипели пружины матраца.

Мы с Сашкой Цюрупой, другим моим приятелем, были шокированы: у отроковицы был мужской кадык и нос, как у павиана. И потом — эти костыли… Мы были готовы оспорить Петькину победу.

— Это некорректно! — заорали мы в один голос, когда вечером приступили к подведению итогов. — Такую образину соблазнить куда легче, чем красотку!

— Начхать мне на ваши претензии, — невозмутимо ответствовал Петька. — При заключении пари не оговаривались ни внешность, ни возраст, ни гендерная принадлежность жертв наших сексуальных притязаний. Я мог привести кого угодно — хоть Красную Шапочку, хоть старуху Изергиль, хоть солиста Большого театра или солдата-сверхсрочника. Я мог привести даже трансвестита, если бы имел на то охоту и знал бы, где они околачиваются. Главное — проделать все максимально быстро. Что же касается пассажа о том, кого легче соблазнить — красавицу или уродину, тут я готов поспорить еще раз. Хотел бы я посмотреть на того храбреца, который обольстит мадам Широкову-Грант!

Меня и Сашку передернуло. Доцента кафедры структурной и прикладной лингвистики Олимпиаду Прокопьевну Широкову-Грант назвать красавицей не смог бы даже изголодавшийся по женской ласке Робинзон Крузо. Олимпиада Прокопьевна весила не менее десяти пудов и отличалась чрезвычайно злобным нравом. Кроме того, у нее были усы. Ее боялись не только студенты, но и сам Михаил Никитич Зозуля, грозный декан филфака. За глаза ее называли Чудовищем. К слову сказать, спустя два года именно Чудовище помешает Петьке получить диплом.

…Однажды я сподобился познакомиться с девушкой совсем уж невероятным образом, назовем это методом беспроводной сантехнической коммуникации. Случилось это зимой, в новом, только что открывшемся пансионате «Голицыно». Катаясь на лыжах в очень морозный и ветреный день, я подхватил жесточайший насморк и решил поэкспериментировать с собственной носовой полостью, промыв ее раствором 72-процентного хозяйственного мыла. Совет мне дал уж не помню кто, скорее всего, какой-то изувер, желавший мне мученической смерти. Склонившись над раковиной, я трубно чихал, сморкался кровью и отчаянно матерился, на чем свет стоит костеря советчика. И тут я услышал девичий смех, который шел прямо из слива умывальника. «Эй! — взревел я, мгновенно позабыв о страданиях. — Я не знаю, кто вы, прекрасная незнакомка, но я уже влюблен в вас! Я живу над вами, в шестом «люксе»!» Через полчаса мы уже сидели с ней в баре, наливаясь коктейлями, а ночь она провела у меня в номере. Утром она мне сказала: «Знаешь, чем ты мне сразу понравился? Ты душу вкладывал в сморкание».

Кстати, она напомнила мне, что вечером, когда мы изрядно нарезались, я поклялся, что на ней женюсь. Поэтому, дескать, она мне и уступила. Если бы не это, она сохранила бы честь в целости и сохранности.

Я подумал и сказал:

— Очень сожалею, но ты не оправдала моих надежд. Поэтому встреча объявляется товарищеской.

Она долго хохотала. Люблю девушек с чувством юмора. К сожалению, потом я потерял ее из виду: телефончик куда-то подевался.

Однажды на автобусной остановке я только что купленным ковром, скатанным в трубу, неловко развернувшись, случайно ударил по лицу молоденькую девушку. По улице разнесся звук, словно лопнула автомобильная камера. Слава богу, звук был несравненно сильнее боли. Девушка испугалась, но даже не поморщилась.

Извинялся я, стоя на коленях. Вокруг все смеялись. Засмеялась и она. Плюнув на автобус, мы шли по улице, положив на плечи ковровую трубу: девушка впереди, я сзади. Как это стало возможным? Черт его знает. Итак, она впереди, я сзади. Тут только я хорошенько ее рассмотрел: девушка была очень хороша собой. Позже выяснилось, что она учится в хореографическом училище. А туда, сами понимаете, чувырл не принимают. Словом, все при ней: ножки, фигурка, осанка. А походка, вернее поступь, даже под тяжестью ковра была легка, изящна и пружиниста. Это прибавило мне красноречия: о чем говорил, не помню, но говорил я безостановочно. Дошли до моего дома. Далее последовало деликатное приглашение на чашку чая. Я сразу налил ей водки. Мы расположились на только что купленном ковре. На нем же и заночевали.

История моего знакомства с Тамарой Владимировной была не лишена некоторого романтического флера. В прекрасный августовский день я прогуливался по Театральной площади, у Объединенного Драматического театра, где поджидал Корытникова. Павел Петрович запаздывал. Я ходил взад-вперед возле памятника знаменитому драматургу и предавался мечтам. С утра я испытывал необыкновенный душевный подъем. Очень-очень скоро, думал я с энтузиазмом, я стану богат и свободен как птица. От нечего делать я принялся рассматривать монумент. По моему разумению, драматург со своей окладистой бородой и шлафроком, похожим на медвежью шубу, выглядел как Дед Мороз, зачем-то выкрашенный в черный цвет и волей скульптора вознесенный на вершину гранитного постамента.

В какой-то момент я ненароком поднял глаза и над бронзовой головой прославленного писателя увидел в отрытом окне на втором этаже ослепительную золотоволосую красавицу, которая, кокетничая сама с собой, смотрелась в зеркальце и охорашивалась. Это решило все. Пытаясь привлечь ее внимание, я вскинул руки, замотался, задергался, как пляшущий на нитке паяц. Женщина, а это была Тамара Владимировна, покачала головой и улыбнулась. И очень скоро она стала моей любовницей.