Высота - Кебза Йозеф
Она часто думала о своей судьбе. Обычно такие мысли приходили ей в голову, когда она оставалась одна. Девушка не могла избавиться от них даже сейчас, ожидая результата операции.
Было уже почти четверть двенадцатого, а Данек все не выходил. Ей очень хотелось знать, что же случилось, хотелось еще раз извиниться перед ним, хотя и так было ясно, что рана больного воспалилась не по ее вине. Это произошло до того, как она приняла дежурство. Оставалось только ждать. Стрелка часов на стене перескочила на одно деление. Итка вдруг вспомнила, что ей надо сделать инъекцию пенициллина больному из палаты номер 200, и быстро встала с кресла.
В этот момент дверь резко распахнулась и в комнату ввалился Йоунек — больной из палаты номер 200. Итка с отвращением посмотрела на его голубой, в полоску халат и грязную рубашку, из-под которой выпирал большой живот. Но она овладела собой и спокойным голосом с улыбкой спросила:
— Что вам надо? Что случилось?
Йоунек ухмыльнулся:
— Вы должны сделать мне укольчик, не так ли?
Она кивнула:
— Верно, но я сделаю вам его в палате.
Солдат нерешительно остановился посреди комнаты, потом прогудел:
— Раз уж я пришел сюда, сестричка…
Она стиснула зубы. Слова «сестричка» она терпеть не могла. Каждый, кто к ней так обращался, как правило, оказывался подхалимом, ожидавшим своего случая. Среди них попадались и грубияны.
— Как хотите, — пожала она плечами. — Идите за перегородку, сейчас я вас уколю.
Готовя инъекцию пенициллина, Итка заметила, что у нее слегка трясутся руки. Она догадывалась, что Йоунек пришел не просто так. Наверняка будет приставать. Итка умела вести себя в подобных случаях. Помогала шутка или ирония, а иногда приходилось прибегать к угрозе доложить начальству. За пять лет работы она многое узнала. Ей пришлось видеть сотни мужских тел, изуродованных и ослабленных болезнью, худых или крепких, как ствол дерева, но с какими-нибудь ранами. Пациенты были для нее всегда только людьми, которых требовалось вылечить и вернуть здоровыми в танки, самолеты, к орудиям и пулеметам. Безотносительно к конкретному человеку все эти мышцы, грудные клетки, крепкие руки и ноги молодых мужчин не означали для нее ровным счетом ничего. Иногда она испытывала удовольствие, видя, как красивый высокий мужчина краснеет, покрывается потом от смущения, оказавшись обнаженным перед женщинами. Она пришла к выводу, что мужчины при всей своей агрессивности часто остаются целомудренны до тех пор, пока женщина не сделает им шаг навстречу. Только после этого они становятся покорителями. Неуклюжими, симпатичными, грубыми, но покорителями. Сама она никогда такого шага не делала.
Итка приподняла шприц вверх, чтобы лучше было видно, — из иглы брызнул фонтанчик. Потом отодвинула белую ширму и вошла за перегородку. Ее едва не разобрал смех, когда она увидела Йоунека со спущенными штанами. Она наклонилась, сжала мышцу в пальцах и резко вогнала иглу. Йоунек завопил.
— Тоже мне герой! — сказала она насмешливо, нажимая на поршень шприца. Потом выдернула иглу, выпрямилась и посмотрела на шприц, проверяя, не осталась ли в нем жидкость.
И в эту минуту на ее грудь легли тяжелые, ищущие руки. «Ну вот, началось», — подумала она почти спокойно и тряхнула плечами:
— Пустите меня, слышите? Немедленно пустите!
— Сестричка… сес… тричка, — бормотал солдат, все сильнее прижимая к себе девушку.
— Я сейчас закричу, вам будет плохо!
В этот момент он прикрыл ей рот большой, липкой от пота ладонью. Итке нечем стало дышать. Дело принимало серьезный оборот. Она не могла ни кричать, ни дышать. Его бессмысленная грубость привела Итку в ярость. Она направила иглу на ногу Йоунека и хотела уже уколоть его, но тут ширма отлетела в сторону и в ярком свете показался доктор Данек. Руки солдата сразу ослабли. Итка быстро выбежала из-за перегородки и открыла окно. Высунувшись наружу, она глубоко вдыхала свежий ночной воздух. Обернулась она только спустя минуту. Лицо Данека было удивленным.
— Из какой вы палаты? — спросил он негромко и, когда Йоунек, застывший от страха, ответил сдавленным голосом, проговорил: — Если вас уже на подвиги потянуло, то мы отправим вас в часть. Завтра соберите свои манатки — и шагом марш отсюда. Но прежде чем вас посадят на гауптвахту, подумайте хорошенько, не лучше ли было бы вести себя подобающим образом.
— Товарищ майор… — начал было Йоунек, заикаясь, но Данек остановил его резким движением руки.
Итка уже пришла в себя настолько, что могла участвовать в разговоре. Она хорошо знала Данека и поэтому вмешалась:
— Простите, товарищ доктор, я думаю, что рядовой Йоунек мог бы извиниться… И все будет в порядке.
Данек в удивлении приподнял брови. Йоунек тут же схватился за протянутую ему руку помощи:
— Простите меня, сестричка, я не знаю… как это со мной произошло…
— Проваливайте в свою палату! — оборвал его Данек и повернулся к толстяку спиной.
— А… вы не сообщите об этом командиру части?
— Идите! — махнул рукой доктор.
Когда солдат ушел, Данек обернулся к Итке, положил руку на ее плечо:
— У вас все в порядке? Ничего не произошло?
— Нет, спасибо. Я даже не очень испугалась, — ответила она.
— Почему вы за него заступились? — проговорил он тихо, явно разочарованный тем, что она не позволила ему наказать солдата.
— Почему? — повторила она задумчиво и легким, едва заметным движением стряхнула со своего плеча его горячую руку. — Потому что это, собственно, не его вина.
— Защитница слабых! — поддел ее Данек и сел на белый стул у рабочего стола.
Он не обращал внимания на влажную крышку и стоящие в беспорядке пузырьки и мензурки, его глаза неотрывно смотрели на Итку. Она знала этот взгляд. Он выражал решительность. Свою слабость Данек всегда прикрывал шутками или грустью. Теперь он был уверен в своей правоте. Итка оперлась о стол, чтобы хоть немного заслонить от его взгляда беспорядок.
— Это несложно… войти в его положение, — проговорила она медленно. — Долгие месяцы службы где-нибудь в лесу, до ближайшей деревни несколько километров, да и девчат там раз, два и обчелся. Служба, учения, казарма. Что здесь удивительного?
— Пусть тискает дамочек на танцах где-нибудь в Горнидолни, но здесь он должен вести себя учтиво! — зло выпалил доктор.
Итка догадывалась, почему вдруг Данек так разошелся. Толстый неотесанный парень минуту назад прикоснулся к тому, что доктор считал уже своим. Чтобы избежать возможного неприятного разговора и отвлечь Данека, Итка решила предложить ему кофе.
— Крепкий? — спросила она.
— Лучше крепкий. Бог знает, что еще может приключиться этой ночью.
Минуту спустя она поставила две чашки на маленький квадратный столик и тоже села. Она не сразу набралась смелости задать доктору важный для себя вопрос:
— Простите, как прошла операция?
Данек вздохнул:
— Весьма интересный случай. И очень редкий. Газовая гангрена, но это еще должен подтвердить анализ. Причиной ее были бактерии, которым для размножения не требуется кислород. Они могли попасть в рану при перевозке, а может, и здесь — кто знает! Пришлось удалить еще пятнадцать сантиметров. Надеюсь, что теперь все будет в порядке, хотя… — Данек замолчал и нахмурился. — В каком там порядке, ведь парню всего двадцать лет…
— А выживет ли он вообще? — робко спросила Итка.
— Выживет. Он молодой, организм у него крепкий… В данном случае это имеет большое значение. Напичкали его антибиотиками. Сейчас я вам продиктую, что будете ему колоть. И следить, Итка! Следить за ним всю ночь!
— А что главный врач? — спросила она осторожно, понимающе кивнув в ответ на его слова. Данек улыбнулся:
— Конечно, он не был доволен. Но такое может случиться в любой момент. В сущности, это не зависит от хирурга.
— Да, — сказала Итка задумчиво, размышляя, как бы повести разговор, чтобы выяснить все до конца. Однако она чувствовала, что Данек утомлен и сейчас отреагирует на безответственность сестер еще резче, чем раньше. Она только настроит его против своих коллег. А так он может забыть о них.
