Вадим Крабов - Колдун. Из России с любовью.
— На что?
— Придорожное кафе популярное у наших бандюганов, там неплохо кормят. Отметим твое психическое здоровье. Ты как? Не боись, днем там никого не бывает.
— Давай отметим, я не против. Запишешь на мой счет. — Мне было безразлично. Я занимался самоедством.
Оказывается, от старой доброй интеллигентской рефлексии я избавился не до конца. Надо же. В Эгноре думал, что все мое нежное воспитание сдулось окончательно и бесповоротно, а смотри-ка! Ступил на родную землю и все возвращается на круги своя. Даже не знаю, как к этому отнестись.
Она весело рассмеялась:
— Вот и дождалась кавалера! Запишу.
В здание заходить не стали, пристроились на открытом "летнике" под тентом.
Стояла совсем не августовская жара. Кроме нашего, были заняты два столика из шести, по виду — дальнобойщиками. Зина заказала шашлыки, кафешка ими славилась, и разных салатиков с закусками. Себе взяла минералку, мне безалкогольного пива: "Тебе еще в милицию за справкой. Без бумажки ты кто? Правильно. Вечером выпьем".
— Откуда ты так здорово в психологии разбираешься? — спросил я между делом, жуя действительно неплохой шашлык.
— Не льсти мне, ни бельмеса я в ней не смыслю.
— Откуда тогда "мышление", "эмоции" и чего еще там.
— Запомнила, что Вероника Игоревна говорила. У меня память на слова хорошая, а смысла я до сих пор не понимаю. И пародировать умею, заметил?
— Ага, здорово. А у меня память фотографическая: что увижу — с первого раза запоминаю. — Похвастался я в ответ, практически не думая.
— Вот это да! Так мы два уникума! Давай за это выпьем! — мы шутливо чокнулись высокими стеклянными стаканами.
Она искренне, я вымучено. Все с той же натянутой улыбкой, которая ко мне приклеилась.
Из здания кафе в летник вышли четверо крепких коротко стриженных молодых людей одетых, не смотря на жару, в расстегнутые короткие кожаные куртки. Они заняли соседний столик. На двоих были массивные золотые цепи "привет из девяностых".
— Верка, неси быстрее, щас с голоду помрем! — крикнул самый маленький из них и повернулся к остальным, — ну че, пацаны, отметим это дело! — выпалил с жаром, в предвкушении потирая руки.
Зина с досадой поставила стакан на стол.
— Принесла нелегкая! Как чувствовала — не надо было сюда ехать! Собирайся, Егор, обед нам испорчен.
— Подожди, Зина, кто это, — я сидел к ним спиной и видел квартет только во время их прохода к столику. — Объясни.
— Местная "бригадочка", считают себя крутыми, а на самом деле — шестерки, одни понты. Пойдем, обязательно привяжутся. Ну их, нервы дороже.
— Сидим, — твердо сказал я и накрыл её руку своей. Гримаса Гуинплена сошла с моего лица. Появились конкретные враги и вся интеллигентская муть, противно ковыряющая душу, мгновенно схлынула. Я стал самым счастливым человеком в мире. На секунду.
— Егор, не дури. Они все бывшие боксеры и в кожанках не зря. Там кастеты и ножи могут быть. Они беспредельшики, Егор! — чтобы соседи не услышали нашу беседу, ей приходилось шептать, наклонившись ко мне чуть ли не вплотную.
— Шестерки — беспредельщики и на свободе? — продемонстрировал я свою киношную осведомленность из жизни криминального мира. И попал!
— Ты точно уловил, — Зина посмотрела на меня подозрительно. Ненадолго задумалась, что-то взвешивая, и решилась. — Понимаешь, Егор, у одного из них папа — председатель совета районных депутатов.
— Должно быть, стыдно ему за сына.
— Слушай, давай потом я тебе весь расклад выдам, а сейчас поехали! Не до шуток, серьезно.
Но стало поздно.
— Толян, ты посмотри кто за соседним столом! Баба Славика с каким-то педиком! Они че, сосутся что ли? — раздался голос того, самого мелкого. Едко так сказал, задиристо. Видно, он был у них самим глазастым, горластым и несдержанным.
— Началось, — прошептала Зина и откинулась на спинку.
— Мужики, давайте пить и есть, Славик сам со своей бабой разберется, — прозвучал наиболее здравомыслящий голос. Жаль, не увидел из чьих уст он прозвучал.
— Причем здесь Славик? Ты мне можешь сказать, Верес? — делано удивился третий голос. В ответ — молчание. — Мы сами должны постоять за честь наших женщин! Кто, если не мы?
Раздался дружный гогот.
— От нападок залетных гомиков! — сквозь смех простонал "мелкий". Хохот продолжился с новой силой.
За время их шутливой перепалки, я успел успокаивающе подмигнуть Зине и прямо со стулом резко развернуться к ним. Смех стих.
— Кто-нибудь из вас разбирается в шмотках от Дольче — Габбана? — спросил я у всей четверки и пока они ошарашено молчали, вычленил лидера.
Это не сложно, если сам имеешь опыт командования. Им оказался тот самый, который готов был "за честь постоять". Показал на него пальцем и сказал:
— Ты, петушок, в них точно разбираешься. Пойдем, поможешь мне выбрать, — после этих слов я встал и быстро направился к уличным туалетам, постепенно переходя на бег. За сортирами, сбитыми из крашеных досок, виднелась небольшая полянка перед лесом.
Восприятие взвинтилось до предела. Если бы мне в спину полетел нож, я бы почувствовал и увернулся. Без помощи Стихий, без всякой магии. Спасибо тебе, Рон, ты был хорошим учителем. Нож не полетел.
После секундной паузы они все, с нецензурными криками, общим смысл которых сводился к обиженно-удивленному выражению: "Ты совсем оборзел, педрило?!", — бросились за мной, совершенно не обращая внимания на окрики Зины:
— Козлы! Вас Славик за это уроет! Егор, беги! Шавки подзаборные, вам только под забором тявкать! Гомики!
Расчет был прост: оскорбишь главного — кинутся все, ни один не отвлечется на второстепенную цель — Зину, а мне не хотелось буянить в кафе. Столики рушить, посуду бить. Зачем?
Меня догнали сразу за нужными каждому человеку постройками, на краю полянки, в десятке метров от леса:
— Стоять, пидор! Все равно догоню и на шнурки порежу! — остервенело проорал главный, Толян.
Я сделал еще три прыжка и нагло развернулся. Достаточно, от кафе и дороги более-менее закрыт.
Братаны приблизились гуськом, с лидером впереди. Толян, с ножом в руке, затормозил метрах в двух от меня. Ему в спину врезался второй, подтолкнув главаря вперед. Я чуть отошел. Толян ругнулся на толкнувшего и вскоре я был окружен всеми четырьмя. Не бегать же за каждым в отдельности!
— Ты откуда такой шустрый, педик? — задал Толян риторический вопрос, оценивая мои возможности.
Возможно, что-то его насторожило, поэтому сходу он напасть не решился. Открыл рот, желая добавить что-то еще, но я, увидев бегущую к нам Зину, начал бой.
"Только аккуратней, Егор, не убивай остолопов", — прошептал сам себе, проваливаясь в ускорение.
Ногой выбил у главаря нож и услышал хруст ломающейся кости. Ударную ногу поставил на землю и, используя момент вращения, хлестанул другой нижней конечностью левого от меня братка в челюсть. "Хрясь!" — порвались новые джинсы. Вовремя падаю на спину, смотрю на пролетевшую надо мной руку со сверкнувшим лезвием и все еще по инерции подсекаю заднего бойца. Поднимаюсь и резко бью правого братка открытой ладонью в подбородок, придержав левой рукой запястье с тем самым быстрым ножом. Намек на уклонение — почти успевает, но почти — не считается. Поворот налево и передо мной главарь. Стоит, открыв рот, придерживает левой рукой болтающуюся кисть правой. Еще работая с задним, я слышал начало его фразы:
— Что за х…
Коротким прямым в челюсть не дал её закончить, развернулся и пнул по лицу почти поднявшегося заднего, самого "маленького". Огляделся — все живы, все без сознания. Слава богу. Аура правого, который самый быстрый, была чуть растянута синим ручейком. Интересно. И тут на меня налетела Зина.
Она не бросилась обниматься и радоваться тому, что я жив. Она встала как вкопанная и спросила со страхом, заикаясь:
— Ег-г-ор, т-ты кто?
Глава 4
Обратно мы ехали не так быстро. Сквозняк из полуоткрытых окон охлаждал разгоряченные Зинины нервы. Меня сквозняк спасал лишь от удушливой жары, мои нервы были спокойными. Я сорвал злость и теперь неторопливо вспоминал события.
Тот живчик с задатками мага жизни меня чуть не достал! Его звали Верес, вернее Верещагин Александр Сергеевич двадцати лет от роду — подсмотрел в правах. Он и был тем единственным здравомыслящим в четверке. Фанатично занимался различными единоборствами пока не связался с Толяном, боксером и сыном того пресловутого "председателя совета районных депутатов", а по совместительству главы одной из криминальных группировок. Отец сына до "больших" дел не допускал — сынок умом не вышел. Зина просветила меня не только в этом, но и во многих других вопросах.
Я не стал отвечать на вопрос кто же я, а крикнул:
— Ты медсестра или нет? Быстро проверяй, все ли живы.
