Маша Трауб - Домик на Юге
– У Марины Михайловны огромный педагогический стаж, – сказала Соня и напряглась.
– Так, Слава, вам что? Коньяк? Скажите, когда «стоп», – говорила Ира.
Слава сказал «стоп», когда Ира налила полстакана.
– А где вы сегодня обедали? Мясо на рынке купили? И вы доверяете местным продавцам? – причитала Наташа. – Мне кажется, это небезопасно. Неизвестно, какое мясо они продают. Я вообще Кирюше разрешаю здесь есть только картошку и хлеб.
– Наташа, перестань, – ласково попросил ее муж. – Все нормально.
– Ну не знаю, – возмутилась та.
– Пельмешков будете? – спросила Ира Вячеслава.
– Буду, – ответил он.
– Я тебя потом лечить не собираюсь, – вскинулась Наташа.
– Слав, а вы нам гвоздь не забьете? Там вешалка оторвалась, – попросила Ира и подмигнула.
Вячеслав тут же все понял. Он пойдет в дом и там сможет поесть пельменей. Ира увела его, рассказывая про мифическую вешалку.
– Вот у мужа есть сын от первого брака, – тут же открыла рот Наташа. – Он и руку ломал, и ногу, и травился. А все потому, что его мать совсем за ним не следила. У самого Славика тоже – то давление, то сердце.
– Да кто сейчас здоровый? С такой экологией… – сказала Антонина.
– Это вы правы. Вот мама Славика, моя свекровь, ничего такого не ест. Мы ей и лекарства дорогие привозим, и все у нее парное, свеженькое. А все равно болеет. То одно, то другое. Хорошо еще сегодня дождь пошел, а то Кирюша постоянно в море лезет. А вода холодная. Я ему не разрешаю купаться. Ой, пойду посмотрю, как там муж.
Наташа подскочила и побежала в дом.
– Дура, – заключила Соня, – клиническая.
– Да ладно тебе, она еще молодая, – заметила Антонина.
– Я же тебя просила не пить. Ведь просила же, – доносился из дома голос Наташи.
Все опять собрались на веранде. Наташа сидела с напряженным лицом. Открыли еще одну бутылку коньяка. Вячеслав явно повеселел. Обсуждали погоду.
Прибежали разгоряченные дети.
– Так, быстро мыть руки! – вбежала в калитку Марина Михайловна.
– Кирюша, я же тебе запрещала бегать, – тут же подскочила Наташа. – Ты весь мокрый, простудишься.
– Мама, а Марина Михайловна специально задавала вопросы, на которые я не мог ответить, – пожаловался Кирюша.
– Конечно, не мог, – как ни в чем не бывало отозвалась Марина Михайловна. – Он же ничего не знает. Я вообще не понимаю, как с таким уровнем подготовки вы прошли собеседование в школе.
– Мы занимались на подготовительных курсах! За деньги! – обиженно заявила Наташа.
– Деточка, вы можете сколько угодно заплатить, но образование идет из семьи. Вот вы когда в последний раз книгу в руку брали? Вот то-то и оно! – подняла палец Марина Михайловна и зашла в дом. – Да, – выглянула она, – ответьте на вопрос: сколько в слове «яблоко» звуков?
– Я не собираюсь отвечать на ваши дурацкие вопросы! – возмутилась Наташа.
– Вот и Кирюша ваш так отвечает. Наплачетесь вы еще в школе. И набегаетесь.
– Все, Кирюша, собирайся, мы идем домой, – подскочила Наташа, – Слава, мы идем домой! Хватит пить, я сказала!
Наташа, схватив Кирюшу за руку, убежала. Муж поплелся следом.
– Да, тяжелый случай, – сказала Ирка, – а он пельмешков хорошо поел. Жалко мужика – ни пожрать не дадут, ни потрах…
– Ира! – возмутилась Соня.
– А что я такого сказала? Слушайте, а пойдемте вечером на дискотеку? Что дома-то сидеть? – предложила Ира.
– Правильно, – выглянула из дома Марина Михайловна. – Пойдем. Детям нужна дискотека. Мы всегда в лагере устраивали и в школе.
– Да ну, – запротестовала Соня. – Лучше спать ляжем.
– Нет, раз Марина Михайловна поддержала, то точно пойдем!
Дети обрадовались и стали наряжаться.
Ира выложила для Таси блестящие шорты, расшитые пайетками и стразиками, и такую же сумочку. Анька упросила бабушку разрешить ей накрасить ногти. Соня с Антониной тоже пошли одеваться.
Уже при полном параде собирались в гостиной. Антонина надела сарафан, сквозь который просвечивало белье. Марина Михайловна накрасила губы и обмоталась палантином. Соня надела брюки.
– Главное, самоощущение, – говорила Антонина Соне. – Вот ты как выглядишь?
– Нормально. Мы же с детьми идем.
– Ты можешь выглядеть как угодно, главное – какие импульсы ты посылаешь.
– Да никаких импульсов я не посылаю.
– Вот и я о том же. А я посылаю. Я же знаю, что на мне красивое белье, я чувствую себя раскованно. Никто не догадывается, но все чувствуют. Главное – посыл.
– Тонь, да твое белье видно всем, – вышла из комнаты Ира. – Без всякого посыла.
– Разве? – забеспокоилась Тоня. – Что, так просвечивает? Нет, должна быть загадка. Пойду переоденусь.
– Тетя Соня, вы, посмотрите на меня, я – красивая? – спросила Тася. – Мамочка, смотри, какие у меня ногти!
Тася натянула шорты почти до груди. Сумочка на длинном ремешке запуталась вокруг шеи девочки и болталась на попе, но Тася этого не замечала. Она вытянула вперед руки и растопырила пальцы.
– Господи, в чем это ты? – ужаснулась Ира.
– Я в лаке! – торжественно сказала Тася.
Видимо, ногти она красила без очков – красным блестящим лаком. Тася накрасила себе все пальцы и даже кисть руки.
– Тасечка, давай это сотрем, и я тебе накрашу красиво, – сказала Ира.
– Нет, мама, и так красиво! – забеспокоилась девочка. – Так красиво, что я даже дышать не могу от восторга.
– Иди сюда, Катастрофа ты моя, – сказала Ира, распутала ремешок сумки и спустила шорты до уровня талии.
– Ой, какая замечательная сумочка! – обрадовалась Тася, увидев собственный аксессуар. Ира тяжело вздохнула.
Антонина выпорхнула в точно таком же прозрачном, платье, только другого цвета.
– Я готова! – объявила она.
– Так, дети, – хлопнула в ладоши Марина Михайловна, – дискотека до десяти ноль-ноль. Потом отбой, без разговоров и «последнего танца». Всем понятно? Не слышу?
– Понятно, – дружно сказали дети.
На открытой дискотеке играла музыка. Народ только собирался. Никто не танцевал. Витя с Андрюшкой бегали по площадке и играли в салки-прилипалки. Тася кружилась в собственном ритме. Аня сидела с бабушкой.
– Ну что, по текиле? – спросила Ира.
– Почему по текиле? – испугалась Соня.
– Для драйва.
Через три текилы Ира, Соня и Антонина танцевали под музыку из репертуара фестиваля в Сан-Ремо. На площадке они были втроем, не считая детей. Народ собрался, но танцевать никто не выходил. Тася пыталась встать так, чтобы фонари цветомузыки и крутящийся зеркальный шар светили на нее.
– У меня шорты сверкают? – спросила девочка Соню, перекрикивая музыку и подтягивая шорты до подмышек.
– Очень, – ответила Соня.
Витя учил Андрюшку танцевать брейк-данс на полу. Соня замутненным текилой сознанием успела подумать, что белые штаны сына она точно не отстирает. Последнее, что она помнила, – Марина Михайловна танцует матросское «яблочко», изображая перетягивание каната, Тоня хлопает себя по груди под звуки «макарены», а Ира, выстроив детей паровозиком, прыгает и выкрикивает: «Два вперед, один назад, ножка, ножка». Как уходили и во сколько легли, в памяти Сони не осталось. Ей казалось, что остальные события и разговоры вечера приснились.
* * *Ира рассказывала, как долго не могла забеременеть. У нее, высокой, с модельной фигурой, был дефицит веса. Ира лопала булки, пытаясь поправиться. Она ехала из магазина – обустраивала дом. Они только-только переехали из родительской квартиры мужа в свою собственную. В багажнике лежала люстра. Почему-то люстру Ира купила в первую очередь. Когда еще не было шкафов, кровати. Вообще ничего не было. Она ехала домой совершенно счастливая, жевала булку, запивая ее кефиром. Видела, как ее подрезает огромная фура. Понимала, что ничего сделать не может. В больнице, как только Ира очнулась в реанимации, ей сказали, что она была беременная – шесть недель, – ребенка сохранить не удалось. И это было самым больным. Сломанные нога, ребра и рука не болели. А живот, ближе к диафрагме, болел. До истерики. Несмотря на лошадиные дозы обезболивающих.
– А люстра? – спросила Ира у мужа.
– Какая люстра? – испугался он. – Там от машины ничего не осталось.
И тогда Ира заплакала. Плакала почти сутки.
Она пролежала в больнице полгода. Вышла на костылях. И на костылях же забеременела. Беременная, училась ходить. С огромным животом пыталась бегать. Одна нога восстановилась, а вторая никак. Одной ногой рожала. А когда родилась Таська, побежала. Вверх по лестнице. И вниз тоже. Побежишь, когда ребенок на руках. И с тех пор все время бегала – не могла спокойно ходить. На рождение дочери муж подарил Ире люстру. Он хотел подарить ей кольцо с бриллиантом, а она попросила люстру и нарисовала, какую именно. Муж с этим листочком все магазины оббегал, пока нашел похожую.
Антонина работала продавщицей. Сразу после техникума. Тоня была уютной, теплой и доброй – покупатели ее любили. В магазине она встретила мужа – продала ему банку соленых огурцов. Поженились быстро – муж захотел уюта, теплоты и добра в доме. А потом он стал начальником. Большим. А Антонина стала домохозяйкой и «соломенной вдовой». Муж был фактически, но не физически. Когда родился Витя, муж переехал в квартиру-офис. У него был свой ритм жизни. Антонина ни в чем не нуждалась – деньги супруг давал исправно и с каждым годом все больше. Она могла себе позволить нанять няню, но тогда бы у нее не было Вити. Ведь как только у мужа появились секретарши и помощницы, ему стала не нужна жена. Муж купил дом на Кипре. Каждое лето Антонина с Витей уезжали туда. Муж купил дачу, и каждые выходные Антонина с Витей проводили на даче. Когда Витя пошел в садик, Антонина полезла от тоски на стену. Она хотела второго ребенка, но муж так уставал на работе, что на Антонину смотреть не мог. Или это было не из-за работы? Антонина пыталась поговорить с мужем, но тот выложил ей очередную пачку купюр, на которые она может вдоволь разговаривать с психологом. Психолог посоветовала Антонине «вытравить из души продавщицу» и «соответствовать мужу, чтобы стать ему более интересной». Антонина обиделась на психолога и решила разобраться в своей душе сама. На курсы психологов она ходила без удовольствия. Какой из нее психолог? Она разбиралась только в покупателях, угадывая по набору продуктов, что у них на душе и за душой. С другой стороны, на курсах Антонина не чувствовала себя одинокой – появились подружки, которые ей завидовали: «Деньги есть, можешь жить как хочешь». После психологических курсов она окончила дизайнерские – по интерьерам и ландшафту. Но какой из нее дизайнер? Антонина так и не смогла вытравить из себя продавщицу. И втайне завидовала девочкам, стоявшим по ту сторону прилавка и предлагавшим ей занавески и цветы. Она пошла к другому психологу, который посоветовал ей «изменить себя внешне, а потом и внутренне». Антонина же не понимала, что плохого в ее цвете волос, прическе и макияже. На курсах имиджмейкеров, куда она отправилась по совету психолога, ей популярно объяснили, что она выглядит как продавщица, но с ее материальными возможностями может выглядеть как английская королева. Антонина пыталась вспомнить, как выглядит английская королева, но вспомнила только принцессу Диану. Правда, курсы не прошли даром – она стала ходить по магазинам. Не ради новой шмотки, а ради общения. В любимых бутиках она знала продавщиц по именам, и когда кто-то из «девочек» увольнялся, расстраивалась, как при разлуке с близким человеком.