Аньес Мартен-Люган - Счастливые люди читают книжки и пьют кофе
Переломив себя, я побежала к Эдварду. Я колотила и колотила по деревянной двери, пока у меня не заболела рука. Я отошла и попыталась заглянуть в окно. Останься я еще на минуту в одиночестве, и безумие мне обеспечено. За моей спиной раздались странные звуки, и на меня накатил страх.
— Можно узнать, что ты делаешь? — услышала я.
Я обернулась одним рывком. Эдвард возвышался надо мной всей своей громадой. Я метнулась в сторону, пытаясь убежать. Мой страх стал иррациональным.
— Я ошиблась… я… я…
— Ты — что?
— Мне не нужно было приходить. Я больше не буду тебя беспокоить.
Не отрывая от него взгляда, я пятилась по дороге. Каблук зацепился за камень, и через секунду я лежала на спине в грязи. Эдвард подошел ко мне. Он был в ярости, но все же протянул руку.
— Не прикасайся ко мне!
Он застыл на месте, удивленно выгнул бровь:
— Угораздило же меня попасть на чокнутую француженку.
Чтобы подняться, я встала на четвереньки. И услышала издевательский хохот Эдварда. Я умчалась домой и заперла дверь на два оборота. После чего укрылась в своей постели.
Но никакие одеяла, покрывала и свитера не избавили меня от холода — меня трясло. Я сжимала в кулаке обручальное кольцо. Вокруг черным-черно. Мне было страшно. Из-за рыданий перехватывало дыхание. Я свернулась клубком. У меня заболела спина, потому что я отчаянно напрягалась, стараясь остановить дрожь. Я впилась зубами в подушку, чтобы не завопить.
Спала я урывками. Чуда не произошло — свет за ночь не вернулся. Я обратилась к единственному человеку, способному мне помочь, пусть и по телефону.
— Блин, некоторые спят, между прочим, — заорал Феликс, когда я позвонила ему во второй раз за сутки.
— Прости меня, — прошептала я и снова заплакала.
— Да что у тебя стряслось?
— Мне холодно, и тут темно.
— Что-что?
— Со вчерашнего дня у меня нет света.
— И ты не нашла никого, кто мог бы тебе помочь?
— Я пошла к соседу, но побоялась его беспокоить.
— Почему?
— Я подумала, а вдруг он серийный убийца.
— Ты что, клея нанюхалась?
— У меня нет света, помоги мне.
— Ты проверяла пробки? Может, они вылетели?
— Нет.
— Пойди посмотри.
Я подчинилась. Прижав мобильник к уху плечом, я нажала на кнопку. Все лампы в доме загорелись, все приборы заработали.
— Ну и? — спросил Феликс.
— Все в порядке, спасибо.
— Ты уверена?
— Да, иди досыпай, мне и впрямь очень неловко.
Я быстро выключила телефон. И тут же свалилась на пол. Я действительно не в состоянии справиться ни с одной проблемой без посторонней помощи, родители правы. Мне хотелось надавать себе пощечин.
Глава четвертая
Я забыла, какое удовольствие доставляла мне раньше музыка. Когда-то я слушала ее до одури, пока не почувствую, что барабанные перепонки вот-вот лопнут. Я долго не решалась включить музыкальный центр. А ведь было время, когда я делала это автоматически. Теперь я стояла и смотрела на него, потом походила вокруг. Случай с электричеством нарушил ставший привычным распорядок дня. Я заставляла себя чаще выходить из дому, гуляла часок на пляже, старалась не бродить в пижаме целый день. Делала все, чтобы вернуться в мир живых и не проваливаться в паранойю. Однажды утром, проснувшись, я с удивлением ощутила себя менее измочаленной. Мне захотелось что-нибудь послушать, и я нажала на кнопку музыкального центра. Конечно, вскоре я заплакала — эйфория продлилась недолго.
Назавтра все повторилось. Я даже не устояла и немного подвигалась под музыку. Прежние привычки возвращались. Как безумная, я в одиночестве танцевала посреди гостиной. Единственное отклонение от старых привычек: в Малларанни наушники были не нужны, и я включала музыку на полную громкость, с ревущими басами. The dog days are over, the dog days are done. Can you hear the horses? ’Cause here they come.[1]
Я делила сцену с Флоренс из Florence and the Machine.
Я знала эту песню наизусть, каждый аккорд, каждую нотку. Я вертелась и извивалась, тонкая пленка пота покрывала кожу, собранные в хвост волосы летали во все стороны, щеки пылали. В какой-то момент ударные выбились из ритма. Я уменьшила звук, но неизвестно откуда взявшийся грохот продолжался. С пультом в руке я подошла к входной двери и увидела, что она дрожит от ударов. Я сосчитала до трех и только потом открыла.
— Здравствуй, Эдвард, чем могу помочь? — Я одарила его самой обворожительной улыбкой.
— Сделай потише свою чертову музыку.
— Тебе не нравится английский рок? Твои соотечественники…
Он шарахнул кулаком по стене:
— Я не англичанин.
— Да это ясно с первого взгляда, тебе недостает их легендарной флегматичности.
Я продолжала улыбаться ему во весь рот. Он сжимал и разжимал кулаки, закрыл глаза, глубоко вздохнул.
— Ты меня достаешь, — выдавил он своим хриплым голосом.
— Да что ты, вовсе нет. Ты почти полная противоположность тому, кого я хотела бы достать.
— Берегись.
— Ой, как страшно.
Он нацелил на меня указательный палец, сжав челюсти.
— Я прошу тебя уменьшить громкость, вот и все. Из-за твоей музыки в моей фотолаборатории все дрожит, и это мне мешает.
Я расхохоталась:
— Так ты действительно фотограф?
— Какое тебе дело?
— Да никакого. Просто подумала, что ты наверняка скверный фотограф.
Будь я мужчиной, он бы мне врезал. Я продолжала:
— Фотография — искусство, и значит, требует хоть какой-то чувствительности. А ты ее напрочь лишен. И, следовательно, непригоден для этой профессии. Ладно, послушай, я с удовольствием с тобой поболтала… да нет, шучу, ты уж извини, меня ждут другие дела.
Я посмотрела на него с вызовом, повернула пульт в направлении музыкального центра и вывела громкость на максимум. Happiness hit her like a bullet in the head struck from a great height by someone who should know better than that. The dog days are over, the dog days are done[2], — вопила я. И принялась выплясывать, перед тем как захлопнуть дверь у него перед носом.
Я ликовала, танцуя и распевая во всю глотку. Как же здорово заткнуть ему пасть! Мне захотелось еще повеселиться: я решила продолжить начатое и окончательно испортить ему день. Он наверняка сейчас пойдет выпить пива, чтобы успокоиться, это как раз в его духе.
В отличие от прошлого раза я вошла в паб самым цивилизованным образом. Помахала присутствующим рукой и добавила к приветствию улыбку. Заказала стакан красного вина и сразу же расплатилась, после чего села за стойку на приличном расстоянии от соседа.
Он был еще мрачнее, чем обычно, похоже, я действительно изрядно действовала ему на нервы. Он крутил в руке зажигалку, по-прежнему играл желваками и одним глотком осушил кружку. Потом мотнул головой, заказывая следующую. Его взгляд остановился на мне. Я приветственно подняла бокал, глотнула и едва удержалась, чтобы не выплюнуть. Вино, если его вообще можно так назвать, было омерзительным. По сравнению с ним любое пойло в пластмассовой бутылке заслуживало рекомендации сомелье. А я на что рассчитывала? Откуда взяться приличному вину в этой ирландской дыре, где пьют только гиннесс и виски? Но это не помешало мне смотреть на Эдварда с вызовом.
Наши забавы продолжались добрых полчаса. И в конце концов победила я, потому что он встал и двинулся к выходу. Я выиграла битву — мне удалось хоть что-то сделать за день.
Переждав несколько минут, я тоже ушла. Стало темно. Я подняла воротник пальто. Был конец октября, и первые признаки зимы становились все более очевидными.
— Так я и думал, — раздался хриплый голос.
Эдвард ждал возле моей машины. Его спокойствие настораживало.
— Я думала, ты вернулся домой. Не пора проявлять фото?
— Из-за тебя я сегодня запорол целую пленку, так что даже не заикайся о моей работе. Тебе-то самой наверняка неизвестно, что такое работа.
Не дав мне времени ответить, он продолжил:
— Не обязательно хорошо знать тебя, и так понятно, что ты целыми днями ничего не делаешь. У тебя что, нет родных или друзей, которые где-то ждут?
Страх лишил меня дара речи, и он уверенно продолжил атаку:
— Конечно нет! Кому ты нужна? Ты же не представляешь никакого интереса. У тебя наверняка когда-то был парень, но он умер со скуки…
Моя рука взлетела сама собой. Я ударила так сильно, что его голова запрокинулась. Он потер щеку и криво усмехнулся:
— Я попал по больному месту?
Мое дыхание ускорилось, подкатили слезы.
— Понял, он тебя бросил. И был абсолютно прав.
— Пропусти меня, — попросила я, потому что он загораживал проход к моей машине.
Он придержал меня рукой и посмотрел прямо в глаза:
— Никогда больше так не делай. И позаботься об обратном билете.
Он резко отпустил мою руку и растворился в темноте. Тыльной стороной ладони я вытерла слезы. Меня так трясло, что я выронила ключи. Я сражалась с дверцей, когда мимо меня на огромной скорости промчалась машина Эдварда. Нет, этот мужчина не убийца, но он опасен.
