Аньес Мартен-Люган - Счастливые люди читают книжки и пьют кофе
Тем не менее Эдвард был здесь, сидел в одиночестве у стойки, склонившись над газетой, с пинтой гиннесса в руке. Быстрым шагом я направилась прямиком к нему:
— Ты за кого себя принимаешь?
Никакой реакции.
— Смотри на меня, когда я к тебе обращаюсь.
Он перевернул газетную страницу.
— Родители не научили тебя быть вежливым? Никто и никогда не позволял себе так поступать со мной, так что лучше тебе извиниться прямо сейчас.
Я чувствовала, как багровею от ярости. Он по-прежнему не считал нужным отрываться от своего чтива.
— Ты меня достал! — завопила я, вырывая газету у него из рук.
Он отхлебнул глоток пива, поставил кружку на стойку, глубоко вздохнул. Его кулак сжался с такой силой, что на руке вздулись вены. Он встал, впился в меня взглядом. Я подумала, что, возможно, зашла слишком далеко. Он схватил валявшуюся на стойке пачку сигарет и направился к месту для курения. По пути он пожал несколько рук, но ни разу не произнес ни слова и ни разу не улыбнулся, даже чуть-чуть.
Хлопнула дверь террасы. В тот момент, когда он встал, я затаила дыхание, а в пабе воцарилась тишина. Здесь собралось все мужское население деревни, и все они оказались свидетелями этой сцены. Я свалилась на ближайший табурет и подумала, что в один прекрасный день кто-нибудь должен будет преподать ему хороший урок. Бармен покосился на меня и пожал плечами.
— Эспрессо, пожалуйста, — попросила я.
— Здесь этого нет.
— У вас нет кофе?
— Есть.
Нужно будет поработать над произношением.
— Ну хорошо, с удовольствием выпью, налейте мне, пожалуйста.
Он улыбнулся и прошел в угол за стойкой. Поставил на нее кувшин со светлым напитком явно не из кофемашины. Да, с моим эспрессо случился облом. Я не могла понять, почему бармен, налив кофе, не отходит от меня.
— Вы собираетесь следить за тем, как я пью кофе?
— Просто хочу, чтобы вы расплатились.
— Не беспокойтесь, я непременно заплачу перед уходом.
— Здесь платят, перед тем как выпить. Английская система обслуживания.
— О’кей, о’кей.
Я протянула купюру, он любезно вернул мне сдачу. Рискуя обжечься, я быстро проглотила кофе и вышла. Что за странная страна, где, за исключением мужлана Эдварда, все люди любезны и приветливы, но при этом вас заставляют сразу оплачивать свой заказ. В Париже этого милого бармена поставили бы на место в мгновение ока. Правда, во Франции этот же самый бармен не был бы любезным и не выдавил бы из себя ни слова, не говоря уж об улыбке. О ней нечего и мечтать.
Я вернулась к старым привычкам. Больше не одевалась, ела что попало и когда попало. Часть дня спала. Если сон не шел, лежала в постели и наблюдала за небом и облаками — под одеялом было тепло. Тупо следила за глупостями на экране телевизора — они превращались в немое кино, когда текст шел по-гэльски. Разговаривала с Коленом и Кларой, разглядывая их фотографии. Словом, жила как дома, в Париже, но только без Феликса. Увы, столь желанное успокоение не приходило. Тяжесть, которая давила на грудь, не ослабевала, чувство освобождения не приходило. Я ничего не хотела, я даже больше не могла плакать. Время шло, и дни казались мне все более длинными.
Этим утром, вместо того чтобы оставаться в постели, я решила развернуть большое кресло к пляжу.
Небо я уже разглядывала много дней подряд и теперь разнообразия ради буду рассматривать море. Я запаслась кофе и сигаретами, закуталась в плед и подложила под затылок подушку.
Мое внимание привлек лай. Эдвард и его собака вышли из дома. Впервые после сцены в пабе я увидела своего соседа. На его плече висела большая сумка. Чтобы было удобнее наблюдать за его перемещениями, я придвинула кресло к большому панорамному окну. Быстрым шагом он направился к пляжу. Его темные волосы были еще больше всклокочены, чем в прошлый раз.
Вот он исчез из поля зрения, пройдя за скалой. Полчаса спустя снова появился, поставил сумку и начал рыться в ней. Без бинокля не понять, чем он там занимается. Потом он присел на корточки, и теперь я видела только его спину. Он долго оставался в этом положении.
В животе заурчало, это напомнило мне, что я не ела со вчерашнего дня, и пришлось идти на кухню за бутербродом. Когда я вернулась в гостиную, Эдвард исчез. Единственное за весь день развлечение закончилось. Я свалилась в кресло и без всякого аппетита сжевала свой бутерброд.
Шли часы, я не двигалась с места. Мои чувства ожили, когда я увидела, что у Эдварда погас свет. Он выбежал из дома и направился точно в то место, где уже был утром. Я накинула плед на плечи и вышла на террасу, чтобы было удобнее за ним следить. В руках он держал некий предмет. Эдвард поднял его на уровень глаз, и мне показалось, будто я разглядела фотоаппарат.
Он оставался на пляже добрый час. Уже стемнело, когда он ушел. Я едва успела пригнуться, чтобы он меня не заметил. Подождала несколько минут, потом вернулась в дом.
Мой сосед оказался фотографом. Всю последнюю неделю я выстраивала свой день под его расписание. Он выходил из дому в разное время, всегда с фотоаппаратом. Обходил всю бухту Малларанни. Мог часами оставаться неподвижным. Не реагировал ни на ветер, ни на дождь, временами обрушивавшиеся на него.
Благодаря своим наблюдениям, я многое узнала. Он был еще более заядлым курильщиком, чем я, — сигарета неизменно торчала у него изо рта. Судя по всему, в день нашей встречи он выглядел самым обычным для себя образом — неопрятный, как всегда. Он ни с кем не разговаривал, и к нему никто не приходил. Ни разу я не заметила, чтобы он повернул голову в мою сторону. Отсюда вывод: этот тип — натуральный эгоцентрик, никто и ничто, кроме фотографий, его не интересует. И снимает он все время одно и то же: одни и те же волны, один и тот же песок. Он абсолютно предсказуем, и мне ничего не стоило предугадать любое его действие. В зависимости от времени суток, он направлялся то к одной, то к другой скале.
Однажды утром я не стала смотреть в окно, там он или нет. Однако время шло, и мне казалось все более странным, что я не слышу лая пса, который следовал за ним повсюду. К своему огромному удивлению, я увидела, что его машины тоже нет на месте. Неожиданно я вспомнила о Феликсе, которому после отъезда ни разу не звонила, и подумала, что сейчас самое время это сделать. Я схватила мобильник и быстро нашла в контактах номер.
— Феликс, это Диана, — сообщила я, когда он снял трубку.
— Не знаю такой.
И он отключился. Я перезвонила.
— Феликс, не клади трубку.
— Ты наконец-то обо мне вспомнила?
— Я бессовестная, знаю. Прости меня.
— Когда ты возвращаешься?
— Я не возвращаюсь, я остаюсь в Ирландии.
— Наслаждаешься новой жизнью?
Я сообщила ему, что хозяева моего коттеджа — очаровательные люди, что я несколько раз ужинала у них дома, что все обитатели деревни встретили меня с распростертыми объятиями, что я регулярно бываю в пабе. Шум мотора прервал мой пылкий монолог.
— Диана, ты здесь?
— Да, да, погоди минутку.
— К тебе кто-то пришел?
— Нет, это вернулся мой сосед.
— У тебя есть сосед?
— Да, но я легко обошлась бы без него.
И я стала рассказывать ему об Эдварде.
— Не хочешь перевести дух, Диана?
— Извини, но этот тип ужасно действует мне на нервы. А у тебя что нового?
— Сейчас у нас затишье, я открываю «Счастливых» только ко времени аперитива. И я организовал вечер, посвященный самым знаменитым развратникам в литературе.
— По-моему, это перебор.
— Даю гарантию: если кто-нибудь напишет обо мне книгу, я займу среди них первое место. С тех пор как ты уехала, у меня ни минуты свободной, и я попал в полосу удач — безумные вечера и бурные ночи. Твои целомудренные ушки не вынесут пересказа.
Отключившись, я пришла к трем выводам. Феликс никогда не изменится, я скучаю по нему, и мой сосед не заслуживает внимания. Резким движением я задернула занавески.
Я встряхнулась и попыталась вернуться к чтению. Но спокойствие покинуло меня. Я не знала, связано ли это с мрачной атмосферой детектива Арнальдура Индридасона, в который я погрузилась, или со стылым воздухом, поддувавшим мне в спину. По телу пробегал холодок. Руки заледенели. В коттедже царила еще более глухая, чем обычно, тишина. Я встала, растерла руки и ненадолго остановилась перед панорамным окном. Скверная погода. Тяжелые тучи застилают небо, стемнеет сегодня раньше, чем обычно. Я пожалела, что не умею разжигать камин. Приложила руку к радиатору, и его температура меня поразила. Если система обогрева сломалась, я загнусь от холода. Я попыталась зажечь свет. Первая лампа никак не среагировала. Я нажала на другой выключатель — тот же результат. Я стала нажимать на все выключатели подряд, но света не было. Беспросветная тьма. И я посередине. Совсем одна.