Михаил Строганов - Страна моего детства
Всё кружатся, кружатся и кружатся надо мной исчезающие навсегда листья, а в голове звучат когда-то услышанные и забытые, но неожиданно вернувшиеся из вечности строки:
Дни о лете уж скоро забудутИ стрелой в никуда улетят.То что было когда-то, и будет —Только Осени тающий взгляд…
Мой ангел
Вот как бывает: ты рождаешься на свет, делаешь свои первые шаги, узнаешь дорогие лица, начинаешь понимать первые слова. Весь мир перед тобой открыт как на ладони. Всё в нем ясно и понятно, ко всему можно подойти и почти до всего дотянуться руками.
Темнота тебя еще не страшит, под кроватью не мерещится бука, и, просыпаясь среди ночи, ты всё еще улыбаешься. Тебе ведомы только радость и счастье, а если ты и плачешь, то потому что тебе плачется.
Только много лет спустя ты понемногу начинаешь осознавать, что этот старый-старый мир существовал задолго до твоего рождения. И задолго до тебя род людской во многое поверил и во многом разуверился, и снова поверит, и снова разуверится. И так без конца, поколение за поколением, пока останется во вселенной хотя бы один человек. А пока тебе кажется, что мир вращается вокруг тебя, и сам этот мир не больше того, что способен окинуть взглядом.
Тайны, открытия и откровения не за горами, они поджидают совсем рядом и застают тебя врасплох, даже если ты о них ничего не знаешь.
Для меня, едва научившегося понимать буквы, источником небывалых тайн стала старая, растрепанная книжка «Избранные жития святых» за июнь, изданная в непостижимом для ума 1906 году.
Я не представляю, как она попала в мои руки. Наверняка по недогляду или промыслу: такие книжки детям для забавы не дают, да и какой интерес она могла вызвать у человечка, еще не осилившего Азбуку и даже не выучившего свою фамилию?
Вместо обложки — две затертые картонки, на которых еле просматривались непривычные «древние» буквы. Пожелтевшие страницы были измочалены по всем краям, и многие из них пребывали в случайном порядке. От книги шел еле различимый запах вечности, наверняка от оставленных на листах жирных восковых капель. Но главное — в Житиях сохранились иллюстрации, которые предваряли каждую главу.
Среди них был рисунок Ангела, явившегося поддержать подвижника в пустыне. Ангел летел по небу на двух прекрасных крыльях, озаряя пустынника светом надежды и указывая ему путь к спасению.
Впечатления от увиденного было столь велико и неизгладимо, что той же ночью мне самому приснился белокрылый Ангел, с которым мы вместе летали над облаками и разговаривали о том, что не может вместить в себя ум человеческий.
С тех пор я верю, что Ангелы существуют. Потому что я знаю одного из них. Наверняка… Он никогда не оставлял меня с тех самых безмятежных дней детства, когда и произошла наша встреча, незримо присутствуя в каждом значимом, важном, ключевом событии моей жизни.
Мой Ангел всегда со мной. И я знаю, что он всегда готов защитить, посоветовать, а если потребуется, то и удержать. Хранить и спасать — его призвание и работа.
Иногда, среди будничной суеты он вдруг дает о себе знать, и ты чувствуешь, осязаешь, практически видишь его в самых обычных и неприметных вещах, точно так же, как собственное отражение в магазинных витринах. И тогда невольно приходят на ум наивные строчки детских стихов:
Кто ты, ангел — голубок?Ветерок душистый?Тихой звездочки цветок,Или снег пушистый?…
Потемнела, смолкла жизнь,Отлегли заботы…Милый ангел, покажись!Ангел — где ты? Кто ты?..
В такие мгновения ты и без слов понимаешь, как всё-таки прекрасно жить, ежеминутно ощущая раскинутые белоснежные ангельские крылья за своими плечами.
Потоп
Природа всякий раз удивляет, застигает врасплох, ошарашивает, никогда не спрашивая нашего мнения, не выгадывая времени, не раздумывая и не церемонясь. То заливает ливнями, то засыпает снегопадами, то кружит и ведет по льду… И всякий раз род человеческий покорно принимает ее капризы, сбивает спесь, смиряет гордость. Так было, и так будет…
Кружатся, кружатся, кружатся времена года как старая патефонная пластинка, в которой ни музыки, ни слов уже толком и не различишь: так примелькалось, наскучило, приелось. Текут дни нашей жизни, как песок сквозь пальцы, уходят в вечность, как вода сквозь сито.
Но в детстве… Над памятью нашего детства время не властно… Оттого мы так охотно возвращаемся «туда где забыли, туда, где любили, туда, где не ждали, туда, никуда, никуда…»
Каждую весну и каждую осень наш тихий двор погружался в мутные потоки, хлынувшие на землю с измученных межсезоньем небес. Продолжавшийся свои сорок дней дворовый потоп никого не оставлял равнодушным в разбухшем и протекающем по швам ковчеге старой «хрущевки».
Лужи, лужи, лужи… Все выбоины, канавы, тропинки двора заполонили лужи, которые тут же превращались в полновесные реки и моря. Так, что, едва выйдя на крыльцо, сразу оказываешься посреди водной глади.
В те годы о «ливневках» и не мечтали, а к бытовым неурядицам относились с пониманием: были бы положены доски — вот тебе и готова дорога.
По ним, старым, замшелым или даже свежеструганным, как по волшебному мосту, пробирались люди по большим и малым хлопотам, спешили по делам или устремлялись на встречу судьбе.
То-то наступала пора сетований у бабушек и дедушек, в пух и прах поочередно костерящих местный ЖЭК и небесную канцелярию да поминающих свой ревматизм! То-то прибавлялось забот и хлопот взрослым, что обычный поход в булочную разрастался чуть не до бытовой драмы! То-то наступало веселье детям, открывался простор для полета фантазии, разворачивалось место для игр и шалостей!
Только дети, наперстники завтрашнего дня, всей душой ожидали наступления потопа и от всей души радовались ему. Только дети, целые и невредимые, скользили по мутным водам, не боясь промокнуть и слечь от простуды. Только дети, чистые сердцем, торжествовали при виде первозданного разгула стихии и наследовали землю после окончания потопа.
Вот он — мой двор… Такой привычный, знакомый, родной… Уже излазанный вдоль и поперек, который вдруг открывается непривычно необжитой и неприрученной стороной.
Тогда впервые в жизни я осознал, что нежданные события могут обрушиться и потрепать, размочалить, как ледяной дождь ветки деревьев. Но я ничего не боюсь. Нет ни сомнения, ни страха. Вся вселенная лежит у ног.
Вот, врываешься в неведомый мир ледяных вод в новеньких резиновых сапогах и все равно начерпываешь воды через голенища. Очень скоро ноги начинает ломить, и зарекаюсь опускать в воду руки, потому что нестерпимо мерзнут пальцы, но все равно до покраснения и посинения кожи шарю ладонями в беспредельных потоках. Придумываю события и сочиняю легенды для каждой проплывающей мимо ветки, для каждого случайно выхваченного взглядом осколка стекла…
Так закаляю характер и считаю настоящим подвигом, когда через весь двор удается добраться до затопленной песочницы и забраться на возвышающийся над водами пестрый купол мухомора. И часами, часами, часами следую за странствующим по волнам корабликом, сделанным из спичечного коробка и тетрадного листа.
Потом… потом ко мне присоединяются припозднившиеся друзья, а после и те, кому удалось выреветь у родителей разрешение «погулять по лужам».
И вот тогда, с воодушевлением и полной самоотдачей, дни напролет мы погружались в пучины вод, радуясь и торжествуя приходу великой воды.
Боже, как же мы грезили морями и океанами, попеременно становясь пиратами и первооткрывателями, подражая Джону Сильверу и Христофору Колумбу. О, как же мы были благородны, честны, самопожертвенны и в то же время коварны, хитры и изворотливы! Бури чувств бушевали в наших сердцах, жгучая смесь полыхала в умах, которая от ледяной воды только сильнее разгоралась!
Азарт и тайна — две главные стихии нашего детства. Помноженные на воображение, они переворачивали мир так, что в самых нелепых словах и обещаниях нам чудилась великая тайна, которую мы обязаны хранить всю свою жизнь.
Жизнь меняла прежний распорядок и становилась волнующе неудобной и даже опасной: едва узнавшие о жизни и смерти, мы наперебой рассуждали, можно ли на самом деле захлебнуться утонуть в нашем дворе.
Каждый из нас был верен своей фантазии, наивной и нелепой, которую пробуждали обычные лужи. Пусть они и были больше, чем наш двор, пусть они и были глубже, чем по щиколотку.
Время унесло и прежние воды, и прежние лица… Мир изменился, стал непохожим, другим… Странно ходить по знакомым местам и вместо близких видеть тени, вместо дорогих голосов слышать лишь отголоски эха…
