Валентина Мелисова - Исповедь восточной женщины
Посуда, одежда, белье, обувь — коробка за коробкой, запаковала; следующая — собрала — запаковала, следующая … В комнате сразу становится грустно — неуютно. Прощай, наше гнездышко!
Мы с Муной и Фатми с Любной уходим на нашу квартиру. Скребем, оттираем, моем с порошком, хлоркой. Стены, двери, ручки, полы. Чисто! Приятный запах. Можно переезжать. Большое спасибо, девочки, что помогли! Когда бы я одна успела?
В течение недели расставили мебель, разложили вещи, книги. Наконец, поставили нашей девочке ее кресло-стол. Посадили. Как ей нравится! Смеется, ручкой стучит по столу. Дали игрушки. Сидит, играет. Замечательное кресло! Читаю инструкцию: можно использовать несколько конструкций: кресло без стола, кресло со столом, кресло напольное, кресло с 2мя ручками, чтобы носить; качели. Ай да кресло! У меня сразу освободились руки. Полчаса в кресле, полчаса в бегунках, бегает за мной по всей квартире, не плачет: мама-то рядом. А я столько успеваю сделать!
Но что-то не так. Что-то меня тревожит. Что? Несколько дней не могу понять. О, боже! Ти-ши-на! Тишина меня тревожит. Мы же привыкли к шуму, ору, топанью. Как же хорошо в тишине! Спокойно! Длительнее и спокойнее сон у Дианы. Она не вздрагивает от неожиданных воплей. И вообще стала спокойнее. В первые дни все осматривалась, искала, где же бабушка, Муна, Шушу, Джуди? Нету! Стала более длительное время играть на ковре. Наступило лето. Девочка в одних трусиках. Самая любимая игра с водой. Бросает в ведерко игрушки, обливается, весело хохочет. Еще бы, в такую жару только и можно спастись от зноя.
Вечерами ходим к бабушке на крышу — там ветерок, прохлада. Вот только теперь я понимаю, почему все стремились сюда летом. Свежим воздухом подышать, освоить пространство на велосипедах, каталках, бегунках. Теперь и мы стремимся туда. Но когда выдается свободный вечер у Валида — идем в сквер, он в квартале от нашей квартиры. У скамеек там высажены розовые кусты, ветерок дует, розочки качаются, пахнут. Тянет ручки к ним доченька, смеется — дайте, дайте мне быстрее! Великолепно!
Ровно в год на бабушкиной крыше наша девочка пошла самостоятельно. Встала с четверенек, смотрит на меня, улыбается, зовет — мама, — а ноги несут совсем в другую сторону; идет не туда, куда хочет, а куда ноги несут. Вот где началась для меня работа: хожу следом, боюсь, как бы не упала — вовремя поддержать; как бы в рот чего не потащила — отобрать вовремя; как бы с кем не столкнулась — подхватить на руки вовремя. Другие мамки смеются надо мной:
- Что ты за ней ходишь, ничего не случится. Нет уж, вы как хотите, а я как знаю. Но они вроде жалеют меня: — Посиди, Наташа, вон Любна, Омар присмотрят. Нет и нет. Была я свидетелем, как старшие девочки нянчили нашу соседку Хелю-Диану. Играли, тащили в разные стороны, да разом и отпустили. Девочка ударилась головой о каменный пол — трещина основания черепа. Теперь ребенок не говорит, не ползает, не ходит. Забегая вперед скажу — девочка стала инвалидом. Поэтому и не сижу, а хожу по крыше следом. Старшая невестка Фатми говорит:
— Ничего, скоро надоест, перестанет ходить.
А свекровь отвечает — нет, не перестанет, Наташа не так ухаживает за дочкой, как вы, она глаз с нее не спускает, даже что-то делает, а вполглаза, вполуха смотрит и слушает — как ее девочка. Она и кормит Диану не так как вы — только рисом. И морковь трет, и с яблоком мешает, и пюре, и каши, и бульоны; а чистенькая она у нее какая; жила с нею видела, трусишки никогда не оденет — не прогладив, а вы и рубашки не гладите. Молчит Фатми, свекровь права, а мне не очень приятно. Прошу не говорить так, боюсь, начнется ревность, а ни к чему хорошему это не приведет. Соглашается свекровь. — Спасибо, мама! Понимающе улыбнулась, погладила меня по плечу.
Чтобы не показалась такой уж безоблачной наша жизнь, отмечу, что были и печальные и тревожные дни. Чего только стоил инцидент с кофточкой свекрови: а молоко я оставила, а сама побежала наверх; не только плиту пришлось скрести, так еще вонь стояла весь день. Несколько раз болела Диана.
В три месяца простыла. Было ветрено, я ее купала, а Шушу носился мимо, забегал посмотреть. Поддуло. Поднялась температура, сел голосок, сипит. Лекарства здесь удивительно хорошие. Но пока их прописал врач, пока принесли и напоили, пока они начали действовать, я места себе не находила. Спала ли в эти 3 дня, нет ли, не помню. Скорее всего, нет! Не жизнь — а черные тучи. Выздоровела доченька и снова — ясное солнышко!
И Валид молодец! Такой внимательный! Что попрошу принести — обязательно принесет, ничего не забудет. И с дочкой возится. Однажды, было Диане месяцев 7. Оставила я их одних. Валид хотел смотреть телевизор, а Диана не хотела играть одна — хныкала. Возьми папа и прикрикни на дочку. Она так удивленно на него посмотрела, уткнулась личиком в подушку и принялась так горько плакать. Растерялся папа. И на руках носил и прощения просил — ревет. Успокоилась, когда я пришла. Вечером принес Валид новые игрушки, подарил. В ладоши хлопает, смеется. Мир!
На новоселье нам надарили подарков — всего не перечесть: сковорода, тарелки, чашки, полотенца, постельное белье, красивый цветок в горшке. Чей? Никто не признается.
Пришла в гости бывшая жена Омара — Мирват. Увидела цветок, даже побледнела. — Откуда у тебя? — Не знаю.
— Выбрось, это плохой цветок!
— Да почему ты так говоришь?
— Это плохой цветок. Его кто-то подарил Сильве, они очень тогда с Башаром ссорились, до развода чуть дело не дошло; потом Сильва отдала этот цветок нам с Омаром, как видишь, мы разошлись, а цветок я сама относила Сильве назад. Выбрось его, Наташа.
Вечером рассказываю все это Валиду и добавляю, что я могла что-то и не так понять. Сходил Валид к матери, пришел мрачный, унес куда-то цветок, я даже не поинтересовалась, куда.
Так прошло лето. Мы использовали каждый благоприятный момент, чтобы вывести девочку в сквер, парк, за город, в 400 градусную жару не очень-то погуляешь.
Внезапно начались дожди, попрохладнело, начали дуть ветры. Наступила осень. В один из осенних дней случилось в нашей семье горе. Черная туча нависла над нами, черный ворон закаркал, черный ветер завыл. 27 октября жду Валида с работы домой. В 3 часа нет, в 4 — нет. В 5 побежала к Башару — позвони, Башар на завод, Валида почему-то нет. — Да все в порядке, Наташа, может быть уехали в Дамаск за сырьем. Какое сырье, если по нему можно было часы сверять, а если что-то намечалось — всегда предупреждал. Всегда!
Как успокоиться, если сердце ноет, даже валидол пила. А вся семья уже знала, мне не говорили. У Валида на работе в руках взорвалась реторта с серебром, обожгла глаза и он в больнице — оказывают первую помощь. Ничего не знаю — сижу, жду. Шаги по лестнице — нет, мимо. Стук в дверь — бегу, нет, не к нам. И в 6 нет, и в 8 — никого.
В 9 часов звонок. Открываю и в ужасе отступаю. Вахид вводит Валида. А я его не узнаю. Лицо черное, а левый глаз кроваво-красный. Откуда силы взялись — подхватила у Вахида, веду к дивану, усаживаю, сажусь на пол — разуваю, раздеваю, веду в ванную, молча стиснув зубы, понимаю: пришла беда — оттворяй ворота. Помогаю вымыться, одеться, кормлю. Молча. Обнимаю. Плачет он, плачу я.
— Наташа, Наташа, а если я ослепну, что с нами будет, Наташа? Ты меня бросишь?
— Дорогой мой, разве за это бросают? Бросают за измену, за предательство, за подлость. А в беде не бросают. Это наша с тобой черная полоса, это наша беда и нам надо, слышишь, надо ее победить. И победим! Я с тобой, я люблю тебя. А когда любят — не бросают!
Вахид приносит прописанные окулистом лекарства, показывает, как промыть, как заложить мазь, в какой глаз какой пипеткой какое лекарство капать. Чтобы не забыть — записываю и прошу принести обезболивающее. Приносит. Проводила в 1 час ночи Вахида, уснул Валид. И вот тогда меня прорвало — ручьи, реки, море слез. И все тихо, без единого звука, без шороха, чтобы не проснулись Валид и Диана.
А наутро потащилась ближняя и дальняя родня. Положено! И с каждым надо посидеть, поговорить, угостить кофе. А мне не до них. Мучается Валид, хнычет Диана. Бедная кошечка, брошена мамой, как чувствует горе. Идут, идут, какие-то тети, дяди, племянники, двоюродные и троюродные сестры. И видно, что многих-таки распирает любопытство. Спасибо Вахиду, выставил всех и наказал никому больше не ходить. Стало тише, спокойнее. Братья навезли овощей, фруктов, продуктов. У каждого свои дела, свои проблемы, свои заботы. А мы с нашим горем один на один. Сражаемся, прогоняем, а оно не уходит, вцепилось, поселилось — не уйду!
А я разрываюсь между мужем и ребенком. На лице одни глаза, под глазами черно. Черно и в душе. Помоги, господи, спаси глаза мужу. Врачи постановили, обожжена роговица левого глаза и это очень серьезно. Правый глаз здоров, только воспалительный процесс от гари, от копоти, от жара. Все пройдет, восстановится.
Операции никакой сейчас делать нельзя — сильное воспаление.
