Дэймон Гэлгут - В незнакомой комнате
Оборотной стороной крайней усталости является слабость настолько острая, что становится совершенно безразлично, где ты и что делаешь. К вечеру эта слабость накатывает на него неотвратимо, он чувствует апатию, напоминающую сон. При свете полной луны он проходит мимо лошади на лугу. Никакая другая картинка из этого путешествия не представляется ему такой редкой и такой яркой: зеленая трава, похожая на блестящее оперение, мирно дремлющее животное в профиль, белый круг луны над головой, словно Бог. Уж теперь-то они точно скоро должны быть на месте. Но наступает ночь, нигде ни огонька, а они продолжают идти.
— Все, хватит, — говорит он Райнеру. — Почему мы не можем остановиться?
— Здесь? — Райнер оглядывается вокруг. Даже его искаженное и покрытое трещинами лицо не может скрыть искушения, но он не сдается: — Мы ведь совсем близко и проделали такой долгий путь.
У подножия горы дорога выравнивается, уже скоро, уже скоро. Они идут не останавливаясь, потому что если присядут, то не смогут встать. На дамбе птицы взлетают, когда они проходят мимо, их дикие крики в ночи как голос земли, призывающий: остановитесь, остановитесь немедленно. Они не останавливаются, окружающий пейзаж теперь движется по собственной воле, его движение не имеет никакого отношения к их ходьбе, высоко над головой звезды незаметно складываются в таинственные узоры, идеальный круг луны катится, будто потерянный обруч, и исчезает. Ближе к полуночи они ощущают подъем дороги, и впереди становятся различимы низкие плоские контуры и разбросанные тусклые огни города. Где-то залаяла собака, ее лай подхватывают другие, волна рычания и воя несет их по улицам — кто эти бродяги, вторгшиеся из темноты?
Дорожный указатель. Они следуют ему. Пройдя через город, выходят из него с противоположной стороны. Дорога уходит вниз, в узкое ущелье, и пересекает реку; в нижней точке они добредают до погруженного во тьму кемпинга, состоящего из разбросанных бунгало. Звонят, кто-то выходит, они слишком устали, чтобы разбивать палатку, поэтому снимают комнату и валятся на кровать.
— Мы это сделали, — говорит Райнер, — мы смогли.
Но подсознательно он понимает, что слишком туго натянул поводья.
Здесь они проводят два дня. Утром, выбравшись из бунгало, расставляют на траве палатку. Кемпинг окружен лесной полосой, за ним река, темным пивом текущая между скал.
Теперь они почти не разговаривают. Оба пришиблены этим долгим переходом, их ноги в ссадинах, мышцы болят, кожа на спинах стерта тяжелыми рюкзаками. Но реагируют они на этот эксперимент совершенно по-разному. Райнер кажется помолодевшим, для него цель состояла в том, чтобы перебороть свою слабость, и цель была достигнута. Он уже планирует следующий этап их путешествия. По хорошей дороге, если идти весь день, они могут достичь некоего места. Между этим местом и конечным пунктом второй петли, то есть второго этапа их маршрута, находится горная гряда, через которую не проложено дорог. Если они немного изменят маршрут и возьмут чуточку южнее, то попадут на дорогу, которая прямиком приведет их туда, куда они стремятся попасть, но это слишком просто.
— Давай пойдем через горы, — предлагает Райнер. — Два, ну три дня, и мы на месте.
Я тупо смотрю в карту.
— Я бы предпочел более длинные переходы, — говорит Райнер. — Как этот последний. Что ты думаешь? Набираемся сил, совершаем большой бросок, потом несколько дней отдыхаем.
Он кивает, отворачивается, что-то отмерло у него внутри. Усталость от долгого перехода никогда не уйдет из тела, она пробрала его до самых костей. Он бродит вокруг кемпинга, пытаясь воспрянуть, думает обо всем и ничего не может решить, он стирает в реке одежду и раскладывает ее на камнях сушить. Потом сидит на солнце, слушая журчание воды, читает. В чужой комнате ты должен опорожнить себя для сна. Пока не опорожнил, то, что есть в тебе, — ты. Если опорожнил себя для сна, тебя нет. А когда наполнился сном, тебя никогда не было. Слова доходят до него откуда-то издалека. Он откладывает книгу и разглядывает необычных длинноногих насекомых, снующих по поверхности реки, они лихорадочно мечутся взад-вперед, проживая всю свою жизнь на пространстве, ограниченном метром-двумя, они ничего не знают о нем и его невзгодах, даже сейчас понятия не имеют, что он наблюдает за ними, их отличие от него абсолютно.
* * *Владелец кемпинга — толстый мужчина по имени Джон. Он рассказывает им о великолепном виде, который открывается с места, расположенного в полутора часах ходьбы. Не пропустите, это действительно нечто! Добравшись туда, они видят, что он их не обманул, вид и впрямь потрясающий, река, на берегу которой они живут, переливается через утес и исчезает в бездонной пропасти. Он ложится на живот и заглядывает за край утеса. Водопаду не видно конца. Ошеломляющее, головокружительное низвержение воды своей неотвратимостью напоминает смерть.
Он отползает от края, встает на ноги и видит, что Райнер стоит немного поодаль на валуне у самого края обрыва, наклонившись над бездной. Не оформленное в слова, в голове его мелькает смутное желание столкнуть. Короткое, без усилия, движение рук, и его нет. Откуда эта мысль об убийстве, всплывшая так обыденно среди обрывков повседневных размышлений и снова куда-то исчезнувшая?
— Вот что мы должны сделать теперь, — говорит Райнер. — Завтра.
— О… И что же это?
— Я хочу совершить ночной переход. Выйдем с наступлением темноты и будем идти всю ночь.
— Можно попробовать, — говорит он.
На следующий день они выходят с наступлением сумерек. Начинает моросить дождь, темнота поглощает их, память проваливается в дыру. Следующее, что я помню, это как они вдвоем, уже при безжалостном свете дня, карабкаются по горам. Они сошли с дороги и держат общее направление на запад. В этот обычный знойный день две маленькие фигурки прокладывают путь вверх, вверх, по глубоким расселинам и трещинам, полям и невысоким холмам, мимо деревень и маленьких речушек, густых зарослей кустарников и обширных лесных массивов, стремясь к вершине кряжа, откуда смогут начать спуск. Райнер ведет. Днем проходит дождь, короткий, но сильный ливень, однако жара не спадает. С обеих сторон поднимается пар, словно земля тлеет, и к концу дня воздух становится густым, горячим и наэлектризованным.
Дальше все происходит, кажется, очень быстро, устремляясь к некой цели. Они вы ходят на место, представляющееся крышей мира, как раз в тот момент, когда начинают опускаться сумерки. Прямо перед ними отвесное ущелье, за которым, словно рябь по воде, складка за складкой разбегаются горы. Темнеет неестественно быстро, и, когда они поднимают головы, становится ясно почему. Из двух разных точек горизонта на них несутся два мощных грозовых фронта, которые бурно сталкиваются у них на глазах. Небо заволакивает непроницаемо-черная пелена туч.
Теперь слишком поздно возвращаться назад или искать укрытие где-нибудь пониже. Через несколько минут разразится гроза, и они начинают лихорадочно устанавливать шесты, вбивать колышки и натягивать веревки. Ветер усиливается, в воздухе появляется странный металлический запах. Гром гремит не переставая. Они закрепляют палатку, забрасывают в нее рюкзаки и мечутся в поисках тяжелых камней, чтобы придавить брезент.
Все очертания мира искажаются и колеблются, впечатление такое, будто они летят сквозь космос. Каким-то спокойным внутренним взором он видит, как они одиноки и не защищены, маленькие прыщики на голой вершине горы. Молнии, нужно избавиться от всего металлического! В течение следующей пары минут они шарят в рюкзаках, вынимая металлические предметы, затем с руками, полными посуды, ножей и браслетов, выскакивают наружу, сваливают кучку металла во всклокоченном подлеске и бросаются назад. Но какое значение могут иметь эти смешные меры предосторожности, если палатка держится на металлических колышках; с ними уже ничего не поделаешь. Они едва успевают забраться в нее, как разражается гроза.
Никакой пример действия человеческой силы не подготовил его к буйству столь безликому и сокрушительному. Ветер, ливень, грохот. Земля сотрясается. Промежутки между вспышками молний и громом очень коротки и становятся все короче. Потом исчезают вовсе, и эпицентр грозы оказывается прямо над ними.
Эта картина становится кульминацией, моментом, к которому подводило все предыдущее. Он лежит ничком головой к дальней стене палатки, вжавшись в землю, закрыв уши руками. Вот сейчас, думает он, это случится, сейчас, сейчас. Между тем Райнер лежит по-другому. Приподняв голову, раздвинув и придерживая в таком положении входные створки, он с обычным своим выражением лица сердитого ребенка смотрит наружу, на ревущий и светящийся, словно диск луны, мир.
Рассвет прекрасен, в небе ни облачка. Он просыпается рано и выползает в царящую снаружи тишину. Кусты серебрятся от влаги, горы на фоне синевы неба вырисовываются четко и ясно. Сквозь чистый воздух взгляд с телескопической зоркостью различает мельчайшие детали горизонта. Сейчас они находятся очень высоко.
