Ингмар Бергман - Благие намерения
Хенрик. Я тоже.
Альма. И этот заем, который мы обещали вернуть, как только ты получишь сан.
Хенрик. Я знаю, мама.
Альма. Я попытаюсь раздобыть побольше учеников, но теперь, когда наступила такая дороговизна, уроки музыки — первое, на чем люди экономят. Это надо понимать.
Хенрик. Да, это надо понимать.
Альма. Я могу, пожалуй, снова начать убирать, но у меня страшно обострилась астма, и сердце дает себя знать.
Хенрик. Нет, мамочка, об уборке не может быть и речи.
Альма, вздыхая от переполняющей ее нежности, встает, обнимает сына и покрывает его поцелуями, ласково при этом сюсюкая: «Мой малыш, мой любимый мальчик, сердечко мое! Ты единственное, что у меня есть, я только для тебя и живу, мы поможем друг другу, мы никогда не бросим друг друга, разве не так, мой драгоценный, разве не так?»
С мягкой настойчивостью Хенрик высвобождается и усаживает мать на стул. Держа ее руки в своих, он смотрит в ее светлые, полные слез глаза.
Хенрик. Я могу бросить учебу, мама. Брошу, найду работу и перееду сюда, домой. И в первую очередь мы отдадим взятые у теток из Эльфвика деньги. Потом, когда я накоплю столько, что смогу прокормиться самостоятельно и не буду ни для кого обузой, я, может, снова пойду учиться.
В ответ Альма начинает смеяться — весело, от души, показывая белые зубы.
Альма. Бедный мой мальчик, ты определенно еще глупее, чем я. Неужели ты и вправду думаешь, что мы позволим остановить нас сейчас, когда мы уже почти у цели? Неужели ты думаешь, что я позволю тебе служить здесь каким-нибудь помощником телеграфиста или домашним учителем? Тебе, который станет священником! Моим священником!
Мать опять смеется и поднимается, исполнившись внезапной энергией. Она подходит к огромному буфету, завладевшему всем пространством между окнами, достает бутылку портвейна и два бокала и подает на стол.
Хенрик тоже разражается смехом — как хорошо ему это знакомо, какой удивительной надежностью дышит: оба в отчаянии, вдруг смех, неудержимый, мама смеется — значит, все не так страшно. Они чокаются и пьют. Она наклоняется вперед и вздыхает.
Альма. Я слыхала, что по-настоящему талантливые мошенники никогда не размениваются на мелочи. Они сразу играют по-крупному. Это вызывает больше доверия, и им потом удается прибрать к рукам еще больше.
Хенрик. Я что-то не понимаю.
Альма. Не понимаешь? Мы были чересчур скромны! Теперь тетушкам придется выложить сумму покрупнее. Мы нанесем им визит, Хенрик. Теперь же. Завтра.
Загадочные Тетки живут в деревянном особняке у Юснан, в двадцати километрах южнее Больнеса. Они сестры Хенрикова деда, дамы почтенного возраста, дед — их младший братишка, последыш вроде. Зовут их в порядке старшинства Эбба, Беда и Бленда.
С ними в нескольких словах дело обстоит следующим образом: прадед владел лесом и землей и был человек с деловой хваткой. Когда всерьез началось освоение Норрланда, предприимчивый Леонхард позаботился о том, чтобы сколотить состояние. После себя он оставил приличное наследство. Дед Бергман считал, что не надо трогать ни эре, все должно пойти на увеличение капитала и содержание родового поместья. Никто не осмелился возразить, кроме Бленды, потребовавшей раздела наследства для себя и сестер. Брат воспротивился, но Бленда вынесла спор на рассмотрение губернского суда в Евле. Прежде чем скандал стал свершившимся фактом, Фредрик Бергман уступил и, дрожа от ненависти, был вынужден выплатить своим незамужним сестрам причитающиеся им доли наследства. После чего раз и навсегда отказался с ними разговаривать, и взаимная ненависть расцвела пышным цветом. Ни дни рождения, ни помолвки, ни смерти не могли преодолеть взаимного ожесточения.
Бленда, младшая из сестер, проявившая такую решительность, взяла на себя распоряжаться состоянием. Благодаря ее уму и деловой хватке оно выросло еще больше. Она построила роскошную деревянную виллу с видом на красивейшие окрестности Юснан. Дом обставили наиудобнейшей современной мебелью и украсили безвкуснейшими обоями, гобеленами и картинами столетья.
К вилле примыкает сад, почти парк, ступенями спускающийся к реке. Там сестры работают весной, летом и осенью, одетые в льняные платья, накидки, шляпы с широкими полями, перчатки и сабо. Всю свою любовь, нежность, изобретательность, не растрачиваемые ими впустую друг на друга, они отдают саду. Он отвечает на их чувства пышной зеленью, сгибающимися под тяжестью плодов фруктовыми деревьями и роскошными цветниками.
Эбба — старшая из сестер и немного придурковатая, каковой была всегда. Кроме того, она глухая и говорит мало, ее самый верный друг — страдающий подагрой Лабрадор почтенного возраста. Лицо Эббы похоже на увядший лепесток розы, в юности она, наверное, была красивой девушкой.
У Беды, несмотря на возраст, все еще черные волосы, черные глаза и трагический вид. Она читает романы и играет Шопена скорее страстно, чем с пониманием, часто ругается и громко жалуется на что ни попадя. Время от времени она удаляется, но всегда возвращается. Уходы ее рассчитаны на сенсацию, а возвращения обыденны. В отличие от сестер она — как это утверждается — пережила страсть.
И наконец, Бленда — низенькая, быстрая, с большой выдержкой. Она обладает, как уже известно, способностью добиваться своего. Стального цвета волосы, низкий, широкий лоб, крупный, слегка красноватого оттенка нос, губы с саркастическим изгибом, вполне соответствующим молниеносным выпадам и ироническим замечаниям.
Раз в году они отправляются в столицу, выходят в свет, посещают концерты и театры и делают дорогие и современные заказы в домах моды. Изредка они позволяют себе поездку на курорты на юг Германии или в Австрию.
Так обстоит дело с сестрами из Эльфвика.
Спальни сестер обставлены в соответствии со вкусом каждой, но чудовищно загромождены. Комната Эббы оклеена светлыми обоями в цветочек, Беды — сиреневыми с узором в стиле модерн, а Бленда обитает в покоях синих, голубых, темно-синих и пастельно-синих тонов. В данную минуту в доме царит возбуждение. Сестры переодеваются к обеду, советуются, помогают друг другу, переругиваются. Комнаты соединены между собой дверями, как правило запертыми, но сейчас распахнутыми настежь.
Бленда. Ты их видишь?
Беда. Что они делают?
Эбба. Господи помилуй! Они возле купальни.
Бленда. Что? Они собираются купаться в холодной воде?
Эбба. Господи помилуй! Они и впрямь собираются купаться!
Бленда. Это же смешно. Альма, эта жирная корова. Просто смешно.
Беда. Подвинься, я тоже хочу посмотреть.
Бленда. Входят в купальню.
Эбба. Точно намерены купаться.
Беда. В это время года! Вода-то наверняка не больше десяти градусов.
Бленда. Надеть голубое?
Беда. Не слишком ли элегантно? Альма будет чувствовать себя бедной родственницей. У нее-то определенно есть только черное.
Бленда. Тогда я надену светло-серое.
Беда. Господи, да оно еще элегантнее.
Эбба (возбужденно). Господи помилуй! Вода в Юснан поднимается.
Бленда. Что это ты такое мелешь?
Эбба. Альма, эта гора мяса, вошла в воду.
Беда. Хватит глазеть, надевай корсет, я помогу тебе со шнуровкой.
Эбба. Что ты сказала? Малыш Хенрик разделся догола!
Беда. Ой, я должна посмотреть!
Бленда. Не толкайся. Господи, до чего же он мил!
Эбба. Боже, какой худой.
Беда. Зато плечи хороши. И сложен отлично.
Бленда. Интересно, зачем они приехали, а?
Беда. Не так уж трудно догадаться.
Эбба. Как размашисто плывет.
Беда. Неужели и впрямь наденешь светло-серое?
Бленда. Представь себе, есть у меня такая мысль.
Беда. По крайней мере, вполне подходит к твоему красному носу.
Эбба. Возвращаются в купальню. Господи Иисусе, что бы мы делали, если бы они утонули?
Бленда. Оплатили бы похороны, я думаю.
Беда. Эбба, иди сюда, я помогу тебе одеться.
Эбба. Нет, нет, я должна посмотреть, как они будут вылезать.
Беда. Уже вылезают?
Эбба. Поглядите-ка! Идут к берегу, держась за руки!
Бленда. Я, пожалуй, догадываюсь, зачем они приехали.
Беда. Ну и что из того, скупердяйка ты эдакая.
Бленда. Ни эре они от нас не получат, вот что я вам скажу. Ни эре. Мы им уже и так дали взаймы и процентов не берем, пока Хенрик не станет пастором.
