Джон Гришем - Покрашенный дом
— Доброе утро. Как спали? Готовы работать?
Паппи пошел за Спруилами.
У меня в тракторе было свое место — закуток между сиденьем и сцепным устройством; там я провел много часов, вцепившись руками в стальную раму, на которой крепится тент для защиты водителя, то есть Паппи или отца, пока трактор, пыхтя, тащился по полю во время пахоты, сева или развоза удобрений. Я занял это свое место и посмотрел вниз, на битком набитый прицеп — мексиканцы вдоль одного борта, Спруилы у другого. В этот момент я ощущал себя в очень привилегированном положении, потому что мне выпало ехать на тракторе, а трактор принадлежал нам. Правда, эта моя гордость скоро испарится, потому что на поле, среди стеблей хлопка, все в равном положении.
Мне было любопытно, сможет ли бедняга Трот тоже выехать в поле. Для сбора хлопка нужны обе руки. А у Трота действует только одна, насколько мне удалось определить. Но он был со всеми, сидел на краю прицепа, спиной к остальным, свесив ноги вниз, один в своем собственном мире. И Тэлли тоже там была — она, правда, со мной не поздоровалась, просто смотрела куда-то вдаль.
Не говоря ни слова, Паппи отпустил сцепление, и трактор с прицепом, качаясь, двинулся вперед. Я посмотрел, не свалился ли кто. В окне кухни виднелось мамино лицо — она мыла посуду и смотрела, как мы отъезжаем. Сейчас она закончит с уборкой, потом часок повозится в огороде, а затем присоединится к нам в поле — на целый день тяжелой работы. И Бабка тоже. Никто у нас не сидел без дела, когда созревал хлопок.
Мы протащились мимо амбара. Дизельный движок ревел, прицеп скрипел. Потом мы повернули на юг, в сторону участка в сорок акров, расположенного вдоль речки Сайлерз-Крик. Мы всегда начинали уборку с этого участка, потому что наводнения в первую очередь заливали именно его.
У нас было два участка: «нижние сорок» и «задние сорок». Убрать урожай с восьмидесяти акров — не самая простая задача для любого фермера.
Через несколько минут мы добрались до оставленного в поле прицепа с хлопком, и Паппи заглушил мотор. Прежде чем спрыгнуть, я посмотрел на восток и увидел светящиеся окна нашего дома — до него было отсюда меньше мили. А позади него небо уже совсем ожило, все было в желтых и оранжевых отблесках. На небе не было ни облачка, а это значило, что в ближайшем будущем наводнение нам не угрожает. И еще это означало работу под палящим солнцем.
Тэлли, проходя мимо, произнесла:
— Доброе утро, Люк.
Я сумел что-то пробормотать в ответ. Она улыбнулась мне так, словно знала какой-то секрет, о котором никогда не проболтается.
Паппи не давал никаких руководящих указаний, да они и не требовались. Выбирай любой ряд, в любом направлении — и начинай собирать. Никакой болтовни, никаких разминок, никаких обсуждений погоды. Мексиканцы без единого слова забросили за плечи свои длинные мешки для хлопкового волокна, встали в одну линию и пошли в сторону юга. Арканзасцы двинулись на север.
Я секунду еще постоял на месте в предрассветном полумраке — даже в этот час в начале сентября в наших краях уже становилось жарко, — глядя вдаль, вдоль очень длинного ряда хлопковых стеблей, каким-то образом выпавшего на мою долю. Я вдруг подумал, что мне никогда не добраться до его конца, и тут же почувствовал себя очень усталым.
У меня были двоюродные братья и сестры в Мемфисе, дети двух сестер отца, и они никогда не собирали хлопок. Городские дети, они всегда жили в пригороде, в хорошеньких маленьких домиках, и у них были водопровод и канализация. Они приезжали сюда, в Арканзас, только на похороны да еще иногда на День благодарения. И, глядя на этот бесконечный ряд хлопка, я вдруг подумал об этих своих кузенах и кузинах.
В работе мной всегда двигали два соображения. Первое и самое важное — с одной стороны шел отец, с другой дедушка. Они терпеть не могли лености. Они сами работали в поле, когда были детьми, так что я обязан был делать то же самое. Второе соображение — мне за работу платили точно так же, как наемным рабочим. Доллар шестьдесят за сто фунтов. И у меня были большие планы в отношении этих денег.
— Вперед, — сказал отец, обращаясь явно ко мне. Паппи уже шел между рядов стеблей, футах в десяти впереди. Я видел его силуэт и его соломенную шляпу. Я слышал, как Спруилы — они были через несколько рядов от меня — о чем-то переговариваются между собой. Люди с гор любили петь за работой, так что не было ничего необычного в том, чтобы услышать из их рядов какую-нибудь тихую и печальную мелодию. Тэлли засмеялась над чем-то, и ее серебристый смех разнесся над полем.
Она была всего на десять лет старше меня.
Отец Паппи сражался на Гражданской войне. Его звали Джеремия Чандлер. По семейному преданию, это он, практически в одиночку, выиграл битву при Шиллохе. Когда умерла вторая жена Джеремии, он взял третью, местную девицу на тридцать лет моложе его самого. Несколько лет спустя она родила ему Паппи.
Тридцать лет разницы между Джеремией и его третьей женой. Десять — между мной и Тэлли. Ничего страшного.
Придя к такому заключению, я забросил свой мешок за спину, перекинув лямку через правое плечо, и напал на первую коробочку хлопка. Волокно было еще влажное от росы — именно по этой причине мы и начинали сбор так рано. В течение первого часа или около того, пока солнце еще было не слишком высоко и не успело высушить все вокруг, хлопок был мягким и нежным и не колол ладони. Потом, когда мы его свалим в прицеп, он высохнет и станет пригоден для обработки в джине. Вымокший под дождем хлопок нельзя подавать в хлопкоочистительную машину — это всякий фермер знает по собственному опыту.
Я старался действовать как можно быстрее, работая обеими руками и быстро запихивая собранный хлопок в мешок. Приходилось, однако, и соблюдать осторожность — либо Паппи, либо отец, а может быть, они оба, непременно проинспектируют в какой-то момент пройденный мной ряд. И если в коробочках будет оставаться слишком много волокна, мне сделают выговор. А наказание мне будет определено в зависимости от того, насколько далеко от нас в данный момент находится мама.
И я как можно более проворно сновал руками в переплетении стеблей, хватая белые шары хлопка и избегая, насколько можно, колючек, очень острых, способных до крови разодрать кожу. Я приседал и наклонялся, потихоньку продвигаясь вперед, но все равно отставая от Паппи и отца.
Хлопок у нас был посажен очень плотно, так что стебли в каждом ряду здорово переплелись друг с другом. И все время били меня по лицу. После случая с тем огромным полозом я следил за каждым своим шагом, особенно в поле, потому что рядом с речкой водились водяные щитомордники. Я их видел во множестве со своего места на тракторе, когда мы пахали и сеяли.
Прошло совсем немного времени, а я уже остался в одиночестве, мальчишка, отставший от взрослых, у которых руки более быстрые, а спины более крепкие. Солнце уже превратилось в ярко-оранжевый шар и поднималось все выше, чтобы оттуда целый день иссушать землю. Когда отец и Паппи пропали из виду, я решил сделать первый перерыв. Ближе всех ко мне оказалась Тэлли. Она двигалась через пять рядов от меня и футов на пятьдесят впереди. Я различал только ее выгоревшую шапочку из джинсовой ткани над стеблями хлопка.
Я растянулся на своем мешке в тени, отбрасываемой кустами хлопчатника. Мешок после целого часа работы был удручающе пустоват. Несколько мягких выпуклостей, и ничего более. В прошлом году мой урок был — пятьдесят фунтов за день, и я опасался, что теперь его увеличат.
Лежа на спине, я смотрел сквозь стебли на удивительно чистое небо, надеясь увидеть хоть облачко, и мечтал о том, как заработаю много денег. Каждый год в августе мы получали по почте новый каталог фирмы «Сирс-Роубак», и это всегда был один из самых важных моментов, по крайней мере для меня. Он приходил в конверте из коричневой упаковочной бумаги, проделав путь от самого Чикаго, и Бабка требовала, чтобы он всегда хранился на том конце кухонного стола, где стоял радиоприемник и где лежала наша семейная Библия. Женщины изучали в нем платья и всякие кухонные принадлежности и прочие товары для дома. А мужчины внимательно просматривали страницы, отведенные всяким инструментам и запчастям. Я же застревал на самых важных разделах — игрушек и спорттоваров. И в уме тайно составлял списки подарков на Рождество. Записывать все, о чем я мечтал, я опасался. Ведь кто-то может этот мой список найти и еще подумает, что я очень жадный или вообще умом тронулся.
На 308-й странице последнего каталога «товары почтой» была совершенно невероятная реклама специальных курток для разогрева перед бейсбольным матчем. Куртки были с эмблемами почти всех профессиональных команд. А что делало эту рекламу такой привлекательной, так это то, что парень на цветном фото был одет в куртку с эмблемами «Кардиналз»! Ярко-красный цвет, цвет «Кардиналз», да еще какая-то сверкающая материя, белые пуговицы по всему переду! Кто-то очень умный в этой фирме «Сирс-Роубак» выбрал для рекламы именно цвета «Кардиналз».
