Адель Уолдман - Милый друг Натаниэл П.
Нейт был не только рад, но и чувствовал себя так, словно наконец-то завершил в свою пользу тянувшийся долго спор. Он никогда не пользовался популярностью и всегда воспринимал такое положение как не совсем заслуженное. Он не принадлежал к тому типу авторов, которые запоминаются повышенной нервозностью и полной невзрачностью; его интерес к научной фантастике, никогда не отличавшийся особенной страстностью, достиг пика в тринадцать лет. Себя Нейт считал человеком приятным в общении и доброжелательным.
Он понял, что нашел себя, когда стал встречаться с Элайзой Прекрасной. Последовавший за этим успех с книгой, за которую одно крупное издательство дало шестизначный аванс, укрепил его профессиональную репутацию и личную популярность. Как говорится, вода своего уровня всегда достигнет.
Глава 3
Появившийся на экране компьютера текст пугал объемом и плотностью. Прежде чем приступить к чтению, Нейт потянулся за кофейной кружкой.
Письмо было от Ханны.
«Я вот о чем задумалась. Вчера, у Элайзы, ты сказал, что безразличие к страданиям, бывшее обычным во времена Диксона[25], существует до сих пор. Мы просто научились не замечать их. Но тогда на такие вещи, как детский труд, смотрели иначе, чем теперь. С тех пор их запретили законодательно. Разве это не важно? – Она продолжала в таком же духе еще пару параграфов, но заканчивала на дружеской ноте. – Мне понравилось вчера. С тобой было приятно поговорить».
В кофейной кружке у него была кола. Не самый любимый утренний напиток, но приготовить кофе было не из чего, а поскольку он не занимался этим уже несколько дней кряду, то боялся, что, заглянув в кофеварку, увидит там колонии живых культур.
Прочитав письмо, Нейт поставил кружку на стол. Стопка книг на краю опасно накренилась. Нейт подался вперед – подравнять книжки, – но тут лежавший на соседней стопке степлер устремился вперед и рухнул на обратную сторону протянутой ладони. Он вскрикнул от боли.
Через несколько минут Нейт отстучал ответ Ханне, но, прежде чем отослать, перечитал и нахмурился. Трезво оценивая ситуацию при свете дня, он испытывал непонятную нерешительность – стоит ли развивать новое знакомство? Причина колебаний оставалась неясной.
С другой стороны, он еще не проснулся настолько, чтобы работать над эссе о коммодификации[26] сознания. И заняться ему было пока что особенно нечем. Работая над книгой, он никогда не сидел без дела и даже если не писал ничего нового, всегда мог вернуться и поправить уже написанное. Теперь книга ушла к издателю, и Нейт страдал от безделья.
Он тронул курсором «ответить».
«Но разве мы не остались такими же жадными, как и люди того времени? – пальцы привычно побежали по клавиатуре; стук кнопок звучал приятной музыкой творчества. – Мы хотим комфортной жизни, и пусть у нас нет слуг, но зато есть облегчающие труд машинки из Китая. Только теперь мы еще и не желаем переживать по этому поводу, а устраиваем дело так, чтобы эксплуатация не бросалась в глаза. В этом смысле Китай – идеальный вариант».
Отправив письмо, Нейт проверил поступившую почту. Он ждал новостей от Питера, недавно перебравшегося из Нью-Йорка в Мэн на академическую работу, но в папке «входящие» ничего не было.
Нейт поднялся и подошел к окну. Голая улица. Деревья вдоль тротуара низенькие и чахлые. Листья редкие, хотя на дворе разгар весны. Деревья посадили несколько лет назад в рамках городской программы озеленения, и выглядели они печальными и потерянными, как будто знали, что никому, кроме соцработников, нет до них никакого дела. Может быть, для города выбрали не тот вид, а может быть, вид представляли негодные образцы. Богатые жители какого-нибудь соседнего района, например Парк-Слоупа, никогда бы не допустили, чтобы на их улицах появились эти кривые уродцы. Жители Парк-Слоупа, скорее всего, импортировали свои пышные, цветущие и, возможно, даже плодоносящие деревья.
Через окно просочился запах бекона. Может быть, роясь в последний раз в буфете, он все-таки пропустил что-то съедобное?
Нейт отправился в кухню. Капли кофе, пролившиеся еще до того, как он отказался от кофеварки, загустели и превратили деревянный пол в липкую полосу, ловушку для пыли, скомканных квитанций и крохотных бумажных кружочков, вылетавших из дырокола.
Сам не зная, что ищет, Нейт заглянул в холодильник. Готовый завтрак из яиц по-бенедиктински с чашечкой крепкого кофе был бы очень даже неплохим вариантом. Увы. Ничего. Ни даже позабытой коробки риса из его любимой китайской закусочной, работающей под девизом: «У НАС ТЫ ВСЕГДА НАЙДЕШЬ ВКУСНЯТИНУ». Он вылил в кружку остатки колы и выбросил пустую бутылку. Из мусорной корзины тянуло чем-то протухшим. Нейт прижал крышку поплотнее.
В другой комнате пискнул компьютер, и Нейт поспешил к письменному столу.
«Пусть так, – писала Ханна, – но разве не важно уже то, что формы эксплуатации, открыто использовавшиеся раньше, теперь скрыты подальше от глаз? Разве это не говорит о том, как изменилось наше представление о допустимом?»
Верное замечание. Нейт откинулся на спинку стула. Не меняющее ничего по существу, но заслуживающее внимания. Пожалуй, ему придется разобрать этот пункт в своем эссе. Возможно, становясь все более этически амбициозными, мы получаем больше стимулов скрывать от себя самих наши собственные слабости и неудачи? Он написал «Ролз»[27] на листке для заметок, прилепил его к экрану компьютера и задумался о том, что стояло за содержанием писем, – о личностной компоненте. Откуда у него эта настороженность? Что его удерживает?
Элайза? Связь с ее хорошей подругой вряд ли будет встречена на ура. Ханна была у нее на обеде. Но такие ли уж они хорошие подруги? Это оставалось неясным. Никогда раньше Элайза о ней не упоминала. По крайней мере, он ничего такого не помнил. Ханна старше Элайзы, ей, по меньшей мере, тридцать, и по годам она ближе к нему, чем к Элайзе. И вообще – Ханна другая, более зрелая, что ли, более серьезная. На двух близких подружек они как-то не похожи…
Значит, держит его не Элайза. Нейт закрыл глаза, вызывая сохранившийся в памяти образ – Ханна оборачивается в дверном проеме кухни Элайзы. Симпатичная, в определенные моменты очень даже привлекательная и обаятельная, но в то же время было что-то в строгой линии бровей и заостренности черт не очень приятное. Фигура хорошая, да, но высоковата, и есть в ней что-то от разболтанного комического актера, бестолкового и застенчивого, добродушного, но и немного асексуального.
Будь Ханна, как говорится, погорячее, он наверняка бы уделил ей больше внимания, чаще замечал ее и думал о ней, потому что на том обеде она была единственной женщиной, которая могла бы пробудить у него интерес. А раз не пробудила, то это что-то да значило, хотя Нейт так и не понял пока – что именно. Раньше он представлял, что со временем честолюбия в нем поуменьшится и внешность женщины отойдет на второй план. Теперь, по прошествии лет, став более или менее взрослым мужчиной, он понял, что такого не будет. Нет, он не был слишком честолюбив или придирчив! Многие из его друзей подходили к этому вопросу с куда большей объективностью, оценивая женщин едва ли не по тем же критериям, по которым знатоки оценивают предметы искусства, словно те нежные, теплые чувства, что оживляли когда-то увлечения юных лет, давно выдохлись и испарились. На смену им пришел бесстрастный взгляд бывалого оценщика, лучше других знающего, как рассчитать рыночную стоимость товара.
В постели Элайзы и Джулиет его завела именно их физическая привлекательность. Что не есть доказательство мудрости. С другой стороны, что касается Кристен, то еще до того, как они впервые заговорили, было такое временное окошечко, когда она казалась слегка простоватой, немного суетливой и чуточку жеманной. Позднее, когда ему открылась ее пронзительная красота, те жесткие первоначальные оценки выглядели необъяснимыми.
Значит, проблема не во внешних данных Ханны.
Нейт вернулся к окну, поднял до самого верха жалюзи и прищурился от света, истекающего из молочно-белого неба. Проблема заключалась в том, что его не особенно интересовали отношения наподобие тех, что у него сложились с Кристен.
Он подумал о Джулиет, о выражении ее лица перед тем, как она отвернулась. Потом, позднее, когда остальные гости уже ушли, Элайза попыталась поцеловать его. «Не думаю, что это хорошая идея», – сказал он, отстраняясь. Она расстроилась, то ли смутившись, то ли рассердившись. Он-то точно и сконфузился, и разозлился. Не мог поверить, что она готова еще раз пройти уже пройденное! Пока Элайза плакала и припоминала старые обиды, он допил вино, а потом взялся за бутылку водки, которую сам давным-давно купил и теперь нашел в глубинах холодильника. Прошел час – Элайза продолжала в том же духе, а он дошел до того, что был готов трахнуть ее – хотя бы только для того, чтобы она замолчала. Не трахнул. В том, что ситуация сложилась так, как сложилась, была и его доля вины, и Нейт это знал. В конце концов, оба успокоились, и он уговорил ее лечь в постель.
