Адель Уолдман - Милый друг Натаниэл П.
– Только чтоб ты знал: секс тут ни при чем! – сказала она из-под одеяла. Он уже стоял у двери, в полной готовности выскользнуть из комнаты. – Просто хотела, чтобы меня кто-то обнял… чтобы не чувствовать себя одинокой. Понимаешь?
– Понимаю, – отозвался он, забирая сумку-планшет. Его тоже едва не пробило на слезы.
Что бы они, эти женщины, ни думали, Нейт не оставался безразличен к их горю, его трогали их страдания. И при этом он, сам того не желая, становился причиной их несчастья.
Когда ему было двадцать пять, все женщины вокруг либо уже обзавелись бойфрендами, либо не хотели ими обзаводиться. Некоторые, сделав перерыв с мужчинами, переключались на женщин или пробовали обойтись без секса. Другие собирались продолжить учебу и готовили документы или планировали годичную поездку в индийский ашрам. Некоторые колесили по стране в составе рок-команд (только девочки!). Те, у кого уже были бойфренды, принимали отношения как нечто обыденное и, похоже, гуляли налево и направо (что иногда играло в его пользу). Но все изменилось, когда он шагнул в четвертый десяток. Мир вдруг заполнился женщинами – их процент достигал угрожающей отметки, – которых больше не интересовала карьера, ни удачная и устремленная ввысь, ни тихая и ровная. И, что бы они там ни утверждали, на самом деле лишь немногое волновало их в той же степени, как отношения…
Из-за облака выглянуло солнце. Капля пота скатилась по шее и впиталась в несвежую, липкую ткань. Он стащил футболку и бросил ее на пол. А может, Ханне ничего другого, кроме дружеского общения, и не надо? Может, он слишком самонадеян и воображает лишнее?
Нейт вернулся к компьютеру и постучал по клавише пробела. Экран ожил, и он снова открыл и пробежал глазами письма Ханны. Диккенс… детский труд… Если она и не предлагала напрямую отсосать, то в некотором смысле именно это теперь и делала. Это чувствовалось и в осторожной, расчетливой дружелюбности, даже когда она не соглашалась, и в самом размере первого письма. Они, эти емейлы, были просьбой – ну же, пригласи меня. И если только подыграть – рано или поздно он кончит ей в рот.
Удивительно, но мысль о сексе с Ханной отозвалась легким трепетом в соответствующем месте. Интересно. Он развернул кресло от стола и вытянул ноги – понаблюдать (на нем были только серые трусы-боксеры), сколь эффективно она выполнит минет, а заодно определить в исследовательских целях уровень своего интереса.
Сосредоточиться на эксперименте помешала зловещего вида трещина в стене; начинаясь от декоративного профиля над кроватью, она шла вниз, словно указывая обвиняющим жестом на укрывшуюся там грязь. Отдельные участки черного футонового матраса обнажились, поскольку жуткие черно-белые простыни, купленные в торгующем всякой всячиной пригородном универсаме (в самом пригороде джентрификация[28] еще не завершилась), оказались малы для матраса, еженощно сползали с углов и, прямо как лассо, закручивались на лодыжках. Зеленое одеяло соскользнуло на пол, уткнувшись краешком в забытую чашку.
Поскольку гостиной в квартире не было, большую часть времени Нейт проводил в спальне. Кто-то сказал ему, что отсутствие дивана – эффективный способ завлечь девушку в постель, конечно, при условии, что вид сам вид постели не обратит ее сразу же в бегство. В данный момент квартира вызывала ассоциацию с неухоженным человеческим телом – из темных расщелин и буйно расцветших тут и там очагов растительности сочились смрадные запахи. Нейт не слишком любил заниматься уборкой – ни сам, ни с посторонней помощью. И дело даже не в том, что он не мог раскошелиться на шестьдесят-семьдесят долларов раз в пару месяцев. Его совесть не вынесла бы вида согнувшейся над унитазом испаноязычной леди; он держался, пока уровень грязи не становился невыносимым. В конце концов, она приходила – Консуэла, Имельда, Пилар – и смотрела на него большими испуганными глазами, словно человек, живущий вот так, может быть опасен. Нейт не винил ее. Бродя по напоминающей свалку квартире, он сам испытывал чувство стыда. Услышав неожиданный стук в дверь, он начинал метаться в панике, натягивал штаны, развязывал висевшие на шее колготки и прятал в шкаф резиновую куклу.
Не доведя «расследование» до конца, Нейт махнул рукой и снова залез в постель – набраться сил.
Джейсон сказал бы так: хочешь трахнуть Ханну – трахни. Но Джейсон – Нейт начертил в воздухе, над подушкой, круг размером с тарелку – не тот человек, с которым консультируются в таких делах. В чисто техническом плане он, конечно, хорош собой (да еще на три и три десятых с половиной дюйма выше Нейта), но у него нет нужного гена – гена обращения с женщинами, того самого, который у самого Нейта присутствовал всегда, даже тогда, когда они, женщины, видели в нем только друга. При всех его смелых речах Джейсон был крайне, до брезгливости, щепетилен, когда дело доходило до физического контакта. Ему ничего не стоило испортить свидание категоричным пожеланием, чтобы девушка воспользовалась бальзамом для губ. «Что?» – недоуменно нахмурился бы он, если бы ему указали на этот факт. Вера в то, что он вправе получать только самое желанное, так укоренилась в нем, что Джейсон не только испытывал отвращение при виде малейших изъянов, но и полагал само собой разумеющимся, что его реакция обоснованна и справедлива.
– Как я могу идти на свидание с девушкой, если у нее губы, как наждачная бумага? – спрашивал он.
О’кей, Джейсон, отлично. Отврати от себя всех до последнего, даже тех, кто дает тебе полшанса. Ступай домой и смотри порно. Опять.
Однако ж именно Джейсон дал Нейту совет:
– Не напрягай голову, умник. Ведешь себя, как девчонка.
Нейт не любил, когда ему говорили, что он слишком много думает, а говорил это не один только Джейсон: хиппующие типы, романтизирующие натуральное и «интуитивное», тоже предпочитают чувство мысли. Но «не думать» – означало бы, образно говоря, выдать себе удостоверение на право называться придурком. Если бы Нейт прислушивался только к своим «чувствам», то трахнул бы Ханну, ни на что не оглядываясь.
Нейт поводил носом. Принюхался. Что-то определенно воняло. Не квартира. Сладковатый, несвежий, звериный запах. Он спрыгнул с кровати. Теперь включился живот: шипело и выло так, словно там нашли себя кот с кошкой. Надо выйти, купить какой-нибудь еды. Но прежде – вот оно, стратегическое мышление! – принять душ.
Потом он стоял перед раковиной, обмотавшись полотенцем, глядя в затуманенное зеркало, в котором его тело представало в паническом состоянии. Соски, два розовых «о», и жесткие, взъерошенные волоски, словно разбегающиеся от них беспорядочно в разные стороны. Над белым полотенцем угрюмо нависало небольшое брюшко. Густые и кустистые брови определенно требовали вмешательства. К тому что за бровями нужно ухаживать, Нейта приучила Элайза. Она же познакомила его и со многими другими эстетическими инновациями, например с носками, которые не поднимаются до середины икры. «Как помидоры на ветке», – говорила она бывало, хмуро глядя на высокую резинку, из-под которой, словно спасаясь от чего-то, лезли лохматые волоски.
Глядя в зеркало, Нейт сжал плотно губы и выпятил подбородок. Такое выражение могло бы быть у ученого мужа, взявшего секундную паузу, прежде чем ответить на щекотливый вопрос ведущего кабельных новостей:
– Где, по-вашему, нанесет очередной удар Аль-Кайда? Хватит ли у Ирана плутония для создания атомной бомбы?!
Нейт всегда находил свой нос проблематичным («картошкой», крестьянский, как у рассеянного монаха в фарсе), но его литературный агент, дерзкая и веселая старшина отрасли, сказала, что лицо у него телегеничное: интеллигентное, без самодовольства, привлекательное, но не настолько, чтобы вызвать сомнение в надежности. Последний пункт она изложила с оптимизмом, разделить который Нейт никак не мог.
Одеваясь, он взглянул на лэптоп. Как же все-таки ответить Ханне? Решение пока не пришло. Уже натягивая коричневые носки, он обнаружил на одном дырку размером с дайм[29] возле шва и повернул его так, чтобы дырка не сползла на палец. Потом вспомнил, что у него есть договор на книгу.
Исходя из этого, Нейт обратился недавно к услугам бухгалтера – исключительное событие для человека, который за несколько лет почти научился самостоятельно рассчитывать налоговые льготы для получателей зарплаты. Другие, например Джейсон и Питер, всегда считали, что заслуживают лучшего. Джейсон слишком высоко ценил свое благополучие, чтобы вверять ногу рваному носку. А Питер, едва сводящий концы с концами преподаватель, скорее всего, носил шелковые носки ручной работы, которые заказывал у пожилого итальянского мастера. Разве ноги литератора не заслуживают такого же внимания? Нейт стянул коричневые носки и надел другую пару.
Перед выходом он еще раз проверил почту. Ничего, кроме обычных рассылок из новостных агентств. Раздосадованный, он убрал программу, и ее место занял последний открытый веб-сайт. Обнаженная красотка, поднявшись на цыпочках и выставив зад, прижималась грудями к кирпичной стене.
