Семен Данилюк - Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка
- Знаю, басня, - снисходительно подтвердила Александра Яковлевна. - Ее на днях на активе Первый как пример приводил. Она горько поджала губы. - Оно и видно, что матери стыдишься, - недостаток образования Александра Яковлевна восполняла тонкой чувствительностью. - А чего стыдишься? Что одна-однова тебя на ноги подняла? Что квартиру вот эту трехкомнатную заслужила, когда другие по коммуналкам ютятся? Что колбаса в холодильнике не переводится? Между прочим, ЗИС, двойная камера, тоже не с неба свалился. А раз дают, стало быть, есть за что. Небось, когда тебя малолеткой посадить хотели, так я в кабинете начальника милиции на карачках ползала, чтоб прощение для тебя вымолить. И ничего - не стыдилась. Просто - сына спасала. Хоть и дура тебе мать, а не чужая. Так неужто взамен такое заслужила? - Да не о том же я, - Антон смешался.
- А то не знаю, о чем! Да, не доучилась. Что ж? Зато, если мне чего из знаний не додано, то я партийным чутьем добираю. Со мной директор комбината не гнушается советоваться. Один родной сын, как нелюдь. Да где б ты щас был, если б меня на пироги-сапоги эти не выдвинули? Она пригляделась к сыну. Примирительно ухватила за волосы:
- К матери у него придирки. Ткачихой - бабарихой при людях обзываешь. На себя лучше глянь. Неделю как из больницы. Спасли едва. И, пожалуйста, - веки-то вон, как у вурдалака. Опять с дружками гулял. А тебе про институт думать пора. Вступительные на носу. Куда надумал-то? - На юридический. Надежная специальность. Опять же никаких карьерных перспектив.
Последнее почему-то рисовалось Антону немыслимым благом. - Юрист, конечно, - тоже чистая работа, - нехотя согласилась мать. - Но все-таки не магистральная. Так, обслуга при начальстве. Ты лучше не тушуйся, - выбери, что попрестижней. А я помогу. - Да уж как-нибудь сам.
- Ну-ну, - Александра Яковлевна тяжко покачала головой. - Ты у нас во всем сам. И за что мне такая напасть, что сын во всякой бочке затычка? Что тебе этот узбек в ресторане был? Сват? Кум? Ведь никто и звать никак. Сам полуживой! А полез заступаться. Ох, дорого мне, Антошка, твое правдолюбство дурацкое выходит! Надеюсь, в милиции опять хлопотать не придется? Антон насупился.
Мать не раз пеняла ему историей, произошедшей за пять лет до того. В одном из дворовых полуподвалов размещалась радиомастерская, незарешеченные окна которой выходили во двор. По вечерам, после окончания рабочего дня, мальчишки скапливались перед окнами и жадно разглядывали брошенные на столах дефицитные приемники, - неохраняемое, без сигнализации помещение словно напрашивалось, чтоб его обокрали.
Двенадцатилетний Антон явился к директору мастерской.
- Тебе чего, пацан? - буркнул запаренный человек в линялом халате, с чахлым пучком слежаных волос, будто нашлепнутых на потную лысину.
- Надо технику после работы убирать и потом решетки бы на окна, - строго сообщил Антон. - А то как бы бесхозяйственность. Нельзя так. Вам все-таки чужое доверено.
Из мастерской нахального шкета выдворили легким пинком под зад.
В ту же ночь Антон аккуратно отогнул гвоздики, через форточку влез в подвал и сгреб в сумку несколько приемников "Спидола" и магнитофон "Весна".
Утром принес добычу в милицию.
- Это я всё украл, - с гордостью сообщил он. - Чтоб доказать, что бесхозяйственность.
От наказания начинающего правдолюба спасли юный возраст, материнские слезы и заступничество директора школы.
Правда, на окнах радиомастерской появились решетки.
- Ладно, умник, давай прощаться, - Александра Яковлевна вздохнула.
Только сейчас Антон вспомнил, что мать вновь уезжает.
- Не надоело по семинарам-то шляться? - буркнул он.
- Семинары - это тоже моя работа, - отреагировала Александра Яковлевна, едва заметно смутившись. - Вернусь через два дня. И - гляди, чтоб без гулянок. Позорище ты мое. Всё, Антошка, пошла! - Александра Яковлевна энергично подхватила сумку. - Квартиру сдал!
- Квартиру принял, - Антон чмокнул мать в щеку, закрыл за ней дверь.
- Дура дурой! А ведь и впрямь поднимется. Вот она, загадка марксизма-ленинизма, - недоуменно поделился он впечатлением со своим отражением в зеркале. Заглядевшись, ударился коленом о сложенные в углу книжные полки. За полками этими ломились, писались по ночам в очередях. Матери их предложили по большому блату, и не взять она сочла неприличным. Теперь, в ожидании огородного сезона, Александра Яковлевна выращивала в них рассаду.
* Антон бросился к телефону, поспешно набрал номер.
- Жанночка, - прощебетал он. - Не хочешь в гости зайти? У меня журналы западные есть. Матушка из загранки привезла. Там моды - купальники всякие. Фото цветные - отпад. А?
- И тебе мама разрешает их смотреть? - Жанночка хихикнула.
- Матушка уехала. На два дня, - Антон горячо задышал. - Приходи, а? Картинки полистаем. Под шоколадный ликер. Моё выздоровление отметим. - А выздоровел? - Так сама оценишь. У меня еще торт "Птичье молоко" есть, - подрагивая все сильнее, интриговал Антон. - Придешь, да?
- Вряд ли. У меня вообще-то планы.
Антон облизнул пересохшие губы. Набрался смелости. - Так отложи! Я тебе большую правду скажу: мне так тебя хочется. Аж по гланды. - А то без тебя некому, - выпалила Жанночка и - зарделась. Ну что поделать, если резвый язычок ее был проворней неспешных мыслей. - У меня еще двадцать рублей есть, - припомнил отчаявшийся сладострастец. - После в ресторан бы сходили, а? - Двадцатник? - собиравшаяся повесить трубку Жанночка заинтересовалась. - Слушай, а я как раз кофточку присмотрела. Может, займешь? Буквально на два-три дня.
- Да чего занимать? Бери и всё. Так я пошел открывать?
- Ладно. Разве только купальники глянуть.
Через минуту в дверь позвонили. Антон отодвинул задвижку и - недоуменно отстранился. На пороге стояла молоденькая девушка в кримпленовом сарафанчике. Короткие пышные смоляные волосы, взбившиеся вкруг худенького бледного личика придавали ей сходство с крашеным одуванчиком.
- Я - Лика, - смущаясь, произнесла она.
- Да, конечно, - узнал Антон. Он смутился, услышав звук запора на нижнем этаже, постукивание шпилек, - Жанночка вышла из квартиры и начала подниматься.
- Я вообще-то узнать, как ты, - пробормотала Лика. - Проходила мимо. Подумала, может, тебе чего надо.
Признаться, чего ему сейчас было надо, Антон бы ей все равно не смог. Тем более, в лестничном проеме показалась Жанночка, - прямо в наброшенном домашнем халате.
При виде ее Лика оцепенела.
- О! - Жанночка слегка удивилась. - У нас тут детский сад? - Да нет, это так, - смешавшийся Антон отстранился, пропуская ее в квартиру, нетерпеливо посмотрел на нежданную гостью.
- Да, я просто так, - в спину Жанночке подтвердила Лика. Личико ее сморщилось. - В общем, рада, что ты выздоровел. Боясь расплакаться, она резко повернулась и припустила вниз.
- Эй! - спохватившийся Антон бросился к проему. - Спасибо тебе!
Дробот ножек был ему ответом.
* Под вечер, проводив истомившуюся Жанночку, Антон в адидасовских тянучках курил на постели, бессмысленно улыбаясь в потолок. Он наконец стал мужчиной.
В квартиру вновь позвонили. Он отпер замок и в недоумении отступил, - на пороге стоял патлатый.
- Вадимом меня зовут, - сообщил патлатый и лучезарно добавил, - для особо приближенных можно запросто - Вадичка. С нечаянной тебя радостью, хозяин, приглашай в дом дорогого гостя. Он сделал попытку протиснуться внутрь. Но уткнулся животом в ногу, шлагбаумом перегородившую косяк. - Ты с чем приперся? - Так замириться пришел. Внезапно Антон догадался. - А! Похоже, в милицию замели и очко заиграло. - Было бы из-за чего, - Вадичка снисходительно фыркнул. - Вот если б ты коньки отбросил, тогда б неприятно. А так... - Тогда чего надо? - монголоидные глаза Антона недобро сощурились, на выступающих скулах заиграли желваки.
- Не хочется, чтоб папаша узнал. У меня папаша, между прочим, секретарь вашего обкома. Непомнящий, - слышал, конечно?
Антон безразлично повел плечом.
- По-дурацки тогда вышло, - посетовал Вадичка. - Но, если подойти к происшедшему с философической точки зрения, то во всем виноваты черные. - Что за черные? Негры, что ли? - не сразу сообразил Антон.
- Без разницы, - негры, армяне. Белому человеку из-за них по средней полосе России пройти невозможно. Я тебе как славянин славянину скажу: если мы их сегодня не задавим, завтра они нас давить начнут. Закон селекции. Улавливаешь?
- Улавливаю, кажется. Расизму-то папочка обучил?
- Не, папаше такое вслух говорить нельзя, - из-за должности. Это я сам дошел, - без стеснения признал Вадичка. - А насчет папаши, он по другой части нужен. Если после шкоды какой отвертеться, - да вот хоть как у нас с тобой, - отмажет. Погундосит, но отмажет. Ему судимый сын не с руки.
Вадичка не солгал, - проросший, словно лопух среди декоративной номенклатурной травки, он давно превратился в головную боль своих родителей.
