Александр Трапезников - Похождения проклятых

Алексей засмеялся, за ним — Маша, а потом и я тоже. Так мы сидели втроем и заливались смехом, практически перед концом света, пока в квартиру не вернулся Володя.

— На какой стадии дуракаваляния находимся? — с ходу спросил он. — А вы знаете, что вас разыскивают?

Лыжную шапочку Владимир уже сменил на какую-то среднеазиатскую панамку, а ботинки были по-прежнему разные: на левой ноге — кроссовка, на правой — модный, хотя и поистлевший полусапожок.

— Кто? — спросили мы, кажется, все вместе.

— К развалинам меня не пропустили, там сейчас спецы орудуют.

Но два бритых хлопчика — не иначе как бендеровцы — у меня деликатно так поинтересовались: не пробегал ли тут с бородой лопатой и красивая девушка? И куда делся Александр Тризников, проживавший в квартире номер двадцать девять? Я ответил, что все они погребены под толщей бетона.

Все мы, тоже одновременно, выдохнули.

— Вот так, — поглядела на меня Маша.

— Так-то вот, — добавил Алексей.

— Ну при чем тут я? — вырвалось у меня с зубной болью. — Я что, уже повязан с вами одной цепью? И даже не знаю, куда меня волокут! А как хорошо только что смеялись!..

— Но плакать тоже не надо, — сказал Алексей.

— Выкрутимся, — добавила на сей раз Маша. — Титаник не сразу затонул. Было время подумать.

Ответить мне было нечего, да и не хотелось.

— Потом я отправился на свое любимое место на паперти, у храма Савватия и Зосимы, — продолжил Володя. — Если честно, то я выкупил его у одной беззубой старухи, доктора искусствоведения, за две тысячи долларов. Еще три года назад, после отъезда моей волоокой жены в сектор Газа. Там, на паперти, я медитирую, сосредоточиваюсь духом, яснее вижу структуру вещей. Выручку потом отдаю другим нищим, у автовокзала. Круговорот милости в природе — так это называется. Но сушки всякие и яблоки, которые мне подают, ем сам. И вы представляете, что я узнал на паперти?

— Что? — спросил кто-то из нас.

— Иконы в храме стали мироточить!

Больше всех эта новость заинтересовала и возбудила Алексея.

— Расскажите поподробнее, — попросил он.

— А что рассказывать? Я еще сам ничего не знаю. Говорят, что не все иконы, а лишь некоторые. Я же в самой церкви не был, поскольку убежденный атеист и не хожу из принципа. Но сам этот факт интригует. Надо бы разобраться, что там за смола течет… Какое-нибудь очередное надувательство! Пожалуй, стоит взять образец, съездить к друзьям в ФИАН и сделать спектральный анализ.

— Только ботинки одинаковые надень, — сказал я. — А то не вернешься. В метро нынче строго.

— Владимир Ильич, а можно и мне с вами? — спросил Алексей.

— Нет, — отрезал тот. — Я всегда экспериментирую в одиночку. Хоть с термоядерной реакцией, хоть с женой Розой. И по-моему, вам лучше вообще не высовываться на улицу. Учитывая бендеровцев. Приеду — доложу.

Ушел он столь же быстро, с вихревыми порывами, как и пришел. Не вняв моему совету насчет обуви.

— Глубокого внутреннего огня человек, — задумчиво произнес Алексей.

— Вовчик-то?

— Из таких Савонаролы выходят.

— Скорее блаженные.

— Он и сам не знает, что уже одной ногой в храме. А насчет мироточения икон… Какие еще нужны спектральные анализы? — Алексей потеребил свою бороду. — Тысячи, сотни тысяч свидетельств. 18 августа 1991 года, накануне путча, неподалеку от Тбилиси, в обители преподобного Антония Марткопского начала слезоточить старинная икона Богоматери. Явление плачущих икон вообще свидетельствует о близости огненных испытаний. В те августовские дни по всей Руси прошел никому не зримый единый молитвенный вздох, по всем монастырям и храмам. Некоторые силы хотели бы, чтобы пролилось как можно больше крови. Мироточила и Иверская икона в зарубежье, и многие другие. Знак того, что новые правители России встали на путь небывалого разрушения и разграбления страны.

— Об Иверской иконе я что-то такое слышал.

— Ее еще называют Вратарница, и хранилась она в Монреале, — пояснил Алексей. — Ее обрел православный чилиец Иосиф Муньос, в 1982 году, прибыв в Капсокаливию — это на юге Афона. Оттуда он пешком вышел к скиту святого Даниила. Иконописца Даниила. Там он и узрел эту икону, которая потрясла его самым необъяснимым образом. Он словно остро почувствовал некое божественное присутствие рядом. Муньос упрашивал монахов продать ему эту икону, но те наотрез отказались. И вот, когда он уже садился на корабль, чтобы плыть обратно, появился один из монахов, неся эту икону. Пресвятая Приснодева уедет с вами, — кратко сказал он. Что побудило их отдать икону? Монахи с Афона знают больше нас. Три голубя сопровождали плавание корабля. С тех пор икона источала сильнейший запах роз, а миро просто истекало потоками. Она была помещена в Монреальском храме, но ее часто возили по всему свету, исцеляя тела и души. Сам Муньос очень любил Россию, наверное даже больше, чем многие русские, говорил, что как мироносицы помазали тело Спасителя до Его Воскресения, так и Божия Матерь теперь помазывает русский народ перед воскресением России. Он считал, что у нас была самая великая империя, давшая миру несравнимую ни с чем красоту, что свет России еще будет освещать весь мир, потому что нет ни одного народа, который так пострадал за Христа, как русский… Но в 1997 году Иосиф Муньос был зверски убит, в Афинах, сама чудодейственная икона пропала, а через два месяца сгорел православный храм в Монреале.

Глаза Алексея, пока он говорил, были освещены каким-то внутренним светом, а потом потухли. Он даже прикрыл ладонью лицо, и мне показалось, что он готов заплакать. Маша с жалостью смотрела на него.

— Н-да… — произнес я. — Ну что же. Давайте решать, как нам быть дальше? Пока что я продолжаю оставаться в полном неведении. Ни вы, Алексей, ни ты, Маша, еще недорассказали свои истории до конца. Мы все время отвлекаемся. То дом рухнет, то иконы в храме начинают мироточить. А время идет.

— Да, время идет, — подтвердил Алексей, уже оправившись от душевной скорби. — Какое сегодня число?

— Двенадцатое сентября.

— Вот именно. Это день обретения нетленных мощей нашего святого благоверного князя Даниила Московского. Чудесным образом они были открыты много веков назад, когда и от надгробного-то камня почти ничего не сохранилось. И у нас с вами остается всего шесть суток, чтобы…

— Чтобы что? — поторопил его я, поскольку он внезапно умолк.

— Чтобы…

Но и на этот раз ему не удалось закончить. Потому что неожиданно… задребезжал шкаф.

Это выглядело совсем уж по-скотски. Ни в какие ворота. Теперь уже и мебель начинает мешать продвижению к истине. Маша, пришедшая в себя первой, подошла к шкафу и открыла дверцы.

— Здесь телефон! — с изумлением сказала она.

На нижней полке платяного шкафа действительно стоял телефонный аппарат, а провод тянулся к дырочке в углу. Звонки были весьма настойчивые и сердитые, но вскоре обиженно прекратились. Никто из нас и не собирался снимать трубку.

— Они, — произнес Алексей.

Маша закрыла дверцы шкафа и нервно закурила. А пепел, разумеется, стала стряхивать в мою кастрюлю с геранью. Садистка какая-то. Пришлось унести кастрюлю на кухню, найти там ржавую банку из-под шпрот и сунуть ей в руки.

— Давайте рассуждать логично, — сказал я. — Никто не знает, что мы здесь. Кто-то просто ошибся номером. А то, что телефон в шкафу, так это понятно: чтобы не мешал пищеварению будущим переселенцам в сектор Газа. А что? Я знал одну еврейскую семью, которая держала телевизор в собачьей конуре. Потому что детки торчали у экрана с утра до вечера. Зато пес научился включать телик и особенно пристрастился к Петросяну. Заливался лаем.

— Тебе бы все шутить, — ответила Маша.

— Тогда говорите: что за шесть суток у нас осталось?

— Хорошо, — произнес Алексей. — Но вначале вернемся к Оптиной пустыни. К той ночи. Маша, продолжай. Твое слово.

Это прозвучало как объявление сольного номера. На авансцену, сквозь дымовую завесу, выступила Мария Треплева.

— Меня так напугал тот ужасный старик, что я даже не поняла, каким образом он внезапно исчез, словно растворившись в воздухе, — стала говорить она. — Но мне казалось, что он вновь может выползти из какой-нибудь щели в стене. Оставаться одной в гостиничном номере было страшно. И я отправилась на поиски Алексея. Хорошо хоть ночь была теплая, но проблуждала я, наверное, часа три или четыре.

— А встретились мы лишь на рассвете, под утро, — продолжил Алексей. — Надо ли добавлять, что оба мы были потрясены увиденным и услышанным? Но еще одно испытание, как оказалось, ожидало впереди.

— Когда мы с Алешей вошли в гостиничный номер, — подхватила эстафету Маша, — то увидели на кровати тетушку. Сначала я подумала, что она крепко спит.

— Но женщина была мертва, — дополнил Алексей. — Мне, как врачу, это стало ясным сразу. Одеяло было надвинуто до подбородка. А когда я приподнял его, то обнаружил, что шея стянута кожаным ремешком.