Светлана Василенко - Дурочка
– Он мертв? Ты проверял? Она видела все? Что будем делать, Егорыч? Ее убирать надо…
Сторож подошел к дереву, изо всех сил потряс его. Дерево закачалось, словно в бурю. Ганна крепко прижалась к стволу. Потряс еще. Ушел.
– Слезай, Ганна! Ты же хорошая девочка. Ты добрая честная девочка. Ты мне жизнь спасла. Я тебя не трону. Чего ты испугалась? Что Марат умер? Так он сам виноват. Зачем он хотел отравить меня? Вот он и повесился от страха! От страха перед наказанием. Он сам, сам повесился! Сам! Слезай, Ганна. Слезай, детонька…
Ганна залезала еще выше.
Дерево вдруг вздрогнуло от удара топора. Еще раз и еще.
Сторож яростно рубил дерево.
Ганна испуганно посмотрела вниз. Тракторина Петровна ей с земли кричала:
– Слезай, дрянь! Я тебя собственными руками задушу! И никто не спросит! От холеры умерла, скажу! Подойти побоятся!
Ганна забралась на самую верхнюю ветку. Собралась с нее на крышу башни перепрыгнуть.
– Прыгай, прыгай! Упадешь – разобьешься! Там три метра до башни, не меньше!
Что-то прошептала Ганна неслышное и – прыгнула. И тут же повалилось дерево.
Огромное, оно падало прямо на Тракторину Петровну. Тракторина Петровна с криком бежала от падающего дерева. Дерево догнало ее, свалило с ног. Придавило.
37
Ганна переползла с крыши вниз, перелезла через забор.
Побежала по селу, оглянулась: нет никого за нею. Перешла на шаг. Повернула привычно к базару. Около деревянного магазина легла в пыль, свернувшись калачиком.
Вторая часть
1
Утром Ганна обходила ряды. Стояла напротив торговок, глазами выпрашивая подаяние. Торговки были чужие, приезжие. Ганну не знали. Одна, мордастая, с нежностью, будто ребенку лицо, вытирала тряпочкой копченую голову свиньи.
– Иди, девочка, мимо. Самим есть нечего. С голоду пухнем!
Тогда села Ганна у магазина и запела:
На улице дождь, дождьЗемлю поливает,Землю поливает –Брат сестру качает.Брат сестру качает –Песню напевает:Ой, сестра, сестрица,Вырастешь большая,Вырастешь большая –Отдам тебя замужВ деревню чужую.Мужики там злые,Дерутся кольями.На улице дождь, дождьЗемлю поливает…
Народ шел по своим утренним делам, Ганны не замечая.
Одна молодая баба остановилась, сказала, пирожок откусывая:
– Ну, нагнала тоску… Ни кусочка не дала б за такую песню.
Другая баба шла с коромыслом. Несла ведра, полные молока. Ни к кому не обращаясь, в пустоту сказала:
– Про наше село поет. Только у нас не мужики, а бабы злые. – К Ганне повернулась: – Дай, дочка, во что молока налить…
Ганна поискала – нет ничего. Подставила ковшиком руки. Баба налила ей из ведра молока в ладошки.
Ганна стала пить. Молоко между пальцев уходило в пыль.
Подполз другой нищий, ударил по рукам снизу. Молоко разлилось.
– Вали отсюдова! Это мое место.
Сел рядом, начал Ганну выталкивать. Не заметили, как милиционер подошел.
– Прекрати мне девчонку обижать! Э! Да не тебя ли мы ищем? – вгляделся в Ганну. – Ты из детдома?
Ганна отодвинулась, кивнула: да. Потом покачала головой: нет.
– Так да или нет? Говори! Или ты немая? Точно, немая! И та, сказали, тоже немая. Детишек потравила ядом и воспитательницу. Ее по всему району ищут, а она здесь сидит, под боком. Вставай, пошли! Тюрьма по тебе плачет! – Милиционер больно схватил Ганну за плечо.
– Какая она немая? Пела здесь только что! – вступилась баба с ведрами.
– Пела? – засомневался милиционер.
Ганна вырвалась, побежала.
– Держи! – закричал милиционер. – Она это, точно она!
Ганна бежала через базарную площадь. Милиционер уже настигал ее.
Вдруг из ворот выехала телега. Ганна бежала-бежала за ней, запрыгнула. Мужичок оглянулся, ударил лошадь изо всех сил:
– Но, пошла, милая! Пошла! Пошла!
– Стой, стрелять буду! – Милиционер достал из кобуры пистолет, выстрелил в воздух.
– Не пугай, непуганые! – Мужичок стоял во весь рост, торжествуя, правил.
2
Ехали по дороге шагом. Мужичок спросил:
– Это ты на базаре пела?
Ганна кивнула.
– Я слышал… Хорошо поешь, жалобно. Он в тебя стрелял за то, что пела?
Ганна подняла плечи: не знаю, мол.
– За песню стрелял! Я знаю! – уверенно сказал мужичок. – Все дочиста отобрали, теперь последнее отбирают – песню! Вымрет народ русский без песни! – разволновался мужичок, потом подумал, сказал Ганне: – Ты не бойся. Я тебя спрячу. Будешь в моем саду песни петь!
3
Мужичок в саду с пугала одежду взял, Ганне протянул:
– Наряжайся. Будешь песни в саду петь – птиц распугивать. Повадились вишни склевывать. Ты ходи, в бубен бей, песни пой. Революционные песни пой, они ихних песен боятся. Птица, а чувствует. Только не усни. У нас птицы есть – в голод к человечине привыкли. Заклюют!
4
Ганна ходила по саду, среди вишен. Била в бубен, яростно пела:
Смело мы в бой пойдемЗа власть СоветовИ как один умремВ борьбе за это!
Птицы сидели на большом тополе, слушали.
Уморилась Ганна. Села отдохнуть и заснула.
Проснулась – прикоснулся кто-то. Открыла глаза – птицы ходят по земле, видимо-невидимо.
– Га! Га! Га! – закричала Ганна на птиц. Целая черная туча птиц поднялась над Ганной. Пьяные от вишен, с красными клювами.
– Га! Га! Га! – над Ганной кричат.
Посмотрела Ганна на ноги: босые ноги были по щиколотку красными – от раздавленных вишен. Бегала по кровавой от вишен земле.
– А-а-а! – кидалась на птиц с палкой. Птицы были молодые, воронята. Но вот и старые черные вороны сорвались с тополя, закружились над головой Ганны низко-низко. Ганна испугалась, побежала от них.
Они летели за ней черной стаей, злобно кричали. Гнали ее долго, до самого дома.
5
Забежала в незнакомый дом без стука. Вошла в первую комнату – никого. Вошла во вторую – никого. На столе увидела миски, в мисках – горячие щи. Хлеб нарезан. Протянула руку к хлебу. Отдернула. Сглотнула слюну.
Кто-то закашлял под полом. Посмотрела Ганна: погреб. Потянула за крышку.
Три мужика с ружьями да три бабы с ребятами испуганно смотрели на нее.
– Ратуйте, люди, ратуйте! – вдруг пронзительно закричала одна баба. – Грабят! – замахнулась топором на Ганну.
Ганна со страху захлопнула крышку, побежала вон из дома. Бежала через огороды, а вслед ей неслось:
– Ратуйте, люди, ратуйте! – Баба стояла на соломенной крыше, размахивая цветастым платком.
И кто-то бил в рельс, как на пожаре.
6
Пробиралась через поле. Вдруг увидела: мальчик с девочкой поле пашут. Мальчик в плуг впрягся вместо лошади. Девочка за плугом идет, кроха совсем, от усталости падает.
– Устала я, братик, пить хочу, – пожаловалась кроха.
– Еще круг пройдем, Маша, тогда и напьешься.
– Не могу, Ваня. Мочи нет…
Подошла Ганна к крохе, перехватила ручки плуга. Широким шагом пошла за мальчиком. Мальчик оглянулся, заулыбался:
– И-го-го! – взбрыкнул он по-лошадиному, пошел быстрее.
Ганна засмеялась.
7
Сидели у вечернего костра. Мальчик картофелины пек, проверял прутиком, испеклись или нет, снова в костер их закатывал.
– Мать с отцом неделю назад забрали. И брата старшего забрали. Остались мы с Машей одни. Сказали, и нас отвезут куда-то. На машине, сказали, повезут, на настоящей. Да вот что-то не едут. Может, забудут про нас? Кто кормить нас зимой будет? Вот и пашем… Машка, не спи!
8
Маша заснула на руках у Ганны. Ганна закутала ее в свой платок. Прижала к себе.
Ослепили вдруг фары. Дети вскочили. Подъехала машина.
Вышел шофер из машины:
– Беклемишевы?
– Мы, – сказал мальчик.
– Поехали.
– Картохи еще не спеклись. Подождите, – попросил мальчик.
– Некогда ждать. Там накормят.
Ганна стояла, Машу на руках держала. Мальчик сказал:
– Поехали с нами. Покатаешься.
Сели в машину, поехали. На дорогу смотрели.
– Здорово, да? – оглянулся на Ганну мальчик.
Та кивнула счастливо.
– Заяц, заяц! – закричал мальчик. – Быстро едем.
– За час доедем, – ответил шофер.
– А куда вы нас везете?
– А вы что, не знаете? В детдом. В соседнее село, где глухонемые.
Ганна стала стучать кулаком по стеклу.
– Ты чего? – спросил шофер. – На двор хочешь?
Остановились. Ганна в лесок побежала. Шофер и мальчик у колеса стояли, журчали. Разговаривали.
– А там хорошо, в детдоме? – спрашивал мальчик.
– Кормят там хорошо.
– Это главное, – сказал, как большой, мальчик.
