Иван Сажин - Полигон
Женщина вмиг оживилась, листая журнал.
— Вот видите, есть же фасоны получше! — Теперь она была уверена, что не отстанет от моды не только в областном, но и европейском масштабе. — Что вы мне предложите?
Закройщица бегло перекинула несколько страниц и показала фигуры двух стройных длинноногих девиц в голубом и желтом платьях.
— Вот это прогулочное, с белой отделкой, будет вам очень к лицу. Лучшего фасона не подберешь.
Как видно, женщине надоело отвергать, она и сама хотела на чем-либо остановиться, и ответила согласием: это ей нравится.
— Вот и чудненько! — Аня сняла с плеча сантиметр и, обмеривая раздобревшую клиентку, делая записи в акте раскроя, оживленно затараторила: — Для пикника такое платье как раз подойдет. Летнее, без воротника, и теплое, под самую шею. Но оно с отделкой, и к нему нужны белые перчатки…
— Такие у меня есть, — ответила посетительница. Видя, что все складывается к лучшему, она повеселела.
Аня тоже забыла о недавней неприязни к женщине и своем намерении ответить ей отказом, и хотела только одного: чтобы та осталась довольна. Дописав последние цифры, отпустила ее.
— Все! Будьте здоровы. Оформляйте заказ у Раисы Антоновны. Первая примерка — в пятницу. Заходите во второй половине дня. Обед у нас с часу до двух.
— До свидания, милая. Спасибо вам.
В закройной Аня сняла кофту, пристегнула к поясу куцый суконный фартучек, чтобы не тереть платье о край широкого стола, занялась привычным и любимым делом…
Работа у нее спорилась. В течение полутора часов она раскроила столько, сколько иной раз не успевала и за полдня. А между тем все более отдавалась тому волнующему, пьянящему чувству, которое неизменно охватывало ее накануне встречи с любимым. Вдруг вспомнила, что Алексей пообещал прийти в шесть. Забеспокоилась, отложила ножницы. Как же не сообразила сразу? Надо было сказать ему, чтобы приходил на часок позже. Она сегодня до шести и не сможет приготовиться к встрече дорогого гостя. От радости забыла об этом во время разговора. Теперь вот думай, как быть.
«Зайду к Александру Павловичу, отпрошусь!» — решила Аня и заторопилась: время — пятый час. Сложив в фартучек свертки раскроенных материалов, отнесла их в цех, раздала мастерам и поднялась на второй этаж.
Заведующий ателье в своем кабинете писал доклад к очередному профсоюзному собранию. Это был седой и плотный мужчина лет шестидесяти. Во время войны он потерял левую ногу где-то под Яссами, не признавал протеза и ходил на костылях. Садясь за рабочий стол, прятал костыли в шкаф.
— Что, Аннушка? — спросил он закройщицу, снимая очки; широкое носатое лицо его преобразилось в улыбке. — Ну-ну, говори!
Держа перед собой уставшую от ножниц правую руку, она сказала просительным и ласковым голоском:
— Александр Павлович, мне надо уйти на часок раньше.
— Только и всего! — воскликнул он, — А я думал, что попросишь внеочередной отпуск в связи с предстоящей свадьбой.
— Александр Павлович!..
Смеясь, он махнул короткой, с широкой ладонью рукой.
— Не буду, не буду!.. Мастеров работой обеспечила?
— На весь завтрашний день.
— Ну и иди себе с богом. Сердечные дела не терпят отсрочки. Когда-то и сам был молодым.
Заведующий не первый раз вгоняет в краску. И тем не менее Аннушка вышла от него с легким сердцем. «Вот и чудненько!» — думала она, спускаясь по скрипучей деревянной лестнице, которую мастера и швеи почему-то назвали тещей. «О, вже теща заскрипела!» — говорили они. — Олександр Павлович пошкандыбал до
????
Аня на бегу известила приемщицу, что заведующий отпустил ее и что она сейчас уходит.
— Если надо, так чего ж не отпустить, — ехидно молвила Раиса Антоновна.
Тон ее ответа не задел Аню. У нее нынче ни на кого не было и тени обиды, все казались отзывчивыми и добрыми. И шутили от доброго сердца. Аня давно примирилась с тем, что ее называют невестой-сверхсрочницей. Теперь у нее была одна забота: не забыть купить все, что необходимо. Дома у нее, считай, ничего мет, кроме сметаны.
Алексей запрещает ей угощать его — боится, что она истратит лишний рубль. Сам же для нее ничего не жалеет: и кофточку купил прошлой осенью, когда ездил в отпуск, и золотой перстенек с камнем, и сумочку. Хотел даже отдавать часть зарплаты, да она отказалась наотрез, ведь не муж да жена, и сама прилично зарабатывает…
Встретились они в Москве, где оба учились. Он — в академии бронетанковых войск, она — в текстильном институте на факультете конструирования модельной женской одежды. В тот ясный зимний день оба случайно оказались на катке. Заметив, что девушка одна, Загоров поравнялся с ней, спросил:
— Разрешите составить вам компанию?
Высокий, плечистый, Алексей был тогда в шерстяном спортивном костюме, светло-розовой шапочке с кистью. Аня приняла его за спортсмена: он так уверенно держался на коньках, с такой легкостью мчался по сверкающему на солнце льду.
— Боюсь, это не доставит вам удовольствия. Как видите, я плохо катаюсь. — Аня говорила правду. Если бежала прямо, то еще ничего. Но лишь только пыталась повернуть, ее начинало безнадежно заносить и она нередко падала.
— Катаетесь вы вполне сносно, — весело заметил он. — У вас просто не наточены коньки. Давайте вашу руку.
Почувствовав опору, она пошла уверенней и даже на поворотах не теряла равновесия, точнее — напарник ловко и надежно подстраховывал ее… Так они начали встречаться. Сначала на катке и как бы случайно. А то, что он вызвался наточить ей коньки, так это было обычной любезностью молодого человека.
Вскоре Алексей и Аня обнаружили, что очень даже понимают друг друга. И не только на льду. Тем более, что по случаю весны каток закрыли. Им обоим было близко то, что они видели в театре, кино, картинной галерее. И в судьбах их оказалось много общего. Он вырос сиротой. Она не помнила отца, который в октябре сорок первого ушел в московское ополчение и погиб в бою.
Ей хотелось узнать о нем все-все, до малой подробности, и она не уставала слушать его. Когда же сама рассказывала о себе, то встречала такое внимание и сочувствие, которое располагает к откровению. Они жили друг для друга, и настала пора определить свои отношения, тем более, что Алексей заканчивал академию, получил назначение и скоро должен был выехать к месту службы.
— Знаешь, Аннушка, — трудно начал он во время очередной встречи. — Мне бы хотелось, чтобы наши отношения не затягивались тиной обывательщины. Сегодня двум любящим можно и не связывать себя браком, совместным имуществом. Наши чувства настолько выше всего этого, что мы сможем пренебречь условностями. Итак, да здравствует союз двух влюбленных! — неуверенно улыбнулся он, ожидая ее решения.
Аня ждала этого разговора и побаивалась, что Алексей поведет речь о скорой и неотложной свадьбе. Ведь она еще не окончила институт, а мать еще не расплатилась с долгами, в которые вошла, выдавая замуж старшую дочь Елену. К тому же не хотелось уезжать из Москвы, пугала самостоятельная жизнь…
И предложенное решение показалось ей великолепным. Она ведь тогда была лишена житейской предусмотрительности, не умела загадывать на будущее. И была романтична, хотя по женской своей интуиции знала, что в молодости проповедуют всякое, а жизнь потом берет свое.
— А знаешь, Алеша, ты здорово придумал! — ответила она тогда.
Это его ободрило и он продолжал: — Я вот почему пришел к такой мысли. Мне, человеку поенному, всю жизнь придется быть на колесах, А в армии закон: куда тебя посылают, не отказывайся. Офицерская профессия тем и отличается от прочих, что ты не можешь располагать собой, тебя могут вызвать в любую минуту и направить в самые неожиданные места. Девушка во всем согласилась с ним, хотя в душе была убеждена, что со временем все переменится к лучшему. Она тогда еще не знала, что Алексей Загоров непреклонен в своих решениях, — он был из числа тех людей, которые упорно следуют собственным принципам.
Закончив академию и проведя с Аней прощальный вечер, он убыл служить по направлению. Каждую неделю слал своей возлюбленной пространные письма, дышавшие нежностью и обожанием. Она отвечала ему тем же.
На следующий год Аня закончила институт. Теперь уже сама жизнь заставляла думать, куда поехать. Алексей не настаивал, чтобы она брала направление в места, поближе к нему, однако в последнем письме сделал приписку: быть с ней вместе для него — величайшее счастье. И она приехала, поскольку счастливой могла быть только рядом с ним. Ее охотно приняли закройщицей в местном ателье. Загоров уступил ей свою холостяцкую квартиру, а сам перешел жить в офицерскую гостиницу.
Пьянящими от избытка радости были их встречи. Но встречи эти вели в неведомое. И после каждой из них у Ани оставалось чувство неопределенности, вызывающее смутную тревогу. Не сомневаясь, что Загорочек, как она его ласково называла, нежно любит ее, все-таки не могла подавить в себе эту неудовлетворенность.
