Питер Хёг - Дети смотрителей слонов
Так что море вовсе не угроза и не мать родная для Финё. Море — это лотерея, благодаря которой мы всю тёплую половину года получаем большие выигрыши. И ещё — огромная игровая площадка и спортивный зал для детей и подростков острова, за исключением тех двоих в каждом классе, которые боятся воды.
Однажды представитель министерства образования на Финё Александр Финкеблод заставил Тильте поднять на уроке руку, этого Тильте не любит, ей кажется, что это унижает её достоинство, она считает, что если учителям надо удостовериться, что она что-то знает, то пусть так прямо её и спрашивают. В какой-то момент учителя сдались, даже Александр Финкеблод, но весь первый год он не отказывался от своих попыток, и вот как раз тогда он и спросил: «Как называется море вокруг Финё?» И потребовав, чтобы она, как и все, подняла руку, спросил её.
— Оно называется «Кошачья задница»,[5] — ответила Тильте.
Александр Финкеблод чуть со стула не упал и бросил в её сторону взгляд, который мог бы испепелить всё на своём пути, но Тильте ткнула пальцем в слово «задница» в Словаре датского языка — и придраться к ней стало невозможно.
После этого Тильте сказала Финкеблоду, что «Кошачья задница» всё-таки не самое хорошее название, лучше будет сказать: «Море Возможностей».
Название прижилось и стало на острове устойчивым выражением. Когда кто-нибудь спрашивает, где находится Финё, мы говорим: «В Море Возможностей».
Вот к этому морю сейчас и устремляется самолёт, вынырнув из облаков. На волнах видны белые барашки пены, дует ветер метров четырнадцать в секунду, и это означает, что кровь в жилах у Тильте, Баскера и у меня немного ускоряется, что оказывается очень кстати, потому что в этот момент Бодиль говорит:
— Мы наденем вам синие браслеты — как в прошлый раз.
В руках у неё три синих браслетика, состоящих из двух кусочков нейлоновой липучки, соединённых чем-то похожим на циферблат из пластика, и вот уже полицейские, которых, как мы теперь знаем, зовут Катинка и Ларс, защёлкивают браслеты каким-то инструментом, похожим на небольшой трубный ключ.
Но под «циферблатом» нет никаких часов. Там находится миниатюрный, но мощный передатчик и две маленькие литиевые батарейки. В «Большой горе» на стене висит панель, такие же есть и в полиции Грено и Орхуса. На этих панелях высвечивается номер каждого передатчика. Благодаря этому муниципальный отдел социального обеспечения и полиция всегда знают, где находятся счастливые обладатели браслетов.
Синие браслеты надевают опасным преступникам, отпуская их на выходные из тюрьмы, где они отбывают свои четыре года за то, что убили одним ударом семерых. И домохозяйкам, сидящим за то, что жестоко обращались со своими мужьями, с которыми теперь им запрещено встречаться, и отныне они не имеют права показываться в радиусе полутора километров от того места, где трясётся от страха избитый супруг со своей новой подружкой.
И ещё их надевают тем пациентам «Большой горы», которые были замечены с ломиками возле некоторых домов у нас на острове.
Но синие браслеты не надевают детям школьного возраста, которые привыкли бродить, где им вздумается.
Бодиль это знает, поэтому она и говорит о браслетах с какой-то фальшивой лёгкостью, с которой могла бы, наверное, заявить Иову, что у него всего лишь детская экзема и завтра всё пройдёт, или Ною, что дождик скоро кончится — если позволите привести пару примеров из Библии.
— Не забывайте, — говорит она, — что бы там ни случилось, мы за вас отвечаем.
Похоже, что Бодиль принадлежит к той большой группе взрослых, которые слепо верят в способность детей понимать тонкие намёки. Вот в этом-то я сейчас и спешу её разубедить.
— А вот это ваше «что бы там ни случилось», — говорю я, — Тильте, Баскера и меня особенно не радует, это что, означает: «даже если ваши родители никогда не вернутся»?
Бодиль вздрагивает. Но ремень перед посадкой она пристегнула, так что незаметно отползти в сторону и по-тихому выбраться на крыло у неё нет никакой возможности. Ей не остаётся ничего иного, как посмотреть нам в глаза.
— Это невозможно, — произносит она. — Совершенно исключено.
И тут впервые, через силу, прямо из бегемотьего сердца Бодиль наконец вырывается:
— Но мы очень встревожены, — говорит она.
♥Лечебница «Большая гора» расположена выше города Финё, на склоне холма Большая гора, вершина которого, находящаяся на высоте 101 метр над уровнем моря, является самой высокой точкой острова Финё.
Туристам, которым название «Большая гора» кажется смешным и которые собираются подшучивать над ним в присутствии Тильте, Баскера или меня, я бы порекомендовал, прежде чем они раскроют рот, получше защитить зубы и заплатить все надлежащие взносы по страхованию жизни. Потому что мы — жители Финё — становимся чувствительными и ранимыми, когда речь заходит о нашем острове.
Вообще-то смеются все обычно до тех пор, пока не увидят вид с горы. Стоит только добраться до вершины — и не остаётся ни одного равнодушного. Мне случалось видеть, как люди с байкерской символикой на куртках, обритые наголо, с ползущей по затылку татуировкой и засунутым в велосипедную сумку обрезом разражались слезами перед этим видом.
Людей потрясает в первую очередь величие, а величие всегда трудно объяснить. С Большой горы открывается вид на весь остров Финё — от города Финё на юге на все двенадцать километров до маяка на северной оконечности — и на Море Возможностей. Кажется, что Финё парит, словно зелёная планета в тёмно-синем космосе моря. Видите — я пытаюсь внести свой вклад в песенник для высших народных школ.
Этот вид и открывается сейчас перед нами с Тильте. Когда мы стоим на террасе лечебницы «Большая гора».
И тут Тильте обнимает меня сзади.
Не следует очень-то позволять другим людям к тебе прикасаться. Например, маме я больше этого не позволяю, мне ведь уже четырнадцать, через полтора года я поеду в школу-интернат, а через два с половиной окончательно уеду из дома.
К тому же мама испытывает какую-то растерянность, когда хочет дотронуться до меня, всё потому, что никак не может понять одного: ещё вчера, как она частенько говорит, её ребёнок был младенцем, а теперь ему уже четырнадцать, его бросила женщина, и он лучший нападающий основного состава, и однажды его заподозрили в курении гашиша — хотя никто ничего так и не смог доказать.
Так что мама не знает, имеет ли она право обнять меня, или же ей надо сначала отправить по этому поводу ходатайство, или лучше вообще забыть об этом, в итоге у неё ничего не получается — если только я сам не сжалюсь над ней и не обниму её так, как будто это она ребёнок, а я — взрослый.
С Тильте дело обстоит иначе, она нутром чует, на что имеет право, и это не глупости, так что сейчас она обнимает меня.
— Петрус. — говорит она.
Если Тильте кого-то как-то называет, это неспроста. Однажды, когда папа с мамой ссорились, а к нам пришли гости, Тильте встретила гостей на пороге, проводила их в комнату и представила отца и мать, сказав:
— Это мой отец и жена моего отца от первого брака.
Отец был женат лишь раз в своей жизни, и при этом на маме, так что гости вздрогнули, и папа с мамой тоже, а когда гости ушли, папа с мамой спросили Тильте, что она имела в виду, и Тильте сказала, что ведь никогда нельзя знать, сколько продлится брак, тем более если он уже перешёл в такую агрессивную стадию.
После этого папа с мамой довольно долго не ругались.
Если она называет меня «Петрус», следует навострить уши, это то имя, которое она обычно использует, когда хочет напомнить мне о существовании двери.
Так что на мгновение мы замираем. И прислушиваемся к тишине. Хотя в ней, конечно, нет никаких звуков. Это так же, как и со счастливым детством. Не стоит задумываться о нём, иначе оно пропадёт. Надо лишь вслушиваться. И пусть даже нет никаких звуков.
Тишина длится одно мгновение. Потом её нарушает восторженный возглас.
— Тильте, мой колокольчик, и мой сладкий малыш Питер, вы замечательно выглядите!
Мы оборачиваемся на звук голоса.
— Рикард, — говорит Тильте. — Ты похож на миланского мальчика по вызову.
Тильте, как обычно, попала в точку.
♥На графе Рикарде Три Льва[6] ковбойские сапоги из настоящей змеиной кожи с высокими каблуками, рыжие кожаные штаны, облегающие его как кожура банан, и белоснежная рубашка, расстёгнутая до пупа, так что все могут созерцать его золотые цепи и осознавать тот факт, что он тощий как щепка, как будто аппетит покинул его несколько лет назад и больше не возвращался.
На самом деле так именно и обстоит дело. Когда мы познакомились с Рикардом Три Льва, он лежал в лечебнице, пытаясь избавиться от героиновой зависимости, которая и лишила его аппетита, как это обычно бывает с большинством наркоманов. Чем-то это очень похоже на влюблённость: раз уж вы нашли такую прелесть, как героин, стоит ли терять время на всякие досадные мелочи, например, на удовлетворение голода?
