София Ларич - Анталия от 300 у.е., или Все включено

— А в отель сейчас влезет сто двадцать три человека? — спрашиваю я Ильхама и тянусь к бумагам. — У нас выезжает… семьдесят два. Немцев с турками здесь раз-два и обчелся, так? Даже если и они уедут, это погоды не сделает, как я понимаю.

— Замена, — отвечает он. — Почти полный автобус в «Жасмин Резорт» на три дня.

— Блин!

— Даже хуже, — усмехается он. — Тебя туристка искала.

— Всего одна? Какой хороший день. Чего хотела?

— Денег. Хочет отказаться от трех экскурсий.

— Не очень хороший день. — Я откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди. — А что за туристка?

— А помнишь, пухлая такая, все время в шляпе соломенной ходит? — говорит Бебек. — Мы посмотрели, ты продавала ей Демре, рафтинг, обзорку и «Акваленд».

— Да помню такую. На обзорную она точно съездила, я ее видела в автобусе. Блин, и теперь она хочет отказаться от остальных? Она же, кажется, с мужем и сыном. — Я быстро прикидываю сумму, пощипывая пальцами нижнюю губу. — Триста пятнадцать долларов! Не отдам. Вы ей что сказали?

— Что ты будешь вечером, — отвечает Бебек.

— А то, что деньги за экскурсии не возвращаются, не сказали?

— Сказали. Она ноет.

— А пятьдесят процентов?

— Ну, попробуй поговори с ней. Она к семи подойдет, — вставляет Ильхам.

— Не хочу я с ней говорить. Достал, твою мать, этот детский сад! То они обгорели, то заболели, то объелись, то напились! — Я растекаюсь по столу и кладу голову на сгиб локтя. — Слышали? Айдын приезжает.

— К нам едет ревизор, — бормочет Ильхам, закуривая.

— Хуже. — Я вдруг вспоминаю про нестираную форму и резко выпрямляюсь: — Ильхам, ты шмотки отвез в прачечную?

— Да, уже можно забирать.

— Давай сходим? Бебек, посидишь?

— А ты что, одна не можешь сходить? Чего я тут за всех должен пахать?

— Леш, почему ты постоянно ноешь? — Я бросаю на него взгляд, который должен показаться ему презрительно-укоризненным, и встаю. — Пойдем, Ильхам?

Мы выходим из отеля и сворачиваем на улицу, усеянную пансионами и виллами разной степени обветшалости. Сюда редко забредают туристы-иностранцы, и поэтому чувствуется, что улица живет своей жизнью, мало подчиненной коммерческим законам. На крыльце недавно отремонтированного дома, еще заставленном ведрами с краской, женщина лущит фасоль. Ее цветастый платок сполз с головы, обнажив черные с седыми нитями волосы. Она тихонько напевает. За домом открывается приземистое здание начальной школы — его белят раздетые до пояса мужчины, черные от загара. Воздух неподвижен и пропитан тишиной, трудно даже представить, что на соседней улице сейчас идет борьба за каждого туриста. Торговцы там назойливы, спешат продать и заработать, чтобы перезимовать, не влезая в долги. Перед магазинами кружат ханутчики — зазывалы, работающие за комиссионные. Владельцы лавок тем временем пьют у дверей чай из маленьких пузатых стаканчиков, цепко оглядывая каждого в пестрой полуголой толпе. Такое пристальное внимание очень утомительно. Я стараюсь избегать его всеми способами — например, оказываясь в Кемере, там, где торговцы не знают, что я гид, я покупаю на автостанции газету «Sabah» или «Hürriyet» и сворачиваю ее так, чтобы еще издалека каждому было понятно, что газета турецкая. Тогда меня не зазывают, хотя и вздергивают брови недоуменно, потому что чуют, что я не турчанка, и не совсем понятно кто.

— Ильхам, что мы будем делать с рыбным рестораном? — спрашиваю я, наклоняясь, чтобы сорвать высокую тонкую травинку. Я прикусываю ее стебель.

— Я уже сказал некоторым туристам. Захотят подойдут к тебе или ко мне. Потом возьмем автобус у Заура и отвезем их. Комиссионные сразу — десять процентов.

— А Заур водителя дает? А то будет очень красиво, если тебя Метин застукает за рулем какого-то левого микроавтобуса.

— Ага, в форме. Красивый такой. Качу. Сзади туристы «Арейона» сидят. — Ильхам смеется. — Надо бы еще фуражку себе сделать. Кстати, может, съездим туда сегодня?

— Так ты же договорился насчет комиссионных, чего ехать?

— А просто поужинать не хочешь?

— Форельки съела бы, да. Машину найдешь?

— Уже.

Ильхам достает из кармана ключи.

— А чего мы тогда пешком идем?! — возмущаюсь я.

— Прогуляться. Посмотри, как здесь хорошо. Тихо.

Он срывает с молодого деревца на обочине персик, крупный, желтый с одного бока, бордовый — с другого, и протягивает его мне. Я кусаю его, сок течет по пальцам, капает в бархатистую пыль под нашими ногами.

Завидев нас издалека, хозяйка прачечной отставляет в сторону утюг и выходит на порог, крутобедрая, распаренная, улыбающаяся. Она спрашивает, как у нас дела и работа, начинает проворно раскладывать наши вещи по пакетам. Покачивая головой в такт словам Ильхама, она надевает на тонкие металлические вешалки наши рубашки с вышитым зеленым логотипом на воротнике и кармане, осторожно встряхивает их и расправляет складки. Отдает их нам и напоминает о том, чтобы мы не забыли принести вешалки обратно. Мы ее постоянные клиенты, но я уверена, что не в этом причина ее доброго отношения и обращенной к нам улыбки. Она не притворяется. Жизнелюбие и приветливость у нее врожденные, южные, от солнца и фруктов.

Мы расплачиваемся и, сердечно попрощавшись, возвращаемся на ту же дорогу. Ильхам несет пакеты, я — вешалки с рубашками.

Прежде чем свернуть к отелю, мы подходим к Зауру, сидящему на обочине за колченогим столом. Стол окружают деревянные треноги с большими, блестящими фотографиями местных достопримечательностей. Так работает уличное экскурсионное агентство.

— Привет, Заур! — Ильхам протягивает руку для приветствия и бросает взгляд на лежащую на столе тетрадь: — Много наших записали?

С уличными агентствами, работающими рядом с нашим отелем, мы не враждуем. Таких конкурентов нам все равно не побить. Поэтому мы с ними втихую сотрудничаем — берем машины со скидкой и получаем полезную для работы информацию.

— О, Ильхам-бей! Приветствую! Как дела? — Заур встает из-за стола, прижимая руку к левой стороне груди. — Не, не много записали. Не записываются, гады, говорят, уже все видели. Да на вот, сам посмотри.

— Ладно-ладно. Скажи фамилии.

— Ну вот… — Заур постукивает указательным пальцем по переносице. — Игнатьев есть… Бондаренко еще. Все, больше никого из ваших.

Мы с Ильхамом переглядываемся, одновременно вспомнив фамилию пухлой женщины в соломенной шляпе.

Ильхам отдает Зауру честь указательным и средним пальцем:

— Спасибо. Давай! Увидимся!

Бондаренко встречает нас на входе в отель. Я отдаю Ильхаму вешалки с рубашками, здороваюсь с туристкой и предлагаю ей присесть за столик напротив регистрационной стойки.

— Ой, Томочка, вы знаете, мне так неловко, но мы вынуждены отказаться от экскурсий, — начинает Бондаренко, присаживаясь на самый краешек ротангового кресла.

Я спокойно сажусь напротив нее, кладу руки на стол и говорю с деланным участием:

— Да, Ильхам с Алексеем мне уже сказали. Что-то случилось?

— Вы понимаете, муж заболел. Вчера вот прихватило, не знаем, что делать, какие уж тут экскурсии!

— Правда? — Я заглядываю ей в глаза. — Вы к врачу обращались? У вас же страховка. Если надо, я могу пойти с вами, перевести. Или в аптеке лекарства нужные купить.

— Спасибо большое, Томочка, но у нас все есть. Самостоятельно подлечим.

— Ну, смотрите. И от каких экскурсий вы хотите отказаться?

— От всех. Не знаю, когда ему лучше станет. — Она торопливо протягивает мне три мятых и влажных бело-зеленых билета.

Взяв у нее билеты, я поднимаюсь:

— Подождите, пожалуйста, я сейчас принесу деньги.

Я вхожу в дверь с надписью «Staff Only», киваю Савашу и спрашиваю, где Мехмет-бей. Саваш показывает подбородком в сторону кабинета фронт-офис-менеджера. Постучавшись, я заглядываю туда:

— Мехмет-бей, добрый вечер. Могу я выйти из отеля через ваше окно?

Хохотнув, он отрывается от компьютера:

— А что случилось, Тамара?

— Меня хотят убить туристы, Мехмет-бей.

— А-а-а! Я тебя спасу! Какие проблемы! Подсадить? — игриво спрашивает он и встает, чтобы открыть мне проход к окну.

— Спасибо. У меня ноги длинные.

Я спрыгиваю в кусты, обрамляющие стоянку служебных машин, и выхожу с нее на обочину дороги. Пропустив резвый долмуш — он обдает меня волной масляно-жаркого выхлопа, — я поворачиваю к ложману. Иду я не спеша и когда вхожу наконец в свою комнату, то так же неспешно раздеваюсь и ложусь на кровать. Потом звоню Ильхаму.

— Ты где? — спрашиваю его я.

— В ресторане.

— Когда доешь, пойди, пожалуйста, на ресепшен и отдай этой бабе триста пятнадцать долларов. Можешь не спешить — она никуда не уйдет.

— А ты где?

— Я в ложмане. Примерно через полчаса подойду.