Елена Сазанович - «Я слушаю, Лина…»
– И все-таки, Даник, на твоем месте я не стала бы делать таких поспешных выводов.
– Да ты что, Лина! Это дело крайне простое! Не стоит терять времени. На его стороне теперь только время. И если он его выиграет… Это нельзя допустить. Нам осталось лишь его разыскать. И мы тут же закроем дело.
Я нахмурилась.
– Я все-таки перепроверю все факты, Данилов.
Даник невесело усмехнулся. И кивнул на мои джинсы.
– А ты умница, старуха. Чтобы разговаривать с этими подонками, твой первоклассный костюмчик придется забросить подальше. На время, безусловно. Кстати, разговор выйдет не из самых приятных. Ты сама прекрасно об этом знаешь. Это же твой любимый контингент.
Даник меня раздражал все и больше и больше. Я смотрела на его гладковыбритое, неправдоподобно красивое лицо. Атлетическую фигуру. Блестящие от геля темные волосы. Темно-синий в мелкую крапинку костюм – последний писк моды. Весь этот эстетский вид удачно дополняла широкая голливудская улыбочка. Черт побери, что этот красавчик делает в угро! Почему он не снимается в кино? Или не поет на эстраде? Там ему самое место. Не его это дело шастать по полутемным подвалам. Выслушивать похабщину от местных подростков.
– Ну хорошо! Допустим. Этонекий Лманов. Допустим. Черт с тобой, допустим! Но… Но ты уверен, что это убийство?
Даник придвинул стул поближе к моему столу. И перегнувшись через стол. Посмотрел прямо в мои глаза.
– Тут и ежу понятно – никаким убийством даже не пахнет, старик. Я все перепроверил. Я всех ее дружков порасспрашивал. У них были вполне приличные отношения. По-моему, она только его и терпела. Она довольно трудно сходилась с людьми. А с этим пацаном у нее были неплохие отношения. Но в любом случае, он толкнул ее, Лина! Этого вполне достаточно для дочки прокурора. Прокурору не важно, как это произошло. Ему не важно, что она нарвалась на грубости. Что она просто напросто достала парня! Ему важно совсем другое. Она мертва, Лина! Слышишь! Вот он твой излюбленный фактик! Она мер-тва! Он был помешан на своей дочери. Поговаривают, что с женой они расстались. И дочка целиком пошла в мамашу. Но дочь он свою очень любил…
– Ради нее он меня бросил, – еле слышно прошептала я.
Даник тактично перевел взгляд за окно. Там по-прежнему сверкало ослепительное зимнее солнце. Даник сделал вид, что не расслышал моих слов. И солнечные блики на снегу его интересуют гораздо больше.
– Даник, – тихо позвала я. – Послушай, Даник. Но ведь истина совсем в другом. Даже если это дочь прокурора. И дело тут даже не в фактах. Я была не права. Дело просто в правде.
Я растерянно смотрела на Даника. И в моих глазах читалась нескрываемая беспомощность. По-моему, Даник впервые видел меня такой. И сам растерялся от неожиданности.
– Даник! Неужели ничего нельзя сделать? Подумай, Даник?
Он погладил мою руку. И впервые почувствовал, что рядом с ним – женщина. Видимо, от этой мысли ему стало приятно.
– Ничего Лина. Ничего нельзя сделать, Лина. Ты же лучше меня знаешь прокурора. Я понятия не имею, насколько у вас близкие отношения, но и в этом случае ты его, ей Богу, не сможешь уговорить. И все будут на его стороне. Все! Ты же сама прекрасно понимаешь, как у нас держатся друг за друга. Каждый здесь должен быть уверен, что его дом. Его семья – неприкосновенны. Впрочем, – Даник махнул рукой, – мне ли тебе это объяснять, Лина.
– Но ведь это же будет несправедливо…
Даник резко ко мне обернулся. И недоверчиво взглянул на меня.
– Но зачем тебе это? Не ты ли сама говорила, что большинству вообще не стоит появляться на свет. И что ты понимаешь под справедливостью, Лина? Когда я их сегодня увидел… С мутными глазами. Презрительными ухмылками. И ничего святого в лицах. Ничего! Никто из них не прочел ни одной книжки, я уверен! И каждый из них опасен! В этом я тоже уверен! Недаром места их сборищ – грязные вонючие темные подвалы. Люди выбирают себе места по душе, Лина. Чистая душа не сможет жить там. Поэтому… Месть будет вполне справедливой. Поверь… Если не сегодня, то завтра обязательно этот парень совершил бы преступление. И в этом я тоже, черт побери, уверен!
– Но ведь ты его даже не видел…
– Я видел его друзей. И слышал, что они говорят. Мне этого достаточно.
Я некоторое время сидела молча. Беспомощно опустив руки на колени. Потом медленно подняла на Даника взгляд:
– Я не знала, что ты так жесток, Даник.
– А я не знал, что ты так сентиментальна, Лина.
Он резко встал с места. Приблизился к двери. И приостановился. Не выдержал. Оглянулся. Сегодня он вдруг понял, что последнее слово должно остаться за ним.
– Я рад, что сегодня мы больше узнали друг друга, – и тут же поспешно добавил. – Я сделаю все, чтобы как можно скорее разыскать этого подонка. Салют!
И он проворно скрылся за дверью моего шикарного кабинета. И, пожалуй, впервые усомнился в моих профессиональных способностях. И, пожалуй, впервые пожалел, что не сидит в моем кресле.
…Даник вел расследование правильно. И нужды перепроверять его работу не было. Он был на месте преступления. Он успел встретиться с друзьями жертвы и так называемого преступника. И все-таки я решила пойти по его следам. Наш спор не был закончен. И я должна была победить в этом споре. И поэтому прямиком направилась в уже знакомый райончик нашего городка. Где и надеялась отыскать ребят. Даник был прав, заметив что с этими ребятками нужно разговаривать в другом костюмчике. Мой дорогой английский костюм здесь точно был бы некстати.
В этом подвале ничего не изменилось со времени моего первого и последнего там пребывания. Когда я впервые увидела Нину, дочь Филиппа. Тот же скверный запах. Те же разбитые бутылки. Только их стало гораздо больше. Те же раздавленные окурки. Здесь и ничего не должно было измениться. Такие места не меняются.
И я с тоской вспомнила свой уютный дом. Высокие потолки. Широкие окна. Много света. Много книг на деревянных полках. Оранжевый огонек во встроенном камине. Там много тепла. И мне поскоре захотелось убраться отсюда. В свой чистый интеллектуальный мир. И мне уже трудно было подыскать объяснение своему безумию.
Глаза с трудом привыкали к темноте. Но я отлично чувствовала эти нахальные взгляды. Бесцеремонно разглядывающие меня с ног до головы. И все же я решила первой не нарушать молчание. Мой опыт подсказывал, что разговор должны начать они. И только тогда по тону, по фразам, интонациям я определю, куда направить нашу беседу.
Наконец после затянувшегося молчания вспыхнул слабый огонек свечи. И одновременно раздался хрипловатый мужской голос:
– Здесь вообще-то не ждут гостей.
Свет, рассеявшийся по подвалу, наконец мне позволил увидеть эти помятые физиономии. Два парня и одна девушка. Я не помню, были ли они в тот день, когда я пришла сюда впервые. Для меня все такие ребятки были на одно лицо. Серые, бесцветные, с немытыми волосами. В пошарпанной, помятой одежде.
Они сидели на корточках. В один ряд. Прислонившись к бетонной стене. Но холода, по-моему не чувствовали. Их согревало вино. Бутылка стояла перед ними уже наполовину пустая. И я поняла, что за сегодняшнее утро это не первая.
– И что же мы отмечаем? – как можно спокойнее спросила я.
– А перед кем мы должны отчитываться, тетенька?
И опять эта мне знакомая «тетенька». Черт побери! Мне так захотелось поставить их на место! Но я понимала, что пока это делать нельзя. И просто стиснула зубы. И сквозь зубы процедила.
– Со своей тетенькой вы можете болтать, хоть развалившись на полу. А здесь другой случай. Поэтому будьте добры, молодые люди, встаньте. И отвечайте как следует на вопросы главного следователя угро.
Они переглянулись. Им вставать явно не хотелось. И не потому, что было лень. Просто они терпеть не могли подчиняться. И это не был протест взбунтовавшейся молодежи против несправедливости взрослой жизни. Это было просто природное хамство.
– Встать! – уже приказала я. – Если не желаете разговаривать в другом месте.
У них не было выбора. Перед ними была не просто тетенька. Забежавшая пожурить деток за распивание спиртных напитков в подвалах. В этом случае речь шла об убийстве. И они это понимали. И медленно поднялись с бетонного пола. Глядя на меня ненавидящими глазами. Но мне было плевать на их взгляды. Я в любую минуту могла заставить их стать жалкими и боязливыми. Но не спешила это делать.
– Так что же мы отмечаем, ребятки?
Самый смелый из них. Коренастый, маленького роста парень. В солдатских черных ботинках. И кожаной черной куртке с металлическими «заклепками» чуть подался вперед. И в его светло-карих маленьких глазках, как у хорька, появились насмешливые огоньки.
– А я вас узнал, – наконец прохрипел он. – Вы уже здесь были. Тогда Нинка вас здорово отшила. Как тогда она сказала про вас? Сейчас припомню. Нужно остерегаться не уродов и калечных. А красивых, правильных людей с ясным…
