Александр Семенов - Сборник рассказов. Журнал "Наш современник" № 2, 2012
Старик было уже решил, что ему не стоит обижаться на этого колючего, неудобного человека, так упорно разрушавшего его устоявшийся мир. Тоже ведь хлебнул мурцовки. Собеседник его молчал, хмуро и отрешенно смотрел прямо перед собой, будто решая, какие еще силы бросить в бой.
— Стихи вспоминал. «В красном сне, в красном сне, в красном сне бегут солдаты, те, с которыми когда-то был убит я на войне...» — неожиданно продекламировал он хриплым голосом. — Так мог только повоевавший написать.
— Таким голосом только команды отдавать, а не стихи читать, — сказал старик, понимая, что разговор близится к концу, но не удержался и добавил: — А всю правду о войне ни тебе, ни мне никогда не узнать.
— А правду и нельзя обнажать до исподнего, голая правда может до смерти перепугать.
— Эк тебя забрало. Тебе-то чего бояться, себя разве что...
— Всегда есть чего бояться. Один человек мне рассказывал, что, целясь себе в висок, зажмурился, чтобы пороховые газы не попали в глаза. Приблизительно то же испытал я, когда танки по Белому дому лупили.
Старик несколько минут потрясенно молчал, затем перевел дыхание и дрожащим голосом спросил, будто попросил милости:
— Ты, что же, и там повоевал? Я, увидев по телевизору танки, бьющие прямой наводкой по своим, заплакал, а с меня слезу выжать....
— Не воевал, а наводил порядок, — сухо ответил тот.
— Ты соврешь, не дорого возьмешь, — сказал старик, глядя поверх очков слезящимися глазами, — Ты, поди, и про Афганистан все выдумал, и про Москву.
— Жизнь не выдумаешь, она тебя так выдумает, мало не покажется. Ведь ты сам только что говорил, что за невыполнение приказа — стенка. Только в моем случае — трибунал. Живу все это время с ощущением — будто это я на своем горбу войну через границу перетащил. Гнилое время, — выругался он, — а жить надо, детей надо учить, а чему и на что...
— А что, теперь без денег не выучить?
— Я не о том. На что учить — на жизнь или на погибель. Что спасать вперед — живот или душу, — жадно спросил он, и старику впервые за все знакомство показалось, что в его стальных глазах мелькнула тень растерянности.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — только и нашел, что сказать старик. Да и что тут скажешь, никто еще никого жизни не научил.
— Попрощаться пришел. Все, шабаш, приказ пришел, уезжаю, — вымолвил он. — Недовоевал, недослужил, денег и тех не заработал, одни ордена страны, которой уже нет.
Старик знал, что они никогда больше не увидятся, и проводил его долгим тоскующим взглядом. Офицер уходил легким скользящим шагом и скоро скрылся в угрюмой полутьме старых деревьев.
Поверху широкой плавной волной прошел ветер, пригнул и распрямил вершины деревьев. Закатное небо напоследок окрасилось светом красного золота. Пахнуло ивовой свежестью, горьким дымком и еще каким-то давно забытым весенним запахом, от которого у старика защемило в груди. Как мелки были его огорчения, неуместны стенания и бесполезны переживания по сравнению с жизнью, плавный поток которой могуче и неудержимо тек во времени и пространстве.
Белка ткнулась холодной мордочкой в руку и замерла. Близко всхлипнул тонкий лед на подмерзшей лужице, и тут же послышались чьи-то легкие шаги. Старик поднял глаза и увидел, что перед ним стоит девочка в розовом пальто и черных лаковых ботиночках. Нарядная кроха, наклонив голову в аккуратной шляпке, с любопытством смотрела на него.
И он постарался улыбнуться ей своей прежней щедрой обворожительной улыбкой. Девочка наморщила носик, отвернулась и спросила:
— Мама, а кто этот страшный дедушка?
В ответ донесся сочный ленивый голос:
— Деточка, это посторонний человек. Отойди от него.
Элегантная молодая женщина вышла на тропинку и нетерпеливо сказала:
— Пойдем отсюда, я же говорила, что здесь нет ничего интересного.
— А посторонний — он какой?
— Чужой.
— Чужой — значит ничей? — упорствовала девочка.
— Да откуда же мне знать, — похолодел женский голос, — пойдем, папа в машине ждет...
Девочка шагнула назад, но тут же изумленно вскрикнула:
— А у него из-за плеча белочка выглядывает!
— В городе белки не водятся, — назидательно сказала женщина и замолкла.
Белка порскнула на лиственницу, плавно перелетела на соседнее дерево и скрылась в гуще ветвей. Девочка зачарованно смотрела вверх.
— На, дай дедушке денежку, — торопливо сказала мать.
— Он бедный, да, ему кушать нечего? — по-взрослому рассудила девочка.
— Он не бедный, он бедненький, ничего в жизни не видел и уже не увидит, — вздохнула женщина, взяла за руку дочь и повела на протяжный трубный звук автомобильного клаксона, несущийся из-под горы.
Старик с рассеянной улыбкой смотрел им вслед, сохраняя легкое прикосновение теплых детских пальчиков, и не сразу обнаружил в руке свернутую трубкой денежку.
Тяжело опираясь на трость, поднялся со скамьи и медленно, загребая ботинками оттаявший палый лист, двинулся к выходу. Огибая черемуховый куст, отвлекся на мелькнувшую стороной белку и оскользнулся на замшелом бугорке. Пласт перепревшей земли расползся под ногой, обнажив обломок серого надгробного камня. Сумей старик рассмотреть в сумраке, на какое препятствие наткнулся, может быть, и вспомнил, как на этом самом месте он по складам повторял вслед за дедом высеченную на граните надпись: «Здъсь покоится купецъ I гильдiи...»
Александр Лебедев. ПРОВЕРКА НА ПРОЧНОСТЬ
Неделю назад старшего лейтенанта Веньку Крутова, артиллериста со сторожевого корабля «Лунь», прикомандировали на соседний корабль, который заступал в боевое дежурство. Сегодня он благополучно сменился, прибыл на свой сторожевик, представился командиру, заслушал старшин команд. Причин для беспокойства вроде бы нет. Правда, мичман Загубисало доложил:
— Арсенальщик, матрос Зародов, получил недавно письмо и ходит, словно в воду опущенный. Откровенного разговора с ним не получается.
Крутову не нужно было напрягать память, чтобы представить образ матроса: среднего роста, крепкий, круглолицый, белобрысый, молчаливый, по-деревенски наивный, стеснительный и уважительный. Он сразу располагал к себе и вызывал добрую улыбку.
— Вызовите ко мне, — приказал старший лейтенант.
— Не может буть, он после обеда отпущен в город, помочь киномеханику получить хвильмы, — пояснил Загубисало.
— Жаль, надо бы с ним побеседовать, — расстроился Крутов.
— Успеете, дило не срочное, отдохнете, ниче за сутки не случится, — успокоил его мичман.
«Действительно, зря беспокоюсь, Степан парень основательный, из многодетной семьи, отпуском на родину поощрен», — подумал Крутов, дал задание подчиненным и сошел на берег, на заслуженный выходной. Дома проблем хватало. В городке несколько дней назад вышла из строя котельная, в квартирах батареи отопления холодные, нет горячей воды, из-за снежных заносов не завозили молочные продукты и хлеб. Хорошо, на новоселье сослуживцы подарили электрический обогреватель. Венька сильно переживал из-за того, что ничем не мог помочь семье, пока находился в дежурстве. Всего один раз ему удалось поговорить с женой по телефону. Она заверила, что все в порядке, однако голос был какой-то тусклый, усталый, без обычных шуток и подначек. Только на расстоянии как проверишь, так ли это, или просто успокаивает?
Снег весело скрипел под ногами, искрился до боли в глазах. Настроение приподнятое: по службе все в порядке, дома ждут. Вот и торопился Венька: жену обнять, дочурку Анечку понянчить, по хозяйству помочь. Для корабельного офицера сутки на берегу, что для сухопутного месяц отпуска. Инна открыла дверь, увидела мужа, вспыхнула от радости, засуетилась:
— Доченька, иди сюда, папа пришел!
Смотрит Крутов, ну и дела! Отсутствовал всего ничего, а Анюта уже пошла, неуверенно переставляет ножки, переваливается медвежонком, с трудом удерживает равновесие, но идет, ручонки тянет. Не забыла папку! Поднял Крутов дочку, подбросил над головой. Анюта ротик раскрыла, воздуха глотнула, рассмеялась. И боязно ей под потолок взлетать, и нравится одновременно. Дорогого стоят эти минуты. Наверное, такие семейные радости и помогают забыть о неприятностях и, как в уставе написано, «стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы». Поужинали, искупали дочку. В делах и разговорах вечер пролетел незаметно. И усталость подступила, и на сон потянуло.
— Как хватает у тебя сил целый день крутиться? — удивился Крутов.
— Любовь помогает справляться, — смущенно ответила Инна.
— К кому? Ко мне или к дочке? — ревниво спросил муж.
— К обоим, дурачок, пора бы догадаться.
Утром Венька вышел с лопатой размяться, снег возле подъезда почистить и нос к носу столкнулся со своим оповестителем.
— Ты что это в такую рань по городку бегаешь? — удивился Крутов.
