Ион Деген - Статьи и рассказы
На заводском аэродроме все началось сначала. Директор завода заявил, что врученный командиру номер счета в лучшем случае номер телефона любовницы начальника генерального штаба Республики Конго (Браззавиль), что самолету нечего делать на заводском аэродроме, так как бесплатно ремонтировать его не будут.
Ко всему еще, пожаловался командир экипажа собравшимся в кабинете, их лично нагло и подло обобрали. Командировочные — тридцать долларов в день, деньги значительные только по советским понятиям — у родственника президента, а он отказывается выплатить их экипажу, так как, мол, деньги экипажу не нужны, поскольку они прилетели к себе домой в Киев.
Заведующий административным отделом долго смотрел на членов экипажа, все еще стоявших там, у противоположного конца стола. Лично он не испытывал к ним недобрых чувств. Более того. От всего сердца он сейчас желал, чтобы на каждого из этих восьми черномазых нашлось бы, по меньшей мере, по одной бляди с трусиками, которая не только обобрала бы их до нитки, но даже душу из них, подлых, вымотала. Но поди угадай, чего хочет Первый!
— То, что вы, мудаки, дали объегорить себя черножопым, ваше личное дело. Но как это советские люди, коммунисты, не думают об интересах своей страны? Что, иностранные доллары полностью затмили вашу бдительность? Гнать вас к такой матери надо из партии. Но ограничимся только строгим выговором командиру, второму пилоту, штурману, бортмеханику и радисту. Теперь так. Самолет пока ремонтировать. Там разберемся. Что касается посла в Браззавиле и воздушных границ нашей родины, это дело Москвы. Мудаки вы все-таки. Я еще понимаю, если бы вас об…бал белый человек, а то какие-то черножопые.
Мудаки вы мудаки.
Маршал с удивлением посмотрел на заведующего. Откуда у него такая ненависть к неграм? К жидам — оно понятно. Но негры?
Маршал не знал, что несколько часов назад заведующий отделом был сенсибилизирован демонстрацией черных студентов и причиной этой демонстрации. Но даже безотносительно к этому заведующий отделом не любил разных чужеродцев. А почему, собственно, он их должен любить?
Солнце уже давно покинуло портрет Леонида Ильича и вообще ушло из кабинета. Думалось трудно. Раскладке пасьянса мешали периодически воскресавшие в сознании детали прошедшего дня. Радовало только, что Первый благосклонно отнесся к докладу. Если бы убрать из семнадцатого ряда двух заведующих отделами, все сошлось бы лучшим образом. Позвонить, что ли, заведующим промышленным и транспортным отделами? Ведь им футбол нужен так, как ему марксистско-ленинская философия. Но они же, сволочи, не откажутся. Ведь в ложе будет Первый с гостями.
Секретарша доложила, что звонит следователь КГБ, тот самый нагловатый интеллигент. Вот и сейчас он начал в манере, которую в разговоре с заведующим отделом не позволяет себе даже маршал:
— Надеюсь, вы достаточно устойчиво сидите в своем кресле?
Ах ты, сука, интеллигентская морда, двусмысленностями балуется!
— Потому что новость, которую я вам сейчас сообщу, может свалить с ног даже привычного человека.
На сегодня, — подумал заведующий отделом, — вполне достаточно новостей.
— Мы нашли девицу, — продолжала телефонная трубка. — Официант ресторана гостиницы «Киев» узнал ее сразу. Но об этом он решил поделиться с нами, а не с милицией. Дело больно деликатное. Девица-то дочка…
Заведующий отделом и вправду чуть не свалился, услышав фамилию. Бог ты мой! Дочка самого…
— Мне удалось поговорить с ней. Операция, скажу я вам, была тончайшей. Пиджак с паспортом она выбросила. Паспорт оказался недалеко от указанного ею места. Пиджак исчез. С деньгами сложнее. Советские она отдала. Говорит, инвалюты не было. Врет, конечно. Но ведь ее не допросишь, как следует. Я дал задание моим ребятам проследить, по каким каналам потечет валюта.
Сволочь интеллигентская. Но работать умеет. Ничего не скажешь. А что если…
— Послушай, подполковник, у меня тут возникла одна идея. — Он рассказал историю с самолетом и предложил: — Знаю, что это не по твоему ведомству. Но раз уж ты позвонил, да и взаимозаменяемость, как говорится, должна иметь место. У одного из этих черножопых, родственника президента, кругленькая сумма долларов. Когда еще дружественная республика заплатит за ремонт самолета? Да и заплатит ли? Как ты смотришь на то, чтобы эти доллары поступили в казну государства? Так сказать, экспроприация экспроприаторов…
— Будет сделано.
Заведующий отделом с удовольствием представил себе, как Первый отреагирует на его инициативу. Ох, и любит он такие штучки! Не так уж плохо завершается день. Вот только пасьянс…
— Да, кстати, подполковник, ты часом не знаешь, кто из ваших послезавтра будет в семнадцатом ряду?
— Нет. Но два свободных места там будут — первое и второе.
— Каким образом?
— Это места абонемента, который футболисты подарили известному вам ортопеду-травматологу. А он на матч не пойдет.
— Что, взяли вы все-таки этого жида?
— К сожалению, нет. Прозевали в более благоприятные времена. Очень он известен за рубежом. Просто послезавтра у него научное общество. А работу он предпочитает футболу.
— Это похвально, подполковник. Тебе с меня причитается.
Теплые сумерки приглушили дневную озабоченность кабинета. Молодой месяц поплыл по все еще светлому небу. Угомонились телефоны. Знать бы заранее, как Первый отреагирует на сообщение о дочке своего дружка! А зачем? Лучше не ввязываться. Того и гляди дружок станет Первым. Долго ли тогда загреметь с высоты? Нет, каждый должен заниматься своим делом. Первый с кагалом пусть идет на стадион, ортопед-травматолог — на научное общество, а о делах сомнительных пусть докладывают органы. Так оно лучше. Тогда все и сходится. Как в пасьянсе.
1979
Рассказы
Рассказ об оружии
Стыдно признаться: с ясельного возраста люблю оружие. Из маминой зарплаты даже на одежду гроши с трудом выкраивались, а уж о покупке игрушек и речи быть не могло. Мне приходилось производить их самостоятельно. Уже в десять лет у меня был отличный пистолет. Из куска доски я выпилил ложе с рукояткой. На него прикрепил кусок металлической трубки, в которую сзади входил деревянный цилиндр, заканчивающийся призмой. Этот ударный механизм оттягивал резиновую ленту. В призме был выступ, который с оттянутой резиной становился на боевой взвод. Спереди ствол заряжался небольшой стрелой или в худшем случае шариком из жеваной бумаги. И, поверьте мне, это было грозное оружие. Большим пальцем боёк сталкивался с зазубрины. Натянутая резина с силой толкала его в металлическую трубку. И даже плотный бумажный шарик мог причинить боль.
Не помню, сколько времени я был вооружён этим пистолетом. Дело в том, что он был у меня не в одном экземпляре. Моё оружейное производство продолжалось и совершенствовалось. К примитивной дощатой рукоятке я добавлял красивые накладки с двух сторон. Пистолет, оставаясь игрушкой, становился всё более похожим на настоящее оружие. Но точно помню, что в седьмом классе, когда мы стали посещать погранотряд, пограничники обучали нас стрельбе из револьвера «наган», из малокалиберной, а потом и боевой винтовки, моя оружейная мастерская уже давно не функционировала.
В шестнадцать лет и один месяц я уже был вооружён карабином и четырьмя гранатами РГД. А после первого боя у меня появился трофей — пистолет «Вальтер». Не помню, куда я дел карабин, вооружившись вторым трофеем — немецким автоматом. Но очень отчётливо помню душевную боль, наслоившуюся на боль в раненой ноге, когда, выбираясь из окружения, вечером в дождь вынужден был выбросить в Днепр всё оружие — и автомат, и «Вальтер», и две гранаты Ф-1, — чтобы не утонуть, переплывая на левый берег.
В госпитале оружия у меня не было. Во-первых, в госпитале оно не положено по штату. Во-вторых, я уже понимал, где и когда необходимо быть вооруженным.
В семнадцать лет в разведке отдельного дивизиона бронепоездов у меня был положенный мне по штату автомат ППШ, трофейный парабеллум и очень дорогой и красивый кинжал, который подарили мне в Грузии, когда я выздоравливал после ранения. Кинжал — это тема отдельного рассказа. Парабеллум мне очень понравился. Так понравился, что в девятнадцать лет, снова попав на фронт после госпиталя и танкового училища, я снова немедленно вооружился именно этим пистолетом вместо положенного мне «ТТ» или револьвера наган.
Парабеллум пистолет восьмизарядный. Но у меня он был девятизарядным. В патроннике всегда был девятый патрон, а пистолет был на предохранителе. В течение восьми месяцев службы в отдельной гвардейской танковой бригаде парабеллум ни разу не принимал участия в боевых действиях. Когда мы выходили из боёв, я развлекался стрельбой по консервным банкам и другим целям. Только один раз разрядил пистолет, стреляя в живую цель.
