Стефан Каста - Лето Мари-Лу
В трубке снова молчание. Затем Мари-Лу говорит:
— Ну что ж, я приеду, Адам. Я обязательно приеду!
* * *Я стою перед домом и не понимаю, как здесь оказался. Не хватает получаса моей жизни. Я проехал семь километров и даже не заметил. Мысленно я был где-то в другом месте. Хорошо, что меня не сбили, хотя мне должен был встретиться автобус.
Вечером я желаю спокойной ночи Сив и Рут и все еще чувствую себя счастливым. На заднем сидении пусто. Четвертый день подряд без яиц. Я сообщаю курам, что у нас скоро будет гостья и им нужно взять себя в руки.
«Ко-ко-ко», — отвечают Сив и Рут и озабоченно качают головами.
* * *Я прохожусь по гостиной пару раз щеткой для мусора и нахожу двух мертвых шмелей под окном. Выбрасываю их вместе с грязью из совка за открытую дверь. Размышляю, стоит ли вытрясти половик из кухни, но решаю, что это не нужно. Ведь здесь жил только я.
Иду во двор, отламываю несколько веточек цветущего жасмина и ставлю их в керамическую вазочку на подоконник в комнате Бритт. Достаю старый фарфоровый горшочек, который Бритт купила на аукционе.
«Температура +27 °C, солнечно, ветер слабый, южный», — пишу я в дневнике.
Я не могу заснуть. В верхушках елей шумит ветер, и я думаю, что озеро должно снова разбушеваться. Из-под одеяла доносится стук. Это гудит мое сердце, словно мотор лодки.
Тихо, тихо, сердечко.
Скоро приедет Мари-Лу. Будет здорово.
Глава 2
— Ты правда не хочешь чаю?
— Правда.
Мари-Лу сидит на мостках и смотрит на озеро. Отвечая, она не поворачивает головы. Вечернее солнце ласкает ей щеки и играет в темно-каштановых волосах, образуя светлый нимб над головой. Я подхожу и усаживаюсь рядом, скрестив ноги. Осторожно дую на горячий чай.
— Как же красиво, — говорит она.
— Я рад, что ты приехала.
Наконец она оборачивается и секунду смотрит на меня. Я встречаю ее пустой взгляд и снова чувствую, как сжалось мое сердце. «Господи, — думаю я. — Господи, что же ты сделал с Мари-Лу?» Она отворачивается.
Мы сидим и молчим. Вечер говорит сам за себя. Бессвязно бормочут волны, быстрая лодка с пластмассовым корпусом огибает мыс и разрывает гладь блестящей воды, направляясь к кемпингу в Норрэнгене, и хотя лодка довольно далеко, нам слышно все, что говорят ее пассажиры, так же отчетливо, словно они рядом. Каждое их слово долетает до наших ушей.
Когда лодка уплывает, мы слышим, как на птичьем дворе жалуются на что-то Сив и Рут.
— Здорово, что у тебя есть куры, — говорит Мари-Лу.
Я киваю:
— Только они не несутся.
— Может, они линяют?
— Как это?
— Меняют оперение. Через несколько недель у них вырастут новые перья.
Я задумываюсь. Сив и Рут действительно имеют нездоровый вид.
— Хочешь посмотреть? — спрашиваю я и протягиваю Мари-Лу альбом для эскизов.
Я хочу, чтобы она увидела, как я теперь рисую. Чему научился за эти три года.
Она кивает, берет альбом и быстро листает.
— Хорошо, — говорит она и возвращает мне альбом.
— А как твое пение?
Мари-Лу сидит и молчит, Похоже, она не собирается отвечать на мой вопрос. Я пытаюсь сгладить неловкую ситуацию:
— Я просто вспомнил нашу встречу в Сёдере. Ты собиралась петь в церкви Святой Софии.
— Ну да.
— Ты хочешь стать певицей?
Мари-Лу отвечает не сразу. Спустя некоторое время она начинает говорить таким жестким тоном, что у меня по коже бегут мурашки:
— Кем, по-твоему, я стану, Адам? Разве ты не видишь? Проклятым инвалидом, вот кем!
Она разворачивает коляску и быстро едет к дому. Останавливается у лестницы и пронзительно кричит:
— Да помоги же мне, черт побери!
Мари-Лу закрывается в комнате Бритт, а я в одиночестве сижу за столом у окна. Что-то рассеянно черчу в альбоме. Рука сама водит карандашом. Потом встаю и иду на мостки чистить зубы. Вернувшись в дом, подхожу к двери комнаты Бритт и спрашиваю Мари-Лу, нужно ли ей помочь. Она не отвечает. Наверное, заснула.
— Я ложусь спать, Мари-Лу. Если ты что-нибудь захочешь, только крикни.
Записываю в дневнике: «Температура +22 °C, солнечно, слабый южный ветер. Приехала Мари-Лу».
Я забираюсь на кровать, пытаюсь немного почитать, но не могу сосредоточиться. Тушу свет и долго лежу без сна.
Ранним утром я просыпаюсь, ставлю воду на плиту, стараюсь двигаться тихо, выхожу на цыпочках из дома и «поливаю» цветы иван-чая. Будет прекрасный день. Лето вступает в свои права. Чья-то яхта, переночевав в нашей бухте, держит курс прочь от берега. Паруса трепещут на ветру, а на палубе сидят два малыша и машут мне руками. Спасательные жилеты скрывают их по уши, и мне видны лишь их светлые взъерошенные волосы. Я машу им в ответ и неторопливо иду на птичий двор. На земле и правда полно перьев, видимо, Мари-Лу права — Сив и Рут действительно меняют оперение.
Когда я возвращаюсь в дом, вода уже кипит. Я выключаю конфорку, бросаю в кастрюлю пакетик чая, нарезаю хлеб, накрываю на стол и приношу из кладовки плавленый сыр. Из комнаты Мари-Лу доносятся звуки. Дверь распахивается, и появляется она сама. Крутит руками колеса коляски, морщится, переехав через порог, и въезжает в кухню.
— Я обязательно его уберу, — говорю я.
— У вас что, все еще нет в доме туалета?
Я качаю головой.
— Только кабинка на улице.
Это красный сарайчик, расположенный на холме у края леса недалеко от дома. К нему ведет частично выложенная камнем дорожка. Сквозь щели в двери туалета видна вся бухта.
— И как, по-твоему, я туда доберусь?
Я понимаю, что у нас проблема. Я совсем не позаботился о таких вещах. Добраться до кабинки на инвалидной коляске вряд ли возможно. Даже если я ее повезу. Тут я вспоминаю: когда я был маленьким, папа, бывало, катал меня в тачке. Я веселился вовсю.
— Подожди-ка, сейчас увидишь!
Я иду во двор и нахожу тачку за сараем. Осматриваю дно. Оно не очень чистое. Открываю сарай, нахожу там два целлофановых пакета и выстилаю ими дно тачки. На крючке висит бело-голубая фуражка с козырьком, папе подарили ее на тридцатилетие. Я надеваю фуражку. Толкая перед собой тачку, бегу трусцой по газону, элегантно торможу у двери, захожу в дом и отдаю честь.
— «Такси Адама» к вашим услугам.
Кажется, Мари-Лу это не забавляет. Она встает и протягивает ко мне руки. Я поднимаю ее и осторожно выношу на крыльцо. Мари-Лу гораздо легче, чем я ожидал, она словно манекен. Медленно опускаю ее в тачку, так чтобы ноги свисали через край.
— А теперь — в «дерьмовый домик»! — говорю я и покрепче хватаюсь за деревянные ручки.
Тачку довольно сильно трясет, а последний отрезок пути я с трудом удерживаю ее. Толстые резиновые колеса отскакивают от камней как мячики.
— Прошу вас, — говорю я и опускаю тачку перед красным сарайчиком. Открываю двери настежь.
— Прекрати, — говорит Мари-Лу и протягивает ко мне руки.
Я пытаюсь поднять ее точно так же, но, видимо, подхватываю ее недостаточно высоко. Лицо Мари-Лу оказывается на уровне моего лица, ее щека на секунду касается моей щеки, а тело безвольно повисает. Я ставлю ее рядом с тачкой, немного приседаю, обхватываю за ноги, снова поднимаю и заношу ее внутрь.
— Я подожду тебя там, — говорю я и киваю в сторону озера.
Мари-Лу даже бровью не поводит. Закрыв за ней дверь, я иду и сажусь у воды. Ждать приходится почти целую вечность. Наконец мне становится интересно, не заснула ли она там? Только я поднимаюсь, чтобы пойти и проверить, как слышу ее крик:
— Здесь целый рой шмелей! — кричит Мари-Лу и распахивает дверь. Несколько насекомых вырываются на волю и, жужжа, улетают в сторону леса.
— Наверное, живут здесь неподалеку, — говорю я.
— Забери меня отсюда! — кричит Мари-Лу и протягивает руки. Я подхожу, поднимаю ее (кажется, я начинаю понимать, как именно это делается) и несу назад в тачку.
Тачка снова подскакивает на камнях. Я заношу Мари-Лу в дом, теряю бдительность и чуть не ударяю ее головой о низкий дверной проем в кухне, в последний момент спохватываюсь, усаживаю ее в коляску. Чувствую себя довольным, считаю, что прекрасно справился.
— Будем завтракать?
Мари-Лу кивает. Я наливаю чай, но она смотрит на чашку с отвращением. Я забыл вынуть чайный пакетик, и жидкость стала темно-коричневой и вязкой.
— Я еще раз заварю, — говорю я, выливая чай в мойку. — А пока возьми бутерброд.
— А кофе нет?
— Ты любишь кофе?
Мари-Лу кивает.
Я ищу в шкафчике, качаю головой:
— Я куплю.
— А масла у тебя тоже нет?
Я снова качаю головой:
— Не думал, что оно нужно, если есть плавленый сыр. Новый чай удался, и я наливаю его в чашку. Сам беру бутерброд с плавленым сыром. Мари-Лу едва подносит чашку к губам.
— Ты должна что-нибудь съесть. Хочешь, принесу консервированных персиков? Это вкусно.
