Лорен Вайсбергер - У каждого своя цена
Озадаченный Аарон смущенно вытер мокрый (сказано сильно, но, клянусь, абсолютно точно) лоб, на котором прорезались глубокие морщины, и спокойно произнес:
— В этом нет необходимости. Пришел мой черед смущаться:
— Спасибо, Аарон, но я все равно уйду.
— Я имею в виду, нет необходимости отрабатывать две недели. Нам не составит труда найти тебе замену, Бетт. Вокруг полно квалифицированных специалистов, желающих у нас работать, если ты в состоянии такое представить. Пожалуйста, обсуди детали увольнения в отделе кадров и собери свои вещи к концу дня. Удачи, чем бы ты ни занялась. — Аарон натянуто улыбнулся и ушел. Впервые за пять лет, которые я с ним проработала, его походка была уверенной.
В моей голове образовался вихрь мыслей, слишком разных, чтобы успевать их додумывать. У Аарона есть яйца — кто бы мог подумать! Я только что бросила работу. Ушла, ничего не придумав и не планируя. Надо сказать Пенелопе. Пенелопа помолвлена. Как я дотащу до дома все свое барахло? Мне еще можно воспользоваться автомобилем компании? Стану ли я приходить в центр города только из-за кебабов? А не разложить ли праздничный костер на полу гостиной, чтобы торжественно сжечь мои деловые костюмы? Миллингтон будет безмерно счастлива гулять в середине дня. Середина дня. Смогу смотреть «Справедливую цену»40, когда захочу. Почему я не подумала об этом раньше?
Я посидела, уставившись в монитор, пока тяжесть случившегося немного не улеглась, и пошла в дамскую комнату, чтобы без помех залезть разок-другой на стенку в относительном уединении кабинки офисного туалета. Было неимоверно легко, и было офигеть как глупо, и очень скоро первое стало походить на второе. Несколько раз глубоко вздохнув, я попыталась спокойно и небрежно произнести новый девиз, но слово «наплевать» прозвучало подавленным рыданием, когда я спохватилась, что натворила.
4
— Господи, Бетт, можно подумать, ты кому-то навредила. Бросила работу? Поздравляю! Добро пожаловать в чудесный мир взрослой безответственности. Жизнь не всегда идет по плану. — Мы ждали Уилла, и Саймон всячески старался меня утешить, не догадываясь, что вообще-то я совершенно спокойна.
В прошлый раз, ощутив прилив подобного буддистского спокойствия, я решила, что это аукнулась жизнь в коммуне хиппи.
— С моей стороны это была глупая выходка при полном отсутствии идей, чем заниматься дальше.
Хотя я знала, что должна переживать, последняя неделя прошла просто замечательно. Я собиралась всем рассказать об увольнении, но у телефона меня охватили усталость, лень и инерция одновременно. Не то чтобы я боялась признаться, что ушла с работы, — всего-то набрать номер и объявить, — но усилие для объяснения причин (никаких) и обсуждение плана моей хитроумной игры (несуществующего) оказывалось непомерным всякий раз, стоило взяться за трубку. Поэтому вместо объяснений, находясь, по моему глубокому убеждению, в состоянии психологического стресса/отказа воспринимать реальность/отрицания своей вины, я спала до часу дня, проводила оставшиеся дневные часы, пялясь в телевизор или гуляя с Миллингтон, покупала ненужную дребедень и сознательно приняла решение снова начать курить, чтобы было, чем заняться после окончания очередной серии «Конана». Возможно, звучит угнетающе, но это был лучший месяц за несколько лет. Я могла так жить неопределенно долгое время, не позвони Уилл мне на работу и не нарвись на заменившую меня девицу.
Интересно, что я похудела на десять фунтов без всяких усилий. Не занималась гимнастикой, передвигаясь лишь для сбора пропитания, но чувствовала себя отлично, во всяком случае, лучше, чем, работая двадцать четыре часа в сутки. В университете я была тощей, но успешно обросла жирком, едва начав трудиться, не имея времени на гимнастику и отчаянно толстея вследствие отвратительного ежедневного рациона: кебабы, пончики, сладкие батончики из автоматов и кофе с неимоверным количеством сахара. Родители и друзья дипломатично не замечали моей полноты, но я знала, что выгляжу ужасно.
Ежегодно с первого января я начинала новую жизнь, включавшую обязательное посещение спортзала. Это обычно длилось дня четыре, затем я переставала слышать будильник и спала утром лишний час. Только Уилл неизменно напоминал мне, что я скверно выгляжу. «Дорогая, разве ты не помнишь, как скауты останавливали тебя на улице, предлагая пойти в модели? Этого уже не происходит, не так ли?»
Или: «Бетт, малышка, твой образ естественной девушки со свежим лицом без макияжа казался удачным несколько лет назад. Почему бы тебе не потратить немного времени на возвращение к нему?» Слушая Уилла, я понимала, что дядя прав: когда пуговица на единственных в моем гардеробе «севенс» глубоко врезается в жировые складки на животе (ее даже приходится отыскивать), трудно отрицать, что набрала лишние кило.
То, что безработица сделала меня стройнее, говорило само за себя. Кожа стала чище, глаза блестели ярче, и впервые за пять лет жирок с ягодиц и бедер пропал, как прошлогодний снег, задержавшись, однако, на груди, — несомненно, знак свыше, означавший, что я рождена не для рутинной работы. Однако наслаждаться ленью и расслабленностью стыдно, и я старательно демонстрировала окружающим пристойную комбинацию печали, сожаления и подавленности. Саймон на это купился.
— Думаю, коктейль — то, что тебе сейчас нужно. Чем тебя угостить, Бетт?
Да, не знал Саймон, что я привыкла выпивать в одиночестве. Не в той отчаянной, безнадежной манере типа «я должна пить, чтобы пережить происходящее, и если мне не с кем выпить, значит, так тому и быть», но под свободолюбивым лозунгом типа «я уже взрослая, и если мне хочется выпить бокал вина, глоток шампанского или четыре порции водки, кто, черт побери, мне запретит?». Я притворилась, что обдумываю предложение Саймона, и выдала:
— Может, мартини?
В эту минуту влетел дядя Уилл и, как всегда, зарядил энергией атмосферу в комнате — это происходило внезапно и сразу.
— Апофигей! — объявил он, украв словечко у репортеров Би-би-си, хотя просмотр их репортажей горячо отрицал. — Саймон, сделай нашей больше-не-банкирше экстра сухой мартини с водкой и тремя оливками. Дорогая! Я горжусь тобой!
— Правда? — Оставленное мне ранее в тот день сообщение, где Уилл велел явиться к нему в гости на маленькую попойку, не особенно воодушевляло.
«Бетт, дорогая, твоя маленькая игра закончена. Я невольно призадумался, а что ты делаешь теперь. Надеюсь, расцветаешь. Возможно, нашла любовника. Жду тебя сегодня ровно в шесть без опоздания. Нам не терпится услышать пикантные подробности. Вечером ты идешь с нами на маленький праздничный ужин.
— Ну конечно! Наконец-то ты оставила свой ужасный банк. Ты обаятельное, занимательное, чудесное создание, совершенно подмятое прессом кошмарной — бывшей! — работы. — Дядя приобнял меня огромной ручищей (отличный маникюр) и воскликнул: — Что я вижу? Талия? Боже мой, Саймон, к девочке возвращается ее фигура. Господи, за последние недели ты словно откачала жир в нужных местах. С возвращением, деточка! — Дядя поднял бокал мартини (Саймон наполнил три бокала, так как известному неточной рукой Уиллу запрещалось смешивать коктейли), одновременно сняв черную шерстяную шляпу, которую носил еще до моего рождения.
Саймон улыбнулся и, приподняв бокал, легонько прикоснулся к нашим, чтобы не пролить ни капли драгоценной жидкости. Я была не столь аккуратна и слегка закапала джинсы крепчайшим коктейлем. Будь я одна, слизала бы с денима все до капли. Кхе-кхе.
— Так, это была официальная часть, — не унимался Уилл. — Что же дальше? Начнешь кропать статьи для журналов? В рубрику о моде, может быть? Я слышал, «Вог» набирает сотрудников.
— Продолжай, — вздохнула я, обижаясь на попытку заставить меня думать о работе. — «Вог»? Ты решил, что я с моими знаниями или опытом гожусь для работы на тамошнего главного редактора, как бишь ее?
— Анна Уинтур, — вмешался Саймон. — Ответ на твой вопрос — двойное «нет».
— Нет? Тогда, может, «Базар»? — спросил Уилл.
— Уилл… — Я посмотрела на свои стоптанные безобразные туфли без каблука и снова на дядю.
Я рассталась с сандалиями «Биркенстокс»41 и дредами, но после университета не заглядывала за горизонт мира «Энн Тейлор»42, по крайней мере, в том, что касается гардероба.
— Не унывай, дорогая, найдется что-нибудь. Помни, ты всегда сможешь работать на меня. Если действительно отчаешься, конечно.
Еще когда я училась в школе, Уилл деликатно заговаривал о таком варианте, как бы невзначай подбрасывая идею работать вместе или намекая, что у меня врожденный талант референта и писателя. Родители бережно хранили мои сочинения и посылали копии Уиллу. Когда на втором курсе я выбрала английский язык как специальность, дядя прислал мне огромную цветочную композицию с надписью на вложенной карточке: «Будущему автору колонки». Уилл часто повторял, что очень хочет ввести меня в курс дела, мол, на этом поприще из меня что-то получится.
