Юсеф эс-Сибаи - Мы не сеем колючек
Да и не нужно ей от них ничего! Лишь бы оставляли ее в покое хоть на часок в день: она бы сбегала на старый двор, увиделась с Зейнаб, поиграла с девчонками. А то живет словно в заключении. Только и видит уборку да стирку, а в лучшем случае — хозяйских гостей, которые болтают о делах, совсем неизвестных Сейиде.
Тем временем Али вытащил первую порцию готовых пончиков. Когда же ей удастся отведать хоть один?! Похоже, что никогда, — на хозяйку нечего рассчитывать, та уж не раздобрится.
Госпожа Бараи не баловала девочку разнообразием еды — похлебка на завтрак, похлебка на обед и похлебка на ужин. Ела она из почерневшей миски, о первоначальном виде которой можно было только гадать по остаткам эмали. Обшарпанная посудина накрывалась черствой лепешкой, которую сама Сейида покупала на базаре за полцены. Иногда в похлебке попадались вареные жилы или ошметки мяса, принесенные из лавки Хазина в качестве бесплатного приложения к настоящим покупкам. Мясник сгребал жалкие кусочки, оставшиеся после разделки туш, добавлял несколько белых жил, небрежно заворачивал в бумагу и протягивал Сейиде: «Возьми для кошки». Словом, пироги или какое-нибудь другое лакомство, которым Сейида время от времени баловалась дома: рыба, головизна, суджук, — были теперь не про нее. А о плове она и думать забыла.
Девочка оторвалась от созерцания румяных пончиков. Пора бежать за бобами к Мансуру. За опоздание хозяйка отлупит, да так здорово, словно родилась мужчиной. Казалось бы, Сейида достаточно натерпелась от мачехи. Но расправы Даляль не шли ни в какое сравнение с жестокостью новой хозяйки.
В лавке Мансура сияла медь — котлы, подносы, миски. Гудели примусы. Клубы пара и дразнящие запахи разжигали аппетит. Хозяин метался среди котлов, орудовал шумовкой, наполнял посудины, протянутые покупателями, получал пиастры и бросал их на тарелку. Неподалеку от прилавка в большой медной кастрюле кипело масло и жарилась таамия[8]. Рядом стоял медный поднос с готовыми лепешками, посыпанными бидонисом[9]. Пряный запах этого простонародного яства щекотал ноздри.
— На пиастр бобов, дядя Мансур! — крикнула Сейида, протискиваясь сквозь толпу ребятишек — обычных ранних покупателей, и метнула миску на прилавок.
— Куда торопишься? Не на пожар.
Взгляд девочки не мог оторваться от таамии. Эх; будь у нее два миллима, она смогла бы съесть парочку этих соблазнительных лепешек! А если тихонько протянуть руку и взять одну лепешку? Никто и не заметит: Мансур раскладывает бобы, его сын следит за огнем, ребята спешат поскорее заплатить, получить свои миски и бежать обратно. Это же так просто — схватить лепешку и спрятать. Ну, смелее! А если кто и увидит, что тебе сделают? Побьют? Не привыкать. А вдруг позовут полицейского, тот потащит ее в участок, и один Аллах ведает, чем это кончится. Нет уж, лучше поостеречься.
Девочка вновь протянула миску.
— Сколько можно ждать, дядя Мансур?
— Потерпи, торопыга!
Аромат таамии продолжал дразнить аппетит. Пальцы невольно потянулись к подносу. Вот она уже дотронулась до лепешечек. Схватить одну? Если Мансур заметит, то, наверное, лишь прикрикнет: «Убери грязные руки!» Желание становилось непреодолимым. Не было сил отдернуть руку от подноса, и вот уже лепешка в ладони — теперь скорее уйти! Сейида вновь позвала хозяина:
— Я больше не смогу ждать, дядя Мансур!
Наконец лавочник взял ее миску, получил свой пиастр, положил бобов, и девочка стремглав кинулась прочь. Теперь она могла спокойно насладиться своей добычей. А может быть, протянуть удовольствие и отложить до завтрака? Таамия скрасит надоевшую похлебку. Только что сказать Умм Аббас, если она увидит? Да нет, вряд ли это случится — ведь Сейида всегда ест отдельно, на кухне…
В сомнениях и раздумьях Сейида подошла к дому и поднялась по лестнице. Хозяйка встретила ее, кипя от гнева:
— Где это ты пропадала?
— У Мансура.
— А почему так долго?
— Народу было много.
Хозяйка взяла миску, заглянула в нее и подозрительно спросила:
— Сколько здесь?
— На пиастр.
— Ты всегда приносила больше.
— Аллах свидетель, я заплатила, как обычно.
Хозяйка поставила миску на стол, ухватила Сейиду за руку и в сердцах дернула.
— Скоро будешь полпорции носить!
От сильного толчка в спину Сейида не удержалась на ногах, растянулась, и лепешка таамии упала на пол. Увидев это, госпожа Бараи чуть не задохнулась от злости:
— Ты купила себе таамию на мои деньги?!
— Клянусь, я не взяла ни миллима!
— Ах ты, лживая тварь! Откуда же тогда таамия?!
— Дядя Мансур дал просто так, — едва нашлась бедняжка.
Хозяйка дошла до вершины своего праведного гнева. Мало того, что эта мерзавка ее обманывает, она еще и упорствует. Жесткие пальцы вцепились Сейиде в волосы.
— С каких это пор Мансур раздает свой товар? Уж не хочешь ли ты сказать, будто он влюбился в тебя?
Тяжелый кулак обрушился на голову девочки. Сейида завопила от боли. Шум разбудил Аббаса.
— Мать, что тут происходит?
— Не гневи Аллаха, старая! — крикнул Бараи из ванной.
— Она на наши деньги купила себе таамии! Воровка! А мы-то ее приютили и пригрели!
— Ты и вправду облапошила мать? — оживился Аббас.
— Клянусь всеми святыми — нет!
— Откуда же у тебя таамия?! — опять заорала хозяйка. — Может, с неба свалилась?
Девочка лихорадочно искала, что бы такое придумать поубедительнее. Ведь надо же как-то выкручиваться.
— Понимаете… Я…
Однако ничего нового в голову не приходило, и Сейида ухватилась за прежнюю выдумку:
— Дядя Мансур сам мне дал!
— Как премию за шикарную покупку?
Слезы девочки, тщетные попытки вырваться из цепких рук хозяйки только накаляли страсти. Теперь и Аббас угрожающе занес руку.
— Перестань врать, сознавайся!
— Клянусь Аллахом, господин!
— Да покарает тебя Всевышний, клятвопреступница! — завопила хозяйка и, взбешенная упорством Сейиды, вновь обрушилась с кулаками на ее голову.
Но Сейида стояла на своем. Аббас решил серьезно заняться расследованием.
— А ну, пошли!
— Куда? — спросила мать.
— Отведу ее к Мансуру.
Вот ты и попалась, Сейида! Теперь не выкрутиться. Стоит этому балбесу расспросить лавочника, и неизбежно откроется, что ты не просто обманщица и ловкачка, утаивающая от хозяев кое-какую мелочь, а самая обыкновенная воровка. Тут уже не обойтись без полиции. Отведут в участок, а оттуда — прямая дорога в тюрьму. Слух о твоем преступлении немедленно разнесется не только по соседним дворам, но и по всему кварталу.
Аббас тянул девочку за собой, но мать не хотела так просто расставаться со своей жертвой.
— Постой, сынок! Нечего тратить время на такие пустяки. Я ее сама проучу! Глаза выцарапаю, а на путь истинный наставлю!
Однако Аббас, ничего не слушая, уже тащил Сейиду по лестнице. Она упиралась, плакала и наконец, отчаявшись вырваться, взмолилась:
— Не надо идти к дяде Мансуру!
— Значит, Мансур не давал тебе таамии?
— Да, это я придумала.
— Мать не проведешь! Сколько ты у нее зажала?
— Ничего. Я стащила таамию…
— Стащила?! Как же это ты ухитрилась?
— Очень просто, лавочник занимался с покупателями, я выбрала подходящий момент и…
Гнев Аббаса мгновенно улетучился, на губах расцвела одобрительная улыбка.
— Ах, плутовка, ах, чертенок! Спереть на глазах у хозяина! — повторял он с нескрываемым восхищением. — Ну, пошли обратно… Чего же ты сразу не созналась?
— Как я могу сознаться твоей матери?
— Скажи, стащила и все.
— Тут уж она меня живой не выпустит!
— Почему? Ты же не у нее украла.
— Все равно украла.
— Матери на это наплевать, главное, что не у нее. А до остальных ей дела нет.
— Ты думаешь, не тронет?
— Ручаюсь.
— Да, но она узнает, что я воровка.
— Тоже мне, важное дело!
— Важное — попробуй тогда докажи ей, что я не таскала все в доме.
Аббас даже покрутил головой — ну и мозги у этой девчонки.
— Значит, ты не хочешь признаться матери?
— Конечно, нет.
— Тогда пойдем отсюда.
Они вышли на улицу.
— Погуляем, сделаем вид, будто были в лавке, а когда вернемся, я скажу, что таамия досталась тебе даром.
— Правда? — обрадовалась Сейида.
— А разве не так? Далее врать не придется.
Они повернули на улицу эс-Садд. Тут Аббас остановился в раздумье — как скоротать время? На глаза ему попалась тележка с бананами. Продавец раскладывал пакеты и время от времени выкрикивал: «Всего два пиастра за окко[10]. Даром отдаю!.. Дешевле на всем свете не сыщешь! Налетай, расхватывай!»
Призывы торговца начинали привлекать прохожих. Связки плодов заманчиво желтели на тележке. Аббас потянул девочку за руку.
